ISSN 2409-630X (Print), научный журнал ISSN 2618-916X...

93Russian jouRnal of Economic HistoRy Vol. 16, no. 2. 2020

Экономическая история

Издается с июня 2005 года Выходит 4 раза в год

научный журнал

Том Vol.

Подписной индекс в каталоге «ПРЕССА РОССИИ» – 43075

Учредители / Издатели:Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва»,430005, Россия, Республика Мордовия, г. Саранск, ул. Большевистская, 68;ООО «ИнСтИтут» (Издательский центр Историко-социологического института Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарёва) 430905, Россия, Республика Мордовия, г. Саранск, ул. Бахтина, 19

Адрес редакции: 430005, г. Саранск, ул. Большевистская, 68, оф. 411, Историко-социологический институт Тел.: (8342) 24-25-90; 27-07-11Факс: (8342) 24-25-90e-mail: [email protected]

Экспертный совет:Научный совет РАН по экономической истории;Научно-образовательный центр «Экономическая история Центральной России и Среднего Поволжья» Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарёва;Центр экономической истории Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

© ФГБОУ ВО «МГУ им. Н. П. Огарёва», 2020© Издательский центр ИнСтИтут, 2020

http://jeh.isi.mrsu.ru/

Scholarly journal

Founders / Publishers:Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education «National Research Ogarev Mordovia State University»68, Bolshevistskaya St., 430005, Saransk, Republic of Mordovia, Russia;

LLC «InStItute» (Publishing Center of History and Sociology Institute of National Research Ogarev Mordovia State University)19, Bakhtin St., 430905, Saransk, Republic of Mordovia, Russia

Expert board:Scientific Council of RAS on economic history;Research and Educational Center«The economic history of Central Russiaand the Middle Volga region» of National Research Ogarev Mordovia State University; Center of Economic History of Lomonosov Moscow State University

Subscription index in catalog of agency «RuSSian PReSS» – 43075

Published since June 2005Publication frequency: quarterly

editorial office:68, Of. 411, Bolshevistskaya St., 430005, Saransk, Republic of Mordovia, RussiaHistory and Sociology InstituteTelephone: (8342) 24-25-90; 27-07-11Fax: +7 (8342) 24-25-90e-mail: [email protected]://jeh.isi.mrsu.ru/

16 № 2 / 2020

DOI: 10.15507/2409-630Х.049.016.202002

Сквозной номер выпуска – 49 Continuous issue – 49

Russian Journal of Economic History

ISSN 2409-630X (Print),ISSN 2618-916X (Online)

94 Экономическая история том 16, № 2. 2020

Точка зрения редакции может не совпадать с мнением авторов статей

При перепечатке ссылка на журнал «Экономическая история» обязательна

Журнал включен в базу НЭБ eLIBRARY.RU и проект РИНЦ (сублицензионный договор

№ 143-07 / 2010 от 19.07.2010 г.);в базу данных Ulrich’s Periodicals Directory

американского издательства Bowker

Материалы журнала размещены по адресу: http://elibrary.ru/default.asp

Журнал «Экономическая история» входит в Перечень российских рецензируемых

научных журналов, в которых должны быть опубликованы основные результаты

диссертаций на соискание ученой степени кандидата и доктора наук

Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информаци-онных технологий и массовых коммуникаций.

Свидетельство ПИ № ФС77-48742 от 28 февраля 2012 г.

Компьютерная верстка и художественное оформление

Г. Н. ДавыдовойРедактор Е. В. СавойскаяПеревод А. А. Сомкина

Адрес типографииТипография Издательства

Мордовского университета430005, Мордовия, г. Саранск,

ул. Советская, 24

Территория распространения – Российская Федерация, зарубежные страны

Подписано в печать 20.08.2020. Дата выхода в свет 20.08.2020.

Формат 70 × 108 1/16. Усл. печ. л. 11,2

Тираж 300 экз. (1-й завод – 150 экз.) Заказ № 1028

Цена свободная

The journal «Russian Journal of Economic History» is listed in the catalogue

of peer-reviewed academic journals and publications for publishing of principal scientific findings

of dissertations

The journal is indexed and archived by: Russian Index of Scientific Citations (sublicense

contract № 143-07/2010 19.07.2010)Ulrich’s Periodical directory database of the

American Publishing House «Bowker»

The materials of the journals are available at: http://elibrary.ru/default.asp

The journal is registered by the Federal Service for supervision of communications, information

technology, and mass media (certificate of registration PI № FS77-48743

of February 28, 2012)

Before reprinting the reference to the journal «Russian Journal of Economic

History» is obligatory

The opinion of editorial staff may not coincide with the publishing author

Desktop publishing and graphic design by

G. N. DavydovaEditor E. V. Savojskaja

Translation А. А. Somkin

Distributed in Russian Federation and foreign countries

Signed to print 20.08.2020.Date of publishing 20.08.2020.

Sheet size 70 × 108 1/16. Conventional printed sheets 11,2

Number of copies 300 (1 plant – 150) Order No. 1028

Free price

address printingOgarev Mordovia

State University Printshop24, Sovetskaya St., 430005, Saransk,

Republic of Mordovia, Russia


Редакционный советАрсентьев Николай Михайлович – главный редактор, член-корреспондент РАН, Национальный исследовательский Мордовский государственный уни-верситет им. Н. П. Огарёва, ORCID https://orcid/org/0000-0003-4565-1360, [email protected] (Саранск, Россия)

Бородкин Леонид Иосифович – главный редактор, член-корреспондент РАН, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, ORCID https://orcid/org/0000-0003-0422-1938, [email protected] (Москва, Россия)Батен Йорг – главный редактор, профессор, Тюбингенский Университет Эбер-харда-Карла, [email protected] (Тюбинген, Германия)

Марискин Олег Иванович – заместитель главного редактора, доктор истори-ческих наук, профессор, Национальный исследовательский Мордовский государ-ственный университет им. Н. П. Огарёва, ORCID https://orcid/org/0000-0003-1962-9725, [email protected] (Саранск, Россия)

Давыдова Галина Николаевна – ответственный секретарь, Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва, ORCID https://orcid/org/0000-0003-1716-9518, [email protected] (Саранск, Россия)Алексеев Вениамин Васильевич – академик РАН, директор Института истории и археологии УрО РАН, [email protected], [email protected] (Екатеринбург, Россия)Арсентьев Виктор Михайлович – доктор исторических наук, профессор, Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва, ORCID https://orcid/org/0000-0002-9828-7198, [email protected] (Саранск, Россия) Баржо Доминик – профессор, Университет Париж IV Сорбонна (Париж, Франция)Бибиков Михаил Вадимович – доктор исторических наук, Институт всеобщей истории РАН, [email protected] (Москва, Россия)

Вдовин Сергей Михайлович – кандидат экономических наук, профессор, рек-тор, Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва, ORCID: https://orcid/org/0000-0001-7363-1389, [email protected] (Саранск, Россия)Гришин Виктор Иванович – доктор экономических наук, ректор, Российский экономический университет им. Г. В. Плеханова, [email protected] (Москва, Россия)Гуансян Чжан – профессор Цзилиньского университета, [email protected] (Чанчунь, Китайская Народная Республика)Демчик Евгения Валентиновна – доктор исторических наук, декан исторического факультета Алтайского государственного университета, ORCID https://orcid.org/0000-0002-6218-447X, [email protected] (Барнаул, Россия)Запарий Владимир Васильевич – доктор исторических наук, Уральский фе-деральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина, ORCID https://orcid.org/0000-0002-3326-4796, [email protected] (Екатеринбург, Россия)


Карпов Сергей Павлович – академик РАН, президент исторического фа-культета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, [email protected], [email protected] (Москва, Россия)Керов Валерий Всеволодович – доктор исторических наук, Высшая школа эко-номики, [email protected] (Москва, Россия)Леонард Кэрол Скотт – профессор, Оксфордский университет, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Академия народно-го хозяйства и государственной службы, ORCID https://orcid/org/0000-0002-7383-9777, [email protected] (Великобритания; Москва, Россия) Лизунов Павел Владимирович – доктор исторических наук, Северодвинский филиал Поморского государственного университета им. М. В. Ломоносова, ORCID https://orcid/org/0000-0002-6658-8500, [email protected] (Северодвинск, Россия)Макушев Анатолий Афанасьевич – доктор исторических наук, начальник Департамента управления делами Пенсионного фонда Российской Федерации, [email protected] (Москва, Россия)Мау Владимир Александрович – доктор экономических наук, ректор Россий-ской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, [email protected] (Москва, Россия)Петров Юрий Александрович – доктор исторических наук, директор Института российской истории РАН, [email protected] (Москва, Россия)Поткина Ирина Викторовна – доктор исторических наук, Институт россий-ской истории РАН, ORCID https://orcid/org/0000-0003-0593-338X, [email protected] (Москва, Россия)Саломатина Софья Александровна – кандидат исторических наук, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, ORCID https://orcid/org//0000-0003-0748-6229, [email protected] (Москва, Россия)Сенявский Александр Спартакович – доктор исторических наук, Институт экономики РАН, [email protected] (Москва, Россия)Хьерппе Риитта – профессор, почетный президент Международной ассоциации экономической истории, [email protected] (Хельсинки, Финляндия)


editorial councilnikolay M. arsentyev – Correspondent Member, Russian Academy of Sciences, Doctor of History, Professor, National Research Ogarev Mordovia State University, the Honored Scientist of the Republic of Mordovia, Editor-in-Chief, ORCID https://orcid/org/0000-0003-4565-1360, [email protected] (Saransk, Russia)

Leonid i. Borodkin – Correspondent Member, Russian Academy of Sciences, Doctor of History, Professor, Head of the Department of Historical Informatics, Lomonosov Moscow State University, Editor-in-Chief, ORCID https://orcid/org/0000-0003-0422-1938, [email protected] (Moscow, Russia)

Jorg Baten – Professor, General Secretary, University of Tübingen, Editor-in-Chief, [email protected] (Tübingen, Germany)

Oleg i. Mariskin – Doctor of History, Professor, Department of Economic History and Information Technologies, National Research Ogarev Mordovia State University, Deputy Editor-in-Chief, ORCID https://orcid/org/0000-0003-1962-9725, [email protected] (Saransk, Russia)

Galina n. Davydova – Senior Lecturer, Department of Economic History and Information Technologies, National Research Ogarev Mordovia State University, Assistant Editor, ORCID https://orcid/org/0000-0003-1716-9518, [email protected] (Saransk, Russia)

Veniamin V. alekseev – Academician, Russian Academy of Sciences, Director, Institute of History and Archeology, the Ural branch of the Russian Academy of Sciences, [email protected], [email protected] (Ekaterinburg, Russia)

Viktor M. arsentyev – Doctor of History, Professor, National Research Ogarev Mordovia State University, ORCID https://orcid/org/0000-0002-9828-7198, [email protected] (Saransk, Russia)

Dominik Barjo – Professor, the University of Paris IV (Paris, France)

Mikhail V. Bibikov – Doctor of History, Institute of World History, Russian Academy of Sciences, [email protected] (Moscow, Russia)

Sergey M. Vdovin – Candidate of Economics, Rector, National Research Ogarev Mordovia State University, ORCID: https://orcid/org/0000-0001-7363-1389, [email protected] (Saransk, Russia)

Viktor i. Grishin – Doctor of Economics, Rector, Plekhanov Russian University of Economics, [email protected] (Moscow, Russia)

Chzhan Guansjan – Professor, Tsilin University, [email protected] (Changchun, China)

evgenya V. Demchik – Doctor of History, Dean, Faculty of History, Altai State University, ORCID https://orcid.org/, [email protected] (Barnaul, Russia)

Vladimir V. Zapariy – Doctor of History, Ural Federal University named after the First President of Russia B. N. Yeltsin, ORCID https://orcid.org/0000-0002-3326-4796, [email protected] (Ekaterinburg, Russia)


Sergey P. Karpov – Academician, Russian Academy of Sciences, Dean of Faculty of History, Lomonosov Moscow State University, [email protected], [email protected] (Moscow, Russia)

Valeriy V. Kerov – Doctor of History, National Research University Higher School of Economics, [email protected] (Moscow, Russia)

Carol Scott Leonard – Professor, Oxford University, National Research University Higher School of Economics, Academy of National Economy and Public Administration, ORCID https://orcid/org/0000-0002-7383-9777, [email protected] (Great Britain; Moscow, Russia)

Pavel V. Lizunov – Doctor of History, the Severodvinsk branch of Lomonosov Pomorian State University, ORCID https://orcid/org/0000-0002-6658-8500, [email protected] (Severodvinsk, Russia)

anatoliy a. Makushev – Doctor of History, Head of Administration of the Pension Fund of the Russian Federation, [email protected] (Moscow, Russia)

Vladimir a. Mau – Doctor of Economics, Rector, the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, [email protected] (Moscow, Russia)

Yuriy a. Petrov – Doctor of History, Director, Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, [email protected] (Moscow, Russia)

irina V. Potkina – Doctor of History, Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, ORCID https://orcid/org/0000-0003-0593-338X, [email protected] (Moscow, Russia)

Sof’ya a. Salomatina – Candidate of History, Faculty of History, Lomonosov Moscow State University, ORCID https://orcid/org//0000-0003-0748-6229, [email protected] (Moscow, Russia)

aleksandr S. Senyavskiy – Doctor of History, Institute of Economics Russian Academy of Sciences, [email protected] (Moscow, Russia)

Riitta Hjerppe – Professor, University of Helsinki, Department of Political and Economic Studies, the Honoured President of the International Association on Economic History, [email protected] (Helsinki, Finland)

Reviews and conferences


СОДЕРжАНИЕЭкономическое развиТие россии

с. в. кузнецов, н. м. межевич, в. м. разумовский

некоТорые вопросы оценки роли ТранспорТного факТора в Экономической исТории северо-запада россии конца XIX – начала XX в. ............................................................................................... 101а. е. макушев динамика производсТвенного ТравмаТизма в промышленносТи среднего поволжья в начале XX в. ....................... 112м. в. карташова меХанизмы взаимодейсТвия власТи, оБЩесТва и кУсТарныХ промыслов в российской империи в конце XIX – начале XX в. ........................................................................................... 129Ю. Ю. гвоздков причины введения в денежное оБраЩение кУпонов госУдарсТвенныХ проценТныХ БУмаг в Ходе оБосТрения денежного кризиса 1917–1918 гг. в симБирской и казанской гУБернияХ ............................................................ 140

опыТ совеТской модернизациие. л. фурман, а. в. луночкин, Т. в. Юдина

сТалинград в конце 1920-х – начале 1930-х гг.: население, жилиЩно-коммУнальное ХозяйсТво, БлагоУсТройсТво города ........................................................................................... 156 м. а. клинова проБлемы БлагососТояния городского населения на сТраницаХ оТечесТвенной периодической печаТи 1946–1956 гг. ..................................................................... 167е. а. аверьянова УчасТие комсомола и молодежи мордовии в развиТии промышленносТи в период ХрУЩевской «оТТепели» ...................................................................... 180

Экономическая Теория и полиТика с. и. малоземов, р. с. Тарасов

определение Уровня Экономического развиТия как важнейшей переменной демокраТизации оБЩесТва в сисТемныХ ТеорияХ ................................. 193д. к. стожко социально-Экономические взгляды п. Б. сТрУве (к 150-леТиЮ со дня рождения) ............................................................................. 203

рецензияе. Т. артемов рецензия на монографию. клинова м. а. государственное регулирование экономических стратегий городского населения рсфср в первое послевоенное десятилетие .................................................................................... 215

УСЛОВИя И ПОРяДОК ПРИЕМА РУКОПИСЕЙ .................................................... 219


contentEcONOmIcal DEVElOPmENt Of RuSSIa

Sergey V. Kuznetsov, Nikolay m. mezhevich, Vladimir м. Razumovsky

SOmE QuEStIONS abOut EValuatINg thE ROlE tRaNSPORt factOR IN EcONOmIc hIStORy thE NORth-WESt Of RuSSIa IN thE latE XIX – EaRly XX cENtuRy ....................................................... 101andrey E. makushev thE DyNamIcS Of INDuStRIal INjuRIES IN thE INDuStRy Of thE mIDDlE VOlga REgION at thE bEgINNINg Of thE XX cENtuRy .. 112maria V. Kartashova mEchaNISmS Of INtERactION bEtWEEN POWER, SOcIEty aND haNDIcRaftS IN thE RuSSIaN EmPIRE at thE END Of thE XIX – thE bEgINNINg Of thE XX cENtuRy ................................................... 129yuri yu. gvozdkov REaSONS fOR aDOPtINg cOuPONS Of gOVERNmENt INtERESt SEcuRItIES INtO mONEy cIRculatION IN thE cOuRSE Of aggRaVatION Of thE mONEtaRy cRISIS Of 1917–1918 IN thE SImbIRSK aND KazaN PROVINcES ..................................................................... 140

thE EXPERIENcE Of SOVIEt mODERNIzatIONEkaterina l. furman, andrei V. lunochkin, taisiya V. yudina

StalINgRaD IN thE latE 1920s – EaRly 1930s: POPulatION, hOuSINg aND cOmmuNal SERVIcES, cIty ImPROVEmENt ..................................... 156marina а. Klinova PROblEmS Of uRbaN WElfaRE POPulatION ON thE PagES Of thE NatIONal PERIODIcal PRESS Of 1946–1956 .................................................... 167Ekaterina a. averyanova thE PaRtIcIPatION Of KOmSOmOl aND thE yOuth Of mORDOVIa IN thE DEVElOPmENt Of INDuStRy DuRINg thE KhRuShchEV thaW .......................................................... 180

EcONOmIc thEORy aND POlItIcSSergey I. malozemov, Roman S. tarasov

DEtERmININg thE lEVEl Of EcONOmIc DEVElOPmENt aS thE mOSt ImPORtaNt VaRIablE Of SOcIEty’S DEmOcRatIzatION IN SyStEm thEORIES ......................................... 193Dmitrii K. Stozhko SOcIO-EcONOmIc VIEWS Of P. b. StRuVE (tO thE 150th aNNIVERSaRy Of hIS bIRth) ................................................................. 203

thE REVIEWEugeniy t. artemovthe Review on the monograph. Klinova m. a. State Regulation of Economic strategies of the urban population of the RSfSR in the first postwar decade ............................................ 215

cONDItIONS aND ORDER Of accEPtaNcE Of maNuScRIPtS ................................. 220


Экономическое развиТие россии

EcONOmIcal DEVElOPmENt Of RuSSIa

УДК 94:330.3:656.09с. в. кузнецов1, н. м. межевич2, в. м. разумовский3

1 Институт проблем региональной экономики РАН (Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected]

2 Институт проблем региональной экономики РАН (Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected]

3 Санкт-Петербургский государственный экономический университет (Санкт-Петербург, Россия), e-mail: [email protected]

Некоторые вопросы оценки роли транспортного фактора в эконо-мической истории Северо-Запада России конца XiX – начала XX в.

Введение. В настоящее время очевидно, что решение экономических задач, стоящих перед Россией, не может опираться на стандартные экономические подходы и модели. Постепен-но становится понятно, что внимание к пространственным и историческим особенностям развития экономики России имеет не только академический интерес, но и вполне очевидное практическое значение. Доказать это можно на историческом, точнее, историко-экономи-ческом материале. Собственно говоря, теория логистики, взятая расширительно, именно от этого и отталкивается. Развитие транспорта – универсальный инструмент сокращения негативного влияния пространства на экономику, физическое пространство превращается в экономическое. Отсутствие транспортной связанности территорий девальвирует простран-ство экономики (экономическое пространство) до физического или географического про-странства. Цель статьи – показать роль Санкт-Петербурга в экономическом пространстве Северо-Запада (понимаемом как Санкт-Петербург, Санкт-Петербургская, Новгородская, Псковская губернии) и России в целом через развитие железнодорожного транспорта в конкретно-историческом ключе. Материалы и методы. В качестве основного применен исторический метод. Применительно к России практически обязательным является метод пространственного анализа, он также применен в данной статье. Этот метод широко при-менялся в экономической истории, в частности, при изучении транспорта. Вместе с тем мы признаем существование исследовательских методов и методик, не пригодных для данной работы, например, практики экономико-демографического анализа, тем более в неомальту-зианском варианте. Авторы привлекают к анализу труды российских и зарубежных ученых по теме статьи. Результаты и обсуждение. В статье показана роль Санкт-Петербурга как экономического и транспортного центра, взятая в исторической динамике. Выявлена роль важного, но одного транспортного центра в экономическом развитии России. Доказан те-зис, что оптимальный выбор опорных точек экономического развития позитивно влияет на развитие экономического пространства всей страны. Заключение. Доказано, что простран-

ISSN 2409-630X (Print), ISSN 2618-916X (Online)DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.101-111

© Кузнецов С. В., Межевич Н. М., Разумовский В. М., 2020


ственные масштабы России способствуют тому, что финансовые результаты хозяйственной деятельности могут локализовываться на значительном удалении от места осуществления экономической деятельности.Ключевые слова: пространство России, экономическая история, Северо-Запад, Санкт-Петербург, железнодорожный транспорт, экономическое развитие. Для цитирования: Кузнецов С. В., Межевич Н. М., Разумовский В. М. Некоторые вопросы оценки роли транспортного фактора в экономической истории Северо-Запада России конца XIX – начала XX в. // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 101–111. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.101-111

Sergey V. Kuznetsov1, Nikolay m. mezhevich2, Vladimir m. Razumovsky3

1 Institute of regional Economics of the Russian Academy of Sciences (Saint Petersburg, Russia), e-mail: [email protected]

2 Institute of regional Economics of the Russian Academy of Sciences (Saint Petersburg, Russia), e-mail: [email protected]

3 Saint Petersburg state University of Economics (Saint Petersburg, Russia), e-mail: [email protected]

Some Questions about evaluating the Role Transport Factor in economic History the north-West of Russia in the Late XiX – early XX centuryintroduction. At present, the understanding that the solution of economic problems facing Russia cannot be based on standard economic approaches and models. It is gradually becoming obvious that attention to the spatial and historical features of the development of the Russian economy has not only academic interest, but also quite obvious practical significance. This can be proved on historical, or more precisely, historical and economic material. In fact, the theory of logic, taken broadly, is based on this. The development of transport and versatile tool to reduce the adverse impacts of space on the eco-economy, physical space turns into economic. The lack of transport connectivity of territories devalues the space of the economy (economic space) to a physical or geographical space. The purpose of the article is to show the role of the city of Saint Petersburg in the economic space of the North-West (understood as Saint Petersburg, Saint Petersburg, Novgorod, Pskov provinces) and Russia as a whole, through the development of railway transport in a concrete historical way. Materials and Methods. The historical method is used as the main method. In Russia, the spatial analysis method is almost mandatory, and it is also applied in this article. This method has been widely used in economic history, particularly in the study of transport. At the same time, we recognize the existence of research methods and techniques that are not suitable for this work, for example, the practice of economic and demographic analysis, especially in the neo-Malthusian version. The authors involve in the analysis the works of Russian and foreign scientists on the topic of the article. Results. The article shows the role of the city of Saint Petersburg as an economic and transport center taken in historical dynamics. The role of an important but single transport center in the economic development of Russia is revealed. The thesis is proved that the optimal choice of reference points for economic development has a positive impact on the development of the economic space of the entire country. Discussion and Conclusion. The article proves that the spatial scale of Russia contributes to the fact that the financial results of economic activity can be localized at a significant distance from the place of economic activity.Keywords: Russian space, economic history, North-West, Saint Petersburg, railway transport, economic development.For citation: Kuznetsov S. V., Mezhevich N. M., Razumovsky V. M. Some questions about evaluating the role transport factor in economic history the North-West of Russia in the late XIX – early XX century. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 101–111. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.101-111

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ


ВведениеРассматривая вопросы формирования

экономического пространства современной России, мы неизбежно сталкиваемся с про-блемой ключевых точек, фиксируемых в истории, но имеющих пространственно-эко-номическое выражение. Политическая хро-нология не очень пригодна в данном случае. Спрашивается, что изменилось в экономиче-ском пространстве России 7 ноября 1917 г. или 31 декабря 1991 г.? Новые качества экономического пространства «прорастут» спустя годы. Важно отметить, что призна-ние этого обстоятельства применительно к экономической истории России началось на рубеже эпох, в годы перестройки1. Именно это – позитивная инерционность экономи-ческого пространства – должно привлекать внимание. В этом контексте понятно, что внимание к экономической истории России, роли транспорта как в командной экономи-ке, так и до нее характерно для российских и зарубежных ученых.

Взаимосвязь пространственного и истори-ческого компонентов неоднократно подчерки-валась лучшими представителями российской историко-философской школы. И. Л. Солоне-вич писал: «Наша свобода и наше богатство ограничены русской географией… История России есть преодоление ее географии»2. Ко-нечно, это излишне категорично, на самом деле необходимо говорить о едином про-странственно-временном процессе эволюции экономического пространства. «Природные и географические особенности, социальная история, феномен культуры и другие факто-ры среды обитания обусловливают различия в состоянии экономики регионов, а наличие богатых ресурсов, удобное географическое расположение определяют стартовый уровень и пути их развития. Это так называемая стати-ческая необратимость положения, объективно дающая те или иные относительные преиму-щества при освоении территории» [3, c. 34].

Следует обратить внимание на несколь-ко принципиально важных историко-эконо-мических и географических характеристик России, показывающих специфику постро-ения капитализма и железных дорог как их символа в любой стране. Российская им-перия примерно соответствовала 1/5 суши. Такой пространственный феномен был главным для понимания «русской души и русской экономики».

По мнению А. В. Дулова, «Европа в целом отличается большой расчлененно-стью, изрезанностью береговой линии. На долю островов и полуостровов приходится треть (34 %) всей территории. Однако по-давляющее большинство островов и полуо-стровов находится в Западной Европе. Кон-тинентальность является характернейшей чертой Восточной Европы, особенно резко контрастирующей с остальной Европой, большинство стран которой имеют выход к морю и значительную береговую линию. Если больше половины всей территории Европы (51 %) расположено менее чем в 250 км от моря, то для Европейской России соответствующая цифра составляет не бо-лее 15 %. В Восточной Европе есть точки поверхности, отстоящие от моря на 1 тыс. км: в Западной же Европе самое большое расстояние до морского берега – 600 км» [Цит. по: 8, c. 12]. Конечно, «континенталь-ность» азиатской части России значительно выше. Иными словами, развитие морско-го транспорта – самого дешевого, помимо трубопроводного, – дает дополнительные конкурентные преимущества тем странам, которые имеют соответствующие возмож-ности – сквозные морские маршруты. Од-нако Россия, имея уникальные по протя-женности морские границы, возможностей экономически эффективного перемещения грузов лишена. Да, можно привезти груз из Керчи в Кронштадт, но проще и дешевле это сделать по железной дороге. Если очень

1 Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений. К изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. – М. : Наука, 1988. – 151 с.

2 Солоневич И. Л. Народная монархия. Репринт: воспроизведение изд. 1973 г. – М. : Изд. и рекл.-информ. фирма «Феникс», 1991. – С. 48.

ECONOMICAL DEVELOPMENT OF RUSSIA


коротко говорить о климате, то отметим, что «морозы и засухи, проливные дожди в России Х–ХХ века не необычные, а впол-не стандартные явления, препятствующие нормальному экономическому развитию»3.

В. Т. Рязанов рассмотрел влияние гео-графического фактора на экономическое развитие России ХIХ–ХХ вв.: «Прежде всего, выделим существенное сдерживаю-щее влияние территориального фактора по нескольким важным позициям. Огромные расстояния сами по себе мешают возник-новению налаженных и регулярных ры-ночных обменов, затрудняют объективно необходимое формирование единого наци-онального рынка»4. Подобные условия по-требовали развития именно железнодорож-ного транспорта.

Издержки однотипной экономической деятельности существенно выше в Рос-сии, чем в странах с более благоприятными условиями географии. Одной из форм пре-одоления этой ситуации стало повышение роли государства. Подчеркнем, этот процесс начался задолго до 1917 г. «Российское пра-вительство делало то, что в других странах осуществлялось посредством использова-ния рычагов развивающегося свободного рынка», причем интерес правительства был обусловлен «стратегической важностью соз-дания железных дорог и общими политиче-скими соображениями»5. Это обстоятель-ство стало основой для фундаментальной дискуссии об эффективности государства, качестве роста и их взаимозависимости [12].

В этих условиях следует максимально реализовать преимущества географическо-го характера и при этом по возможности нивелировать негативное влияние тех про-

странственных факторов, которые тради-ционно рассматриваются как препятствие в развитии. Уникальные предпосылки для социально-экономического развития Рос-сии определила ее география.

Обширность внутреннего рынка создала предпосылки замкнутости на собственное экономическое пространство, но для этого его нужно было объединить железнодорож-ным транспортом. Обширность и редкая за-селенность территории отрицательно влияли на возможность строительства и функцио-нирования круглогодичных, регулярных и скоростных путей сообщения. А. И. Чупров полагал, что «нет отрасли народной деятель-ности, которая прямо или косвенно не ис-пытывала бы влияния рельсовых путей, так что предпринимать полную его оценку зна-чило бы написать хозяйственную историю последних 40 лет»6. Причем именно геогра-фические факторы способствуют развитию железнодорожного транспорта, несмотря на недостаток средств и общую бюрократиче-скую косность. «Россия, вследствие обшир-ности ее территории и отдаленности мест производства важнейших продуктов от мест их потребления и вывоза, едва ли не более нуждалась в улучшенных путях, нежели остальные европейские страны»7.

Следует отметить и то, что зарубежные исследователи признавали особую зна-чимость железнодорожного транспорта. П. Грегори, подчеркивая особую роль же-лезнодорожного транспорта, даже выстра-ивал периодизацию отношений с Европой на этой основе. «“Современные” экономи-ческие взаимоотношения России с Европой можно разделить на четыре этапа. Первый из них начинается со вступлением России в

3 Борисенков Е. П., Пасецкий В. М. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. – М. : Мысль, 1988. – С. 35.

4 Рязанов В. Т. Экономическое развитие России: реформы и российское хозяйство в XIX–XX вв. – СПб. : С.-Петерб. изд. фирма, 1998. – С. 89.

5 Гершенкрон А. Экономическая отсталость в исторической перспективе / пер. с англ. А. В. Белых. – М. : Изд. дом «Дело» РАНХиГС, 2015. – С. 156.

6 Чупров А. И. Железнодорожное хозяйство. Его экономические особенности и его отношения к интересам страны. – М. : Тип. А. И. Мамонтова и Ко, 1875. – С. 18.

7 Там же. – С. 10.



современный мир где-то между освобожде-нием крестьян в 1861 г. и началом крупного железнодорожного строительства в конце 1870-х – начале 1880-х гг., а заканчивается революцией 1917 г.»8.

Методы Экономическая история России – объект

уникальной сложности. Соответствующая сложность характеризует и методы иссле-дования. При введении в анализ простран-ственного фактора сложная задача стано-вится практически нерешаемой. При этом пересечение академических полей исто-рии, экономики и географии потенциально дает интереснейшие научные результаты. Укажем и на то, что наличие глобально-го подхода не отрицает целесообразность регионального подхода. Равным образом комплексность рассмотрения хозяйства предполагает внимательное отношение к отдельным отраслям, в частности к желез-нодорожному транспорту – объекту как исторически детерминированному, так и пространственно представленному.

В качестве основного в статье применен исторический метод. Применительно к Рос-сии практически обязательным является метод пространственного анализа, он так-же применен в данной статье. Этот метод широко применялся в экономической исто-рии, в частности, при изучении транспорта. Вместе с тем мы признаем существование исследовательских методов и методик, не пригодных для данной работы, например, практики экономико-демографического анализа, тем более в неомальтузианском варианте. Авторы привлекают к анализу труды российских и зарубежных ученых по теме статьи.

Результаты и обсуждениеСогласно авторской гипотезе исследова-

ния, пространственные масштабы России предполагают, что финансовые результаты экономической деятельности могут лока-лизовываться на значительном удалении от места осуществления экономической дея-

тельности. С точки зрения экономической теории это норма. Однако для эффективного хозяйственного развития, особенно в про-странственном аспекте, в империи применя-лась политика стимулирования мобильности факторов производства. Опыт Российской империи в организации железнодорожного транспорта обладает особой ценностью в условиях, когда практики рыночной эконо-мики с широким государственным участи-ем вернулись в хозяйственную практику. С точки зрения авторов, лучшие практики хозяйственного управления развитием же-лезнодорожного транспорта прослеживают-ся на примере Северо-Запада России. При-менимость этого опыта определяется общим сходством хозяйственных и в ряде случаев управленческих практик между Российской империей конца XIX – начала XX в. и совре-менной Российской Федерацией.

В Российской империи железные до-роги в первую очередь учитывали страте-гические интересы страны и опирались на столицу. Крымская война показала отсут-ствие хороших дорог в России, неразвитое транспортное сообщение. Для реализации планов по строительству сети в 1857 г. соз-дано Главное общество Российских желез-ных дорог с масштабным участием русско-го, французского, английского, немецкого банковского капитала. Укажем на еще одну важную характеристику экономического пространства Российской империи в конце ХIХ – первом десятилетии ХХ в. В про-мышленности существенную долю состав-лял государственный капитал, на который в ряде случаев возлагались контрольные функции. При этом «примерно шестая часть акционерного капитала в России на рубеже XX в. имела иностранное происхождение» [9, c. 585], но иностранный капитал при-сутствовал и контролировал не менее 50 % российской промышленности. Российский капитал преобладал лишь в легкой про-мышленности и торговле. Роль железнодо-рожного транспорта как стратегической от-

8 Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX – начало ХХ в.): новые подсчеты и оцен-ки / пер. с англ. – М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. – 256 с.



расли экономики сформировалась именно в Российской империи9. «За пятилетие с 1868 по 1872 г. среднегодовой показатель стро-ительства новых линий составил 1 913,8 км/год, за пятилетие 1873–1877 гг. анало-гичный показатель составил 1 305,6 км/год. Таким образом, за десятилетие с 1868 по 1877 г. среднегодовой показатель стро-ительства новых линий составил 1 609,7 км/год. Многие историки отмечали, что за советский период (1918–1991 гг.) не был достигнут уровень темпов строительства новых линий» [11, c. 25]. Необходимость дальнейшего строительства железных дорог для экономического развития и укрепления обороноспособности Российской империи была определена уже при Александре II. В 1857 г. император подписал указ о созда-нии новых железных дорог на основе при-влечения иностранного и частного капита-ла к строительству железных дорог.

Построенные в 1860–1870-х гг. же-лезнодорожные линии соединили Санкт-Петербург с крупными городами Поволжья, Урала, Сибири. Иными словами, приве-ли грузы к портам Балтийского моря. Для координации этой деятельности в 1865 г. образовано Министерство путей сообще-ния. Без работы министерства без больших проблем удавалось строить большие по ев-ропейским масштабам дороги. Однако без министерства не удалось бы реализовать стратегический проект Транссибирской магистрали. Н. Г. Гарин-Михайловский, писатель и инженер-путеец, писал: «Нам железные дороги необходимы как воздух, как вода. Восток гибнет оттого, что нет до-рог»10. Редкий пример оценки, которая не устаревает никогда. Значительный вклад в великую стройку века внес С. Ю. Вит-те. Именно при нем была окончательно разработана система тарифов, в большей

или меньшей степени ориентированная на стимулирование экономического развития страны. Оценивая роль государственного вмешательства и, соответственно, тарифов, Витте писал: «Государственное вмешатель-ство в область железнодорожных тарифов с целью ограничения сферы свободного действия закона спроса и предложения не-обходимо тогда, когда это явственно вызы-вается государственными потребностями или защитою интересов слабых. Пределы такого вмешательства, подсказываемые благоразумием, должны зависеть от усло-вий времени и места»11. Расширение сбыта достигалось введением транспортных та-рифов по принципу платежеспособности, на основе чего они снижались по мере уве-личения расстояния, на которые перевози-лись грузы. Такое построение тарифов, осуществленное в России под непосред-ственным воздействием предпринимателей и синдикатов, чрезвычайно расширяло гра-ницы сбыта промышленной продукции уже существовавших предприятий в старых районах страны. Более того, подобное ре-гулирование замедляло развитие промыш-ленности в новых районах, куда по низким тарифным ставкам поступала продукция из «старых промышленных» районов. Вместе с тем «платежеспособные» тарифы очень удешевляли стоимость доставки сырья в Санкт-Петербург и центральные губернии России, где промышленность работала на привозном сырье и топливе12.

Неудовлетворительные итоги техно-логической, тарифной и пространствен-ной политики в сфере железнодорожного транспорта привели к созданию Высочай-ше учрежденной особой высшей Комиссии для всестороннего исследования железно-дорожного дела в России. В документах Ко-миссии было указано на большое количе-

9 Бернштейн-Коган С. В. Очерки географии транспорта. – М. ; Л. : Госиздат, 1930. – 348 с.10 Цит. по: История железнодорожного транспорта России. – Т. 1. 1836–1917 гг. – СПб. ; М., 1994. – С. 4.11 Витте С. Ю. Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов Сергея Витте. – [СПб.] : ПГУПС,

[1999?]. – С. 231.12 Крейнин А. В. Развитие системы железнодорожных грузовых тарифов и их регулирование в России (1837–

2007 гг.). – М. : АНОВПОА «Международный университет в Москве», 2010. – 267 с.



ство проблем, однако признано, что именно благодаря строительству железных дорог в начале XX в. сформировались финансово-промышленные группы, опирающиеся на железные дороги.

Важной задачей этих монополистиче-ских объединений было увеличение при-были. Для этого нужно было наряду с установлением высоких монопольных цен качественно расширить границы сбыта продукции уже существовавших промыш-ленных районов и оградить их от конкурен-ции со стороны новых районов. Далее будет указано на конкуренцию портов Санкт-Петербурга и Архангельска, причем эта конкуренция базировалась именно на воз-можностях прилегающих железных дорог.

В течение всей империалистической стадии русского капитализма монополии не встали на путь развития промышлен-ности в каких-либо новых районах стра-ны. Наоборот, в XX в. новое строительство сосредоточивалось в районах, выросших еще в дореформенную эпоху (именно в этой небольшой группе мы видим Санкт-Петербург), или в эпоху промышленного капитализма, или на Урале и в Сибири, но имеющих внешнеэкономический выход именно через Петербургский порт.

Итак, российская промышленность вплоть до 1910–1912 гг. оказалась «сдавлен-ной» в пределах Центрального промышлен-ного, востока Украины и Северо-Западного (Петербургского) районов. Крупным про-мышленным центром России был, есть и будет Санкт-Петербург. «Во второй полови-не XIX века город давал до 70 % продукции машиностроения, выпускавшейся в стране. К началу Первой мировой войны в городе производилось 70 % российской электро-техники и примерно 25 % машин и оборудо-вания. В 1913 году в городе работало свыше тысячи крупных и средних предприятий» [2, c. 222]. При этом из Северо-Западного района примерно 95 % всей промышленной продукции давал Петербург, но это было

возможным благодаря системе железных дорог, обеспечивающих как подвоз сырья, так и вывоз готовой продукции.

Именно Санкт-Петербург, присваивая часть прибавочного продукта, собираемого по всей империи, стал центром финансово-го капитала, проектной и управленческой деятельности и, наконец, развития транс-портного машиностроения. «Уже в послед-ней трети ХIХ в. четыре петербургских завода – Путиловский, Александровский, Невский, Нобеля, а также Петербургско-Варшавские железнодорожные мастерские производили паровозы. Первоначально подвижной состав был иностранный, но уже в 1845 г. на Александровском заводе был построен первый паровоз. С 1870 г. па-ровозы создают на Невском заводе. Транс-портное машиностроение потребовало раз-вития целого шлейфа смежных отраслей, включая металлургию» [10, c. 285]. В свою очередь это потребовало углубления гео-графического разделения труда.

В дореволюционной экономической ли-тературе неоднократно ставился вопрос об «искусственности» развития петербургской промышленности в условиях ее отдален-ности от сырьевых баз внутри страны и отсутствия (как тогда считалось) местных ресурсов сырья для развития промышлен-ности. Петербургская промышленность продолжала развиваться весьма быстрыми темпами, что отчасти было связано с вло-жениями иностранного капитала. Свыше 20 % всего иностранного капитала, вложен-ного в русскую промышленность, было со-средоточено в Петербурге и прибалтийских губерниях13.

В промышленном производстве города значительно выше, чем в других районах России, был удельный вес тяжелой и осо-бенно металлообрабатывающей промыш-ленности. В 1908 г. Петеpбyрг дал 33,6 % продукции русского машиностроения. В 1912 г. машиностроение давало 28,0 % всего валового выпуска петербургской

13 Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России: очерки. – М. : РОССПЭН, 1997. – С. 15.



промышленности, причем внутри маши-ностроения был развит ряд отраслей, вы-пускавших наукоемкую продукцию14. Осо-бенно высока была локализация, связанная с железнодорожным машиностроением. Поставим вопрос: «Почему локализация высокотехнологичной продукции и экс-портно ориентированных производств про-изошла именно на Северо-Западе, прежде всего в Санкт-Петербурге? Дело в высоком (столичном) административном статусе?». С точки зрения авторов, административно-политическая рента – фактор важный, но не определяющий. Более значим транспорт-ный фактор: именно он определял резуль-таты регионального развития. Экономиче-ское лидерство Северо-Запада оказалось возможным благодаря опоре на ресурсы Центральной России, Урала и Сибири. Массовые грузоперевозки сегодня, как и 120 лет назад, возможны только при опоре на сельскохозяйственные и промышленные районы.

Итак, примерно в 1910–1914 гг. кон-серватизм «размещенческой» политики был преодолен. В 1912 г., как и в 1897 г., центрами машиностроения являлись Цен-трально-промышленный, Северо-Западный экономический районы и Украина. Ана-логичные процессы прослеживаются и по ряду других отраслей15. Обозначилась еще одна тенденция, существующая и в сегод-няшней России, – вертикальная интеграция по производственному признаку. Синдика-ты участвовали в строительстве дорог к ме-стам добычи сырья, руководствуясь своими интересами, коммерческими, а не государ-ственными.

Перейдем к рассмотрению вопроса о роли транспортного фактора в экономиче-ской истории российского Северо-Запада. Укажем на то, что в Российской империи существовали те же вопросы государствен-

ной межведомственной и территориальной конкуренции, что и в настоящее время. Эти проблемы обсуждались не только на Высочайшем или министерском уровне, но и органами местного самоуправления. Естественно, чем мощнее местное само-управление, тем больше у него возможно-стей лоббирования. Наиболее эффектив-ные рычаги влияния нашла Городская дума Санкт-Петербурга. Признавая, что доходы местного самоуправления собираются с предприятий внешнеэкономического ком-плекса, а также собственно транспортни-ков, Дума начала вмешиваться в деятель-ность имперских министерств и ведомств. Однако непосредственно перед Первой мировой войной региональная (в основном промышленная и транспортная) политика в России начала формироваться [7, c. 183]. В результате Российская империя состоя-лась как современное государство на базе железнодорожного транспорта, который к концу ХIХ в. являлся наиболее эффектив-ной и современной отраслью.

В 1895 г. Городская дума Санкт-Петербурга создала Комиссию о северных железных и водных путях. Обсуждались два вопроса: выход к Баренцеву и Белому мо-рям. «Сооружение железной дороги к неза-мерзающим гаваням Кольского полуостро-ва и соединение их с Санкт-Петербургом стало особенно актуальным. Император Александр III обратил внимание на пред-ставленный в 1889 г. доклад Олонецкого вице-губернатора Конкевича, предполагав-ший устройство военно-морской базы в од-ной из незамерзающих гаваней Мурманско-го побережья Баренцева моря и возведения к ней железной дороги» [1, c. 140]. Город-ская дума увидела, что при соединении с урало-сибирскими дорогами будущий порт Николаев-на-Мурмане может стать еще од-ним конкурентом Санкт-Петербурга.

14 Динамика российской и советской промышленности в связи с развитием народного хозяйства за сорок лет (1887–1926 гг.). – М. : Госиздат, 1930. – Т. 1, ч. 3. – С. 25.

15 Свод данных о фабрично-заводской промышленности в России за 1897 г. Динамика российской и совет-ской промышленности в связи с развитием народного хозяйства за сорок лет 1887–1926 гг. – М., 1927. – С. 136.



Лоббируя интересы родного города, Ко-миссия в 1895 г. представила доклад о целесо-образности строительства Санкт-Петербург – Вятской железной дороги. Это улучшало географическое положение Архангельска и его порта, но ухудшало экономические воз-можности Санкт-Петербурга. Петербургские политики были недовольны, поэтому Комис-сия дала ответ: «Петербург должен быть, со-гласно завету Петра Великого, главным пер-воклассным портом Империи, и поэтому при настоящем состоянии дел, Вятку следовало бы соединить не с Котласом, а с Вологдой, а Вологду – с Санкт-Петербургом. При этом начальный участок Санкт-Петербургско – Вятской железной дороги должен был стать одновременно составной частью будущей Санкт-Петербургско – Уральской и Санкт-Петербург – Мурманской линий»16.

6 мая 1901 г. постройка Санкт-Петербург – Вятской дороги была разрешена. Городская дума одобрила строительство железной доро-ги, соединяющей Мурман и Санкт-Петербург, видя в этом не конкуренцию, а дополнитель-ные факторы развития для города.

Для нас важно, что «Санкт-Петербург был лишен ближайшей экономической перифе-рии… но при этом был расположен на пересе-чении многих искусственных водных систем, железнодорожных путей и т. д.» [6, с. 84]. В. В. Покшишевский отмечал: «До революции город находился в экономически крайне слабо развитом крае, служившем лишь “транзитной средой” для питания нашего города теми вида-ми сырья, которые он не получал из-за грани-цы; в советское же время Ленинград оказался расположенным в быстро развивающемся, в частности промышленно развивающемся, крае»17. Однако, обеспечив хозяйственные связи с остальной частью СССР, что является очевидным достижением, осталась проблема адекватных внешних связей.

Таможенный округ, который существо-вал на территории Петербурга и губернии,

был доходнее среднего округа по стране [4, c. 55]. Однако таможенные сборы, фор-мально собираемые в портовых городах, объективно отражали результативность всей экономики империи и основывались на работе железных дорог, концентрически расходящихся от столицы империи.

В этом контексте обращает на себя вни-мание уникальная работа, изданная в 1922 г. в Петрограде. По жанру это была докладная записка Петроградского Совета Всероссий-скому центральному исполнительному коми-тету, в которой автор, экономист и публицист Г. Циперович, говорил, что перспективы соци-ально-экономического развития России предо-пределяются общей ситуацией на Балтике и успешности выполнения Санкт-Петербургом и всем Северо-Западом транзитных функций [5]. Развитие города и прилегающего регио-на основывалось на управляемом развитии железных дорог. Это обстоятельство следует учитывать. При этом железные дороги одного региона могут фактически быть локомотивами развития всей страны. Именно этот потенци-ал получил российский Северо-Запад в конце XIX – начале XX в.

ЗаключениеС нашей точки зрения, гипотеза иссле-

дования в целом подтвердилась. Простран-ственные масштабы России действительно создают возможности присвоения результа-тов экономической деятельности на значи-тельном удалении от мест непосредственного осуществления экономической деятельности. Рента географического положения, получен-ная на Северо-Западе, в дальнейшем перерас-пределяется и способствует экономическому развитию на значительном удалении от Бал-тийского моря. Уникальный опыт Российской империи является таковым для современной России именно потому, что рыночная эконо-мика с высокой и трудно просчитываемой долей государственного участия вернулась в хозяйственную практику. Применимость

16 Значение Санкт-Петербурга во внешней торговле России: историко-статистический очерк комиссии о северных железнодорожных и водных путях // Известия Санкт-Петербургской городской думы. – 1898. – № 23. – С. 367–380.

17 Покшишевский В. В. Некоторые вопросы экономико-географического положения Ленинграда // Вопросы географии. – 1956. – № 38. – C. 117.



этого опыта определяется общим сходством хозяйственных и в ряде случаев управленче-ских практик между Российской империей конца XIX – начала XX в. и современной Рос-

сийской Федерацией. При этом роль Санкт-Петербурга XIX и XXI вв. в экономическом развитии России оказалась столь же устойчи-вой, несмотря на утрату столичного статуса.

Библиографический список1. Голубев А. А. Исторические вехи принятия решения о строительстве Мурманской железной

дороги // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. – 2010. – Т. 4. – № 1. – С. 137–147.

2. Летюхин И. Д. Промышленность Санкт-Петербурга: история, проблемы и перспективы раз-вития // Научный журнал НИУ ИТМО. Серия : Экономика и экологический менеджмент. – 2014. – № 4. – С. 221–231.

3. Ли Ке. Допустимые диспропорции и системная оптимизация региональной экономики Ки-тая // Проблемы теории и практики управления. – 2002. – № 1. – С. 63–67.

4. Манько А. Россия на мировых рынках. Взгляд в прошлое // Внешняя торговля. – 1998. – № 10–12. – С. 55–57.

5. Межевич Н. М. К вопросу о ключевых историко-географических характеристиках Ленин-градской области // Псковский регионологический журнал. – 2014. – № 19. – С. 74–82.

6. Межевич Н. М. Пространственное развитие санкт-петербургской агломерации: некоторые исторические параллели современных экономических практик // Вестник Коми Республи-канской академии государственной службы и управления. Серия : Теория и практика управ-ления. – 2015. – № 15. – С. 82–86.

7. Межевич Н. М., Черняк С. В. Развитие транспортной инфраструктуры – механизм рекон-струкции экономического пространства на примере Северо-Запада: национальные и между-народные акценты // Экономика и предпринимательство. – 2013. – № 7 (36). – С. 183–187.

8. Межевич Н. М., Шамахов В. А. Современность и традиция в российской геополитике (ста-тья вторая) // Управленческое консультирование. – 2020. – № 2. – С. 10–15.

9. Попов Г. Г. Роль иностранного капитала в модернизации России в эпоху великих реформ // Историко-экономические исследования. – 2015. – Т. 16. – № 3. – С. 579–596.

10. Рыбаков Ф. Ф. Промышленность Санкт-Петербурга и вызовы ХХI века // Региональная эко-номика. Теория и практика. – 2012. – № 11 (242). – С. 285–286.

11. Хусаинов Ф. И. Формирование и развитие железных дорог в России в XIX веке: стимулы и институты // Бюллетень транспортной информации. – 2018. – № 8 (278). – С. 19–28.

12. Hanson P. Russian Economic Policy and the Russian Economic System Stability versus Growth // Research Paper. Russia and Eurasia Programme. – 2019. – December.

References1. Golubev A. A. Historical landmarks of decision to build the Murmansk railway. Vestnik

Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A. S. Pushkina = Vestnik of Pushkin Leningrad State University. 2010. 1(4): 137–147. (In Russ.).

2. Letyukhin I. D. The industry of Saint-Petersburg; history, problems and prospects of development. Nauchnyj zhurnal NIU ITMO. Seriya: Ekonomika i ekologicheskij menedzhment = The journal is published by St Petersburg National Research University of Information Technologies, Mechanics and Optics (ITMO University). 2014. 4: 221–231. (In Russ.).

3. Lee Ke. Permissible imbalances and system optimization of the regional economy of China. Problemy teorii i praktiki upravleniya = Problems of theory and practice of management. 2002. 1: 63–67. (In Russ.).

4. Manko A. Russia on world markets. A look into the past. Vneshnyaya torgovlya = External trade. 1998. 10–12: 55–57. (In Russ.).

5. Mezhewich N. М. Key historical and geographical characteristics of the Leningrad region. Pskovskij regionologicheskij zhurnal = Pskov Journal of Regional Studies. 2014. 19: 74–82. (In Russ.).

6. Mezhewich N. М. Spatial development of the Saint Petersburg agglomeration: some historical parallels of modem economic practice. Vestnik Komi Respublikanskoj akademii gosudarstvennoj sluzhby i upravleniya. Seriya: Teoriya i praktika upravleniya = Republican Academy of Public Administration and Management. Series: Theory and Practice of Management. 2015. 15: 82–86. (In Russ.).

7. Mezhevich N. M., Chernyak S. Y. Development of transport infrastructure as a mechanism of reconstruction of economic space basing on the example of the North-West: national and international



accents. Ekonomika i predprinimatel’stvo = Economy and entrepreneurship. 2013. 7(36): 183–187. (In Russ.).

8. Mezhevich N. M., Shamakhov V. A. Modernity and Tradition in Russian Geopolitics (Second Article). Upravlencheskoe konsul’tirovanie = Administrative Consulting. 2020. 2: 10–15. (In Russ.).

9. Popov G. G. The role of foreign capital in the modernization of Russia in the period of the Great Reforms. Istoriko-ekonomicheskie issledovovaniya = Journal of Economic History and History of Economics. 2015. 3(16): 579–596. (In Russ.).

10. Rybakov F. F. St. Petersburg economy and the challenges of the XXI century. Regional’naya ekonomika. Teoriya i praktika = Regional Economics: Theory and Practice. 2012. 11(242): 285–286. (In Russ.).

11. Khusainov F. I. Formation and development of railways in Russia in the XIX century: incentives and institutions. Byulleten’ transportnoj informacii = The Bulletin of Transport Information. 2018. 8(278): 19–28. (In Russ.).

12. Hanson P. Russian Economic Policy and the Russian Economic System Stability versus Growth. Research Paper. Russia and Eurasia Programme. 2019.

Поступила 26.01.2020.

Сведения об авторахКузнецов Сергей Валентинович – доктор экономических наук, профессор, директор

Института проблем региональной экономики Российской академии наук. Сфера научных интересов: пространственное развитие Северо-Запада России, региональная экономика. ORCID: https://orcid.org/0000-0002-3460-2574.

e-mail: [email protected]

Межевич Николай Маратович – доктор экономических наук, главный научный со-трудник Института проблем региональной экономики Российской академии наук, профес-сор Санкт-Петербургского государственного экономического университета. Сфера науч-ных интересов: пространственное развитие, экономическая история Северо-Запада России. ORCID: https://orcid.org/0000-0003-3513-2962.


Разумовский Владимир Михайлович – доктор географических наук, профессор, заведую-щий кафедрой региональной экономики и природопользования Санкт-Петербургского государ-ственного экономического университета, вице-президент Русского географического общества. Сфера научных интересов: пространственное развитие, регионоведение, историческая и экономи-ческая география Северо-Запада России. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8875-0559.

e-mail: [email protected] 26.01.2020.

about the authorsSergey V. Kuznetsov – Doctor of Economics, Professor, Director of the Institute of regional

Economics of the Russian Academy of Sciences. Research interests: spatial development of the North-West of Russia, regional economy. ORCID: https://orcid.org/0000-0002-3460-2574.


nikolay M. Mezhevich – Doctor of Economics, chief researcher at the Institute of regional Economics of the Russian Academy of Sciences, Professor at the Saint Petersburg state economic University. Research interests: spatial development, economic history of the North-West of Russia. ORCID: https://orcid.org/0000-0003-3513-2962.


Vladimir М. Razumovsky – Doctor of Geography, Professor, Head of the Department of regional Economics and natural resources, Saint Petersburg State University of Economics, Vice-President, the Russian Geographical Society. Research interests: spatial development, regional studies, historical and economic geography of the North-West of Russia. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8875-0559.




© Макушев А. Е., 2020

УДК 33.45:631.3“18–19”(470.40/.43)а. е. макушев

Чувашская государственная сельскохозяйственная академия (Чебоксары, Россия), e-mail: [email protected]

Динамика производственного травматизма в промышленности Среднего Поволжья в начале XX в.

Введение. Раннеиндустриальная модернизация, вступившая в конце XIX – начале XX в. в активную фазу, порождала новую реальность, существенным образом изменившую по-ложение человека. Грани этой новой реальности были самые разные. Мы остановимся на одной из них – влиянии растущей техногенной среды на одного из главных акторов ин-дустриализации, промышленного рабочего. Главная задача данной работы – проследить динамику несчастных случаев в промышленности губерний Среднего Поволжья (Казан-ской, Самарской, Саратовской, Симбирской и Пензенской) в начале XX в., а также выявить, как она коррелировала с изменением важнейших показателей развития промышленно-сти – численности рабочих и количества фабрик и заводов. Рассмотрение данных пара-метров позволит получить новые аргументы в рассмотрении вопроса об эффективности и действенности принимаемых фабричной инспекцией и властями мер, направленных на усиление со стороны владельцев и администрации промышленных предприятий деятель-ности по обеспечению техники безопасности и санитарных норм, а также нейтрализации вредного воздействия техногенной среды на здоровье рабочих. Методы исследования. Для решения поставленных задач были использованы элементы методик социально-эко-номического анализа, позволившие рассмотреть объект исследования в контексте влияния на него эндогенных и экзогенных факторов. В работе нашли применение методы информа-ционно-статистического анализа, результаты которого были визуализированы с помощью графического представления полученных статистических данных. Применение модерниза-ционной теории позволило встроить рассматриваемые процессы в тренд индустриальной модернизации, рассмотрев ее на уровне субпроцессов социально-экономического типа. Результаты исследования. На основе анализа данных официальной статистики была вы-явлена динамика изменения интенсивности промышленного травматизма на фабриках и за-водах Среднего Поволжья, поднадзорных фабричной инспекции. Выявлена тенденция до-вольно существенного увеличения общего числа несчастных случаев при одновременном снижении смертности среди рабочих. Показано, что рост производственного травматизма был непропорционально высок по сравнению с изменением двух важных показателей про-мышленного развития: количества промышленных предприятий и численности рабочих. Наибольшие масштабы производственного травматизма наблюдались в Саратовской и Са-марской губерниях, что в целом соответствует их сравнительно более высокому уровню промышленного развития. Обсуждение и заключение. Проведенный анализ статистики производственного травматизма на фабриках и заводах Среднего Поволжья, подчиненных надзору фабричной инспекции, наглядно показал, что наблюдавшееся в начале XX в. уско-рение процессов ранеиндустриальной модернизации несло новые угрозы жизни и здоро-вью рабочих. В основе своей они имели техногенный характер и были напрямую связаны с новым витком научно-технического прогресса, следствием которого стал рост масштабов производства и интенсивности труда, усиливших опасность производственного травматиз-ма и роста профессиональных болезней. В числе других факторов, усугублявших ситуа-




цию, можно отметить низкий уровень квалификации рабочих, несоблюдение ими трудовой дисциплины, а также недостаточность усилий со стороны владельцев и администрации промышленных предприятий в области охраны труда. Ключевые слова: производственный травматизм, несчастные случаи, фабричная инспекция, ин-дустриальная модернизация, промышленность, рабочие, предприниматели, Среднее Поволжье.Для цитирования: Макушев А. Е. Динамика производственного травматизма в промышленно-сти Среднего Поволжья в начале XX в. // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 112–128. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.112-128

andrey E. makushevChuvash State Agricultural Academy

(Cheboksary, Russia), e-mail: [email protected]

The Dynamics of industrial injuries in the industry of the Middle Volga Region at the Beginning of the XX century

introduction. Early industrial modernization, which entered the active phase at the end of the 19th and beginning of the 20th centuries, gave rise to a new reality, which significantly changed the position of man. The facets of this new reality were very different. In the article we will focus on one of them – the influence of the growing industrial environment on one of the main actors of industrialization, the industrial worker. The main objective of this work is to track the dynamics of accidents in the industry of the provinces of the Middle Volga region (Kazan, Samara, Saratov, Simbirsk and Penza) at the beginning of the 20th century, and also to identify how it correlated with changes in the most important indicators of industrial development – the number of workers and the number of factories and plants. Consideration of these parameters will allow to obtain new arguments in considering the effectiveness and efficiency of measures taken by the factory inspection and authorities aimed at strengthening the activities of the owners and administration of industrial enterprises to ensure safety and sanitary standards, as well as neutralizing the harmful effects of the industrial environment on the health of workers. Methods. To solve the set tasks, we used elements of the methods of socio-economic analysis, which allowed us to consider the object of study in the context of the influence of endogenous and exogenous factors on it. In the work, methods of information-statistical analysis were used, the results of which were visualized using a graphical representation of the obtained statistical data. The use of modernization theory made it possible to integrate the processes under consideration into the trend of industrial modernization, considering it at the level of subprocesses of a socio-economic type. Results. Based on the analysis of official statistics, the dynamics of changes in the intensity of industrial injuries in the factories and plants of the Middle Volga, supervised by the factory inspection was revealed. The tendency of a rather substantial increase in the total number of accidents with a simultaneous decrease in mortality among workers was revealed. It is shown that the growth of industrial injuries was disproportionately high compared with the change in two important indicators of industrial development: the number of industrial enterprises and the number of workers. The largest scale of industrial injuries was observed in the Saratov and Samara provinces, which generally corresponds to their relatively higher level of industrial development. Discussion and Conclusion. The analysis of occupational injuries statistics in the factories of the Middle Volga region, subordinated to the supervision of the factory inspection, clearly showed that the acceleration of the processes of early industrial modernization observed at the beginning of the 20th century posed new threats to the life and health of workers. Basically, they were technogenic in nature and were directly related to a new round of scientific and technological progress, the result of which was an increase in the scale of production and labor intensity, which increased the danger of work-related injuries and the growth of occupational diseases. Among other factors that aggravated the situation, one can note the low level of qualification of workers, their non-observance of labor discipline, as well as the lack of efforts on the part of the owners and administration of industrial enterprises in the field of labor protection.Keywords: industrial injuries, accidents, factory inspection, industrial modernization, industry, workers, entrepreneurs, Middle Volga region.




ВведениеРаннеиндустриальная модернизация,

вступившая в конце XIX – начале XX в. в активную фазу, порождала новую реаль-ность, существенным образом изменив-шую положение человека. Грани этой но-вой реальности были самые разные. Мы остановимся на одной из них – влиянии растущей техногенной среды на одного из главных акторов индустриализации, про-мышленного рабочего. С одной стороны, технический прогресс избавлял рабочих от наиболее сложных операций, связан-ных с необходимостью использования тя-желого физического труда. Однако было и немало негативных сторон второй научно-технической революции. Усложнение про-изводственного процесса, происходившее на фоне укрупнения промышленных пред-приятий и их технико-технологического перевооружения, интенсифицировало труд рабочих, порождая при этом новые угро-зы их жизни и здоровью. Это выражалось в увеличении рисков производственного травматизма и возникновении разного рода профессиональных болезней.

Следует отметить, что данный комплекс проблем на рубеже XIX–XX вв. становился все более актуальным не только для тради-ционно промышленно развитых районов страны, но и для регионов, где историче-ски аграрный сектор был преобладающим. В частности, новый виток российской ин-дустриализации приводил к переструкту-рированию экономики и росту промыш-ленного сектора в средневолжском регионе. В представлявших его губерниях в этот пе-риод росло количество фабрично-заводских рабочих, которые в условиях промышлен-ного бума оказывались в гораздо большей степени подвержены негативному влиянию техногенной среды. Увеличивалось число случаев производственного травматизма, а также разного рода профессиональных бо-лезней.

Главная задача данной работы – просле-дить динамику несчастных случаев в про-мышленности губерний Среднего Повол-жья (Казанской, Самарской, Саратовской, Симбирской и Пензенской) в начале XX в., а также выявить, как она коррелировала с изменением важнейших показателей раз-вития промышленности – численности ра-бочих и количества фабрик и заводов.

Рассмотрение данных параметров по-зволит получить новые аргументы в рас-смотрении вопроса об эффективности и действенности принимаемых фабричной инспекцией и местными властями мер, на-правленных на усиление со стороны вла-дельцев и администрации промышленных предприятий деятельности по обеспече-нию техники безопасности и санитарных норм, а также нейтрализации вредного воз-действия техногенной среды на здоровье рабочих.

Несмотря на то что вопросы производ-ственного травматизма промышленных ра-бочих поднимались в отечественной науч-ной литературе, вряд ли их можно считать достаточно проработанными. Особенно слабо данная тема актуализирована на ре-гиональном уровне. В большинстве случа-ев ее обсуждение происходило в плоскости рассмотрения общих проблем, связанных с исследованием «рабочего вопроса» и фор-мирования трудового законодательства в России в конце XIX – начале XX в., прежде всего в части вопросов страхования рабо-чих [1–3; 5].

Методы исследованияДля решения поставленных задач были

использованы элементы методик соци-ально-экономического анализа, позволив-шие рассмотреть объект исследования в контексте влияния на него эндогенных и экзогенных факторов. В работе нашли применение методы информационно-ста-тистического анализа, результаты кото-рого были визуализированы с помощью

For citation: Andrey E. Makushev. The Dynamics of Industrial Injuries in the industry of the Middle Volga Region at the Beginning of the XX century. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 112–128. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.112-128.



графического представления полученных статистических данных. Применение мо-дернизационной теории позволило встро-ить рассматриваемые процессы в тренд индустриальной модернизации, рассмо-трев ее на уровне субпроцессов социаль-но-экономического типа.

Результаты исследованияНа основе анализа данных ежегодно

публиковавшихся на протяжении 1901–1913 гг. «Статистики несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, под-чиненных надзору фабричной инспекции» (далее «Статистика несчастных случаев с рабочими…») и «Сводов отчетов фабрич-ных инспекторов» (СОФИ) была выявлена динамика изменения интенсивности про-изводственного травматизма на фабриках и заводах Среднего Поволжья, поднадзорных фабричной инспекции. Выявлена тенденция довольно существенного увеличения обще-го числа несчастных случаев при одновре-менном снижении смертности среди рабо-чих. Показано, что рост производственного травматизма был непропорционально высок по сравнению с изменением двух важных показателей промышленного развития: ко-личества промышленных предприятий и численности рабочих. Наибольшие масшта-бы производственного травматизма наблю-дались на фабриках и заводах в Саратовской и Самарской губерниях, что в целом соот-ветствует их сравнительно более высокому уровню промышленного развития.

ОбсуждениеСистематический сбор сведений о не-

счастных случаях в российской промышлен-ности впервые начал осуществляться после учреждения института фабричной инспек-ции. На основании высочайше утвержден-ного 14 марта 1894 г. мнения Государствен-ного Совета и изданного на его основании Наказа чинам фабричной инспекции (ст. 40) ведение учета такого рода статистики было отнесено к числу непосредственных обязан-ностей фабричных чинов.

В первые годы после принятия указан-ных выше постановлений сбор сведений осуществлялся плохо. По всей видимости, это было связано с тем, что институт фа-бричной инспекции находился в стадии становления и фабричные инспекторы еще не в полной мере освоили все премудрости выполнения профессиональных обязанно-стей. В лучшую сторону ситуация изме-нилась в начале нового столетия. К этому времени объемы поступавшей с мест ин-формации позволили увидеть общую кар-тину по стране. В ежегодно издававшихся общероссийских сводах отчетов фабрич-ных инспекторов присутствовал обяза-тельный раздел, посвященный статистике несчастных случаев на промышленных предприятиях, поднадзорных фабричной инспекции.

С 1901 г. было начато составление специальных статистических сводов, где в систематизированном виде была пред-ставлена статистика несчастных случа-ев в российской промышленности, в том числе в территориальном и отраслевом разрезе1.

Необходимо отметить, что усиление внимания властей к ведению статистики несчастных случаев в российской промыш-ленности совпало с наступлением эры фа-бричного законодательства, олицетворяв-шего собой усиление внимания к нуждам и проблемам рабочих. Разработка законов о труде, призванных защитить интересы рабочих, сопровождалась необходимостью мониторинга ситуации и выявления наи-более болезненных точек. Наибольшую актуальность при этом имели два обстоя-тельства.

Во-первых, учреждение в стране инсти-тута страхования промышленных рабочих потребовало создание системы контроля со стороны властей за исполнением страхо-вых законов (прежде всего закона от 2 июня 1903 г. о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих

1 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1901 г. – СПб., 1905. – С. 2.


и служащих). Учитывая незаинтересован-ность и даже определенную долю противо-действия предпринимателей на пути их реализации, государство старалось взять в свои руки контроль за их исполнением, для чего было необходимо обладать всей полнотой информации о производственном травматизме в стране.

Во-вторых, сбор такого рода стати-стических сведений рассматривался в качестве эмпирической базы для осу-ществления профилактики производ-ственного травматизма на промышленных предприятиях. В частности, издаваемая в 1901–1913 гг. Отделом промышленности «Статистика несчастных случаев с рабо-чими промышленных заведений, подчи-ненных надзору фабричной инспекции» (далее «Статистика несчастных случаев с рабочими…») классифицировала про-изводственные травмы по их причинам и источникам. Для этого был разрабо-тан специальный формуляр, включавший 17 позиций. Благодаря этому «…можно было судить о том, какие из машин, и ка-кие части последних являются наиболее опасными и требуют более внимательного к себе отношения и возможного ограж-дения, а также какие из операций, не со-пряженных с машинной работой, требуют усовершенствований способов работы, с целью сделать последнюю менее опасной для рабочих»2.

Подсчитывая статистику несчастных случаев в промышленности, нелишним будет уточнить, как это понятие трак-товалось в правовых узаконениях того времени. Под несчастными случаями подразумевались смерть или телесные повреждения (ушибы, переломы, увечья и др.), а также отравления, вызванные ядовитыми веществами, газами, испаре-

ниями и т. д. При этом обязательной фик-сации подлежали все несчастные случаи, произошедшие при исполнении каких-либо работ непосредственно в заводских корпусах, а также за их пределами, если они были связаны с деятельностью про-мышленного предприятия и осуществля-лись по распоряжению и под наблюдени-ем администрации. Исключались только те, которые были связаны с потерей тру-доспособности на срок не более двух дней (позднее этот рубеж был увеличен до трех дней). Записи в книгу подлежали и несчастные случаи, происходившие с представителями заводской администра-ции3. Правда, позднее на этот счет было сделано уточнение. Учету подлежали только случаи производственного трав-матизма только тех служащих, чей доход не превышал 1 500 руб. в год. Только в этом случае давалось равное с рабочими право на вознаграждение по Закону от 2 июня 1903 г. «Правила о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных слу-чаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской про-мышленности»4.

При изучении статистики несчастных случаев с промышленными рабочими выяв-ляются некоторые разночтения при анализе содержания разных источников. В частно-сти, данные о числе несчастных случаев, содержащиеся в «Статистике несчастных случаев с рабочими…», расходятся с анало-гичными данными СОФИ. Например, если за 1905 г. в первом вышеназванном источ-нике указан 2 681 случай, то во втором – 3 276, т. е. на 595 случаев больше (СОФИ содержат также более высокие показатели количества «поднадзорных» промышлен-ных предприятий и численности рабочих


2 Микулин А. А. Внешние причины несчастных случаев с рабочими на фабриках и заводах. – Киев, 1905. – С. IV.

3 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1901 г. – СПб., 1905. – С. 1–2.

4 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1909 г. – СПб., 1911. – С. 1.



на них)5. Этот факт выглядит несколько странно, учитывая, что происхождение этих данных совершенно идентично. При-чина такого рода различий кроется в том, что при подготовке издания «Статистики несчастных случаев с рабочими…» соби-раемые данные подвергались дополнитель-ной обработке. По признанию представи-теля Отдела промышленности фабричного ревизора Е. М. Дементьева, руководившего изданием Свода отчетов фабричных ин-спекторов, данные о несчастных случаях носят лишь предварительный характер. Па-раллельно производилась их «правильная разработка» для публикации отдельного статистического сборника6.

Такого рода корректировка статистики производственного травматизма осущест-влялась в целях исключения выявляемых погрешностей, а также исходя из необхо-димости учета практики применения За-кона от 2 июня 1903 г. «О вознаграждении потерпевших вследствие несчастных слу-чаев рабочих и служащих». В частности, при подготовке к изданию «Статистики несчастных случаев с рабочими…» ис-ключались данные по тем промышленным предприятиям, которые, хотя и состояли под надзором фабричной инспекции, «…но как ремесленные, не подчинялись дей-ствию закона 2 июня 1903 г. о вознаграж-дении рабочих потерпевших от несчаст-ных случаев»7.

Из списка учитываемых исключались сведения по промышленным предприятиям, которые, хотя и подвергались учету, но фак-тически не действовали в течение всего года.

За пределами статистики оказывались также раздаточные конторы и соответ-ственно занятые на них рабочие. Учитывая, что их деятельность проходила в домашних

условиях, несчастные случаи с такого рода рабочими трактовались как «случайности частной жизни»8. Из статистики также ис-ключались пострадавшие лица, не связан-ные с фабрикой и лишь случайно оказыва-вшиеся в промышленном заведении или в месте, где осуществлялись производствен-ные работы.

Фактически «Статистика несчастных случаев с рабочими…» в большинстве случаев несколько занижает сведения о производственном травматизме, и лишь в некоторых случаях корректировка проис-ходила в сторону увеличения в сравнении с аналогичными данными, что приводятся в СОФИ. В данном случае мы имеем дело не с умышленным искажением фактов, а с целенаправленными действиями по адап-тации такого рода статистики к право-применительной практике, связанной с исполнением Закона от 2 июня 1903 г. «О вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих».

Для упорядочения сбора сведений о производственном травматизме были раз-работаны специальные формуляры в виде отпечатанных типографским способом книг для записи несчастных случаев. Ве-дение такого рода книг объявлялось обяза-тельным для всех промышленных предпри-ятий, использовавших наемный труд. Они состояли из трех частей. В первую, «оста-ющуюся в корешке», вносилась первичная запись о несчастном случае, где были пред-ставлены его обстоятельства. Во вторую вписывались практически те же сведения, которые в виде отрывной карточки отсыла-лась инспектору. В третью помещалась ин-формация о последствиях несчастного слу-чая для рабочего и результатах его лечения. Данная карточка должна была заполняться

5 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1905 г. – СПб., 1908. – С. 86–87, 94–99, 114–115 ; Свод отчетов фабричных инспекторов за 1905. – СПб., 1908. – С. 40, 75.

6 Свод отчетов фабричных инспекторов за 1901 г. – СПб., 1903. – С. XXI.7 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной

инспекции, за 1905 г. – С. 4. 8 Там же. – С. 3–4.


при обязательном участии врача или фель-дшера и также в виде отрывной карточки отправлялась инспектору9.

В 1895 г. фабричным инспекторам было предоставлено право требовать, чтобы владельцы промышленных заведений со-общали о несчастных случаях не позднее следующего дня. Получив извещение о не-счастном случае, инспектор был обязан вы-яснить все обстоятельства произошедшего, входя в «письменное сношение» с владель-

цем и администрацией предприятия. В слу-чае смерти или тяжелых увечий пострадав-шего он должен был немедленно прибыть на место происшествия для личного уча-стия в расследовании.

Далее на основе официальной статисти-ки проанализируем уровень производствен-ного травматизма рабочих на промышлен-ных предприятиях Среднего Поволжья в начале XX в. За основу взяты данные за 1901, 1904, 1907, 1910 и 1913 гг., отража-


9 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1901 г. – С. 1.

Таблица 1 Динамика численности несчастных случаев и смертей

среди промышленных рабочих Среднего Поволжья в 1901–1913 гг.*Table 1

The dynamics of the number of accidents and deaths among industrial workers of the Middle Volga region in 1901–1913

Губе

рния

/ Pr

ovin

ce

1901 г. 1904 г. 1907 г. 1910 г. 1913 г.

Числ

о не

счас

тны

х сл

учае

в /

Num

ber o

f acc

iden

ts

Из н

их с

о см

ерте

льны

м ис

хо-

дом

/ Num

ber o

f fat

al a

ccid

ents

Дол

я см

ерте

й, %

/ D

eath

rate

, %

Числ

о не

счас

тны

х сл

учае

в /

Num

ber o

f acc

iden

ts

Из н

их с

о см

ерте

льны

м ис

хо-

дом

/ Num

ber o

f fat

al a

ccid

ents

Дол

я см

ерте

й, %

/ D

eath

rate

, %

Числ

о не

счас

тны

х сл

учае

в /

Num

ber o

f acc

iden

ts

Из н

их с

о см

ерте

льны

м ис

хо-

дом

/ Num

ber o

f fat

al a

ccid

ents

Дол

я см

ерте

й, %

/ D

eath

rate

, %

Числ

о не

счас

тны

х сл

учае

в /

Num

ber o

f acc

iden

ts

Из н

их с

о см

ерте

льны

м ис

хо-

дом/

Num

ber o

f fat

al a

ccid

ents

Дол

я см

ерте

й, %

/ D

eath

rate

, %

Числ

о не

счас

тны

х сл

учае

в /

Num

ber o

f acc

iden

ts

Из н

их с

о см

ерте

льны

м ис

хо-

дом/

Num

ber o

f fat

al a

ccid

ents

Дол

я см

ерте

й, %

/ D

eath

rate

, %Казанская /

Kazan 57 8 14,0 98 3 3,1 256 5 2,0 357 7 2,0 549 2 0,4

Самарская / Samara 128 7 5,5 312 11 3,5 489 16 3,3 508 10 2,0 782 8 1,0

Саратовская / Saratov 780 34 4,4 2 478 16 0,6 1 998 17 0,9 1 808 11 0,6 2 309 10 0,4

Симбирская / Simbirsk 61 21 34,4 89 4 4,5 109 3 2,8 105 1 1,0 171 4 2,3

Пензенская / Penza 49 12 24,5 101 2 2,0 67 2 3,0 54 2 3,7 201 2 1,0

Всего / Total 1075 82 7,6 3 078 36 1,2 2 919 43 1,5 2 832 31 1,1 4 012 26 0,6

* Составлена по: Свод отчетов фабричных инспекторов 1901–1913 гг. – СПб., 1902–1914 (Изд. Министерства торговли и промышленности). За 1901 г. – С. 145; за 1904 г. – С. 155; за 1907 г. – С. 79; за 1910 г. – С. 219; за 1913 г. – С. 223. / Compiled by: Summary of reports of factory inspectors 1901–1913. – Saint Petersburg, 1902–1914 (Publishing House of the Ministry of Trade and Industry). For 1901 – P. 145; for 1904 – P. 155; for 1907 – P. 79; for 1910 – P. 219; for 1913 – P. 223.



0250500750

10001250150017502000225025002750300032503500375040004250

1901 г. 1904 г. 1907 г. 1910 г. 1913 г.

Казанская Самарская Саратовская Симбирская Пензенская

ющие динамику изменения данного пока-зателя на протяжении четырех четырехлет-них периодов (табл. 1).

Анализ представленных в табл. 1 и на рис. 1 статистических данных показывает безусловное лидерство Саратовской губер-нии по масштабам производственного трав-матизма. В 1901 г. на ее долю приходилось 73 % всех несчастных случаев, зафиксиро-ванных на промышленных предприятиях пяти изучаемых губерний Среднего Повол-жья, поднадзорных фабричной инспекции. К 1904 г. ее доля увеличилась до 81 %, но впоследствии наблюдалось некоторое сни-жение: до 68 % – в 1907 г., до 64 % – в 1910 и 58 % – в 1913 г. На втором месте шла Са-марская губерния, доля которой в общем числе несчастных случаев возросла с 12 % в 1904 г. до 19 % в 1913 г. На третьем месте

находилась Казанская губерния, удельный вес которой по этому показателю возрос с 5 % в 1901 г. до 14 % в 1913 г.

Далее общие показатели производствен-ного травматизма сопоставим с масштаба-ми промышленного производства рассма-триваемых губерний. Для этого соотнесем абсолютные показатели числа несчастных случаев с количеством промышленных предприятий и численностью рабочих, ис-пользуя при этом данные «Статистики не-счастных случаев с рабочими…» за 1901 и 1912 гг. (табл. 2, 3; рис. 2, 3).

Хотя они по уже указанным выше при-чинам несколько отличаются от аналогич-ных показателей, приводимых в СОФИ, в целом рисуют вполне адекватную картину интенсивности производственного травма-тизма. При этом с 1901 по 1912 г. интен-

Рис. 1. Динамика численности несчастных случаев в промышленности Среднего Поволжья в 1901–1913 гг. /

Fig. 1. Dynamics of the number of accidents in the industry of the Middle Volga region in 1901–1913



Таблица 2Интенсивность производственного травматизма

в промышленности Среднего Поволжья в 1901 г.* Table 2

intensity of industrial injuries in the industry of the Middle Volga region in 1901

Губерния / Province

Количество промышлен-ных предпри-ятий / Number

of industrial enterprises

Числен-ность

рабочих / Number of

workers

Число несчастных случаев / Number of accidents

В абсолют-ных цифрах / In absolute

numbers

В среднем на одно про-мышленное

предпри-ятие / On

average per an industrial

enterprise

В среднем на 1 тыс. ра-бочих / On average per 1 thousand

workers

Казанская / Kazan 180 16 087 67 0,4 4,2Самарская / Samara 101 7 319 131 1,3 17,9Саратовская / Saratov 359 29 874 729 2,0 24,5Симбирская / Simbirsk 167 13 359 73 0,4 5,5Пензенская / Penza 128 18 141 36 0.2 1.2Всего / Total 1 025 84 780 1 036 1,0 12,2

* Составлена по: Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1901 г. – СПб., 1903. – С. 26–29, 34–35. / Сomplied by: Statistics of accidents with workers of industrial establishments subordinate to the supervision of the factory inspection for 1901. Saint Petersburg, 1903. P. 26–29, 34–35.

Таблица 3Интенсивность производственного травматизма

в промышленности Среднего Поволжья в 1912 г.*Table 3

intensity of industrial injuries in the industry of the Middle Volga region in 1912

Губерния / Province

Количество промышлен-ных предпри-ятий / Number

of industrial enterprises

Числен-ность

рабочих / Number of

workers

Число несчастных случаев / Number of accidents

В абсолют-ных цифрах /

In absolute numbers

В среднем на одно про-мышленное

предпри-ятие / On

average per an industrial

enterprise

В среднем на 1 тыс. рабочих /

On average per 1

thousand workers

Казанская / Kazan 148 14 705 391 2,6 26,6Самарская / Samara 249 11 885 572 2,3 48,3Саратовская / Saratov 286 25 146 1 889 6,6 75,1Симбирская / Simbirsk 147 14 422 138 0,9 9,6Пензенская / Penza 110 11 263 70 0,6 6,2Всего / Total 940 77 421 3 060 3,3 39,5

* Составлена по: Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных над-зору фабричной инспекции, за 1912 г. – СПб., 1915. – С. 2–3; 60–61; 64–69; 82–83. / Сomplied by: Statistics of accidents with workers of industrial establishments subordinate to the supervision of the factory inspection for 1912. Saint Petersburg, 1915. P. 2:3, 60–61; 64–69; 82–83.



0250500750

10001250150017502000225025002750300032503500375040004250

1901 г. 1904 г. 1907 г. 1910 г. 1913 г.


сивность производственного травматизма существенно выросла по всем изучаемым губерниям. Средний показатель числа не-счастных случаев на одно промышленное предприятие вырос в совокупности с 1,0 до 3,3, а аналогичный показатель в расчете на 1 тыс. рабочих увеличился с 12,2 до 39,5. Наиболее масштабное увеличение наблю-далось в двух губерниях. В Саратовской губернии средний показатель числа не-счастных случаев на одно промышленное предприятие вырос в совокупности с 2,0 до 6,6, а аналогичный показатель в расчете на 1 тыс. рабочих увеличился с 24,5 до 75,1. В Самарской губернии эти показатели уве-личились с 1,3 до 2,3 в 1901 г. и с 17,9 до 48,3 в 1912 г. соответственно.

По темпам роста интенсивности про-изводственного травматизма лидировала Казанская губерния. Средний показатель числа несчастных случаев на одно про-

мышленное предприятие здесь вырос в со-вокупности с 0,4 до 2,6 (в 6,5 раза против 3,3 в Саратовской и 1,8 в Самарской соот-ветственно), а аналогичный показатель в расчете на 1 тыс. рабочих увеличился с 4,2 до 26,6 (в 6,3 раза против 3,1 в Саратовской и 2,7 в Самарской соответственно).

Наиболее благополучная ситуация с про-изводственным травматизмом, судя по рас-сматриваемым параметрам количественного плана, складывалась в Пензенской и Симбир-ской губерниях. В Пензенской губернии сред-ний показатель числа несчастных случаев на одно промышленное предприятие вырос в со-вокупности с 0,2 до 0,6, а аналогичный пока-затель в расчете на 1 тыс. рабочих увеличился с 1,2 до 6,2. В Симбирской губернии эти по-казатели увеличились с 0,4 до 0,9 в 1901 г. и с 5,5 до 9,6 в 1912 г. соответственно.

Если сравнивать совокупные показатели интенсивности производственного травма-

Рис. 2. Число несчастных случаев в среднем на 1 тыс. рабочихFig. 2. The number of accidents on average per 1 thousand workers



тизма по изучаемым губерниям Среднего Поволжья с общероссийскими, мы увидим примерно схожую картину. Причем если по итогам 1912 г. средний показатель числа несчастных случаев на 1 тыс. рабочих по изучаемому региону был несколько ниже, чем в целом по России (3,3 против 4,7), то средний показатель несчастных случаев на 1 тыс. рабочих был, наоборот, выше (39,5 против 35,9)10.

Столь существенный рост интенсивности производственного травматизма значитель-

но опережал рост масштабов промышленно-го производства. С 1901 по 1913 г. число не-счастных случаев в промышленности пяти губерний Среднего Поволжья возросло в 3,7 раза (с 1 075 до 4 012). Столь существен-ный рост совершенно не адекватен измене-нию численности поднадзорных фабричной инспекции промышленных предприятий за этот период, которая возросла всего лишь на 6,8 % (с 1 059 до 1 131). Совершенно не-пропорционально росту производственного травматизма выглядит и динамика увеличе-

10 Публикуемая «Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных над-зору фабричной инспекции» охватывала губернии, где были учреждены местные представительства фа-бричной инспекции. При этом все губернии были разделены по шести округам: Санкт-Петербургский, Московский, Варшавский, Киевский, Поволжский, Харьковский. На территории Дальнего Востока, Си-бири, Средней Азии, Кавказа и Великого княжества Финляндского деятельность фабричной инспекции не распространялась, поэтому данные по ним не были представлены в рассматриваемом издании. – А. М.

0250500750

10001250150017502000225025002750300032503500375040004250

1901 г. 1904 г. 1907 г. 1910 г. 1913 г.


Рис. 3. Число несчастных случаев в среднем на одно «поднадзорное» предприятиеFig. 3. The number of accidents on average per 1 “supervised” enterprise



ния численности промышленных рабочих. С 1901 по 1913 г. этот показатель возрос с 72 060 до 81 936 чел., что составило 13,7 %.

Таким образом, рост числа несчастных случаев на промышленных предприятиях Среднего Поволжья нельзя объяснить толь-ко ростом таких производственных пока-зателей количественного плана, как чис-ленность промышленных предприятий и занятых на них рабочих. Вероятнее всего, столь существенное увеличение количества несчастных случаев в промышленности свя-зано с усложнением производства в органи-зационно-техническом плане, а также воз-растанием интенсивности труда. Об этом, в частности, свидетельствует повышение объ-емов производства как в абсолютном, так и в стоимостном измерении, величина которого значительно превышала показатели роста численности промышленных предприятий и рабочих за этот же период.

Рост технической оснащенности про-мышленных предприятий и усложнение производственного процесса также вносили немалую лепту в увеличение числа несчаст-ных случаев. Как показывает статистика, в начале XX в. наблюдалось более массовое внедрение механических двигателей, услож-нялось промышленное оборудование. Все это предъявляло новые требования к органи-зации труда, а также квалификации рабочих, которая нередко не успевала за техническим прогрессом. Отсутствие навыков работы со сложными машинами и механизмами спо-собствовало росту травматизма рабочих. Не-сомненно, ответственность за это несли вла-дельцы и администрация промышленных предприятий, которые не предпринимали должных усилий по обеспечению необходи-мой профессиональной подготовки и повы-шению технической грамотности персонала.

Не в полной мере на промышленных предприятиях осуществлялись меры по охране труда рабочих. Хотя фабричные инспекторы всячески старались улучшить положение дел в этой области, часто ис-

пользуя карательные меры, владельцы и ад-министрация заводов не в полной мере про-являли заботу о жизни и здоровье рабочих.

Новые угрозы жизни и здоровью ра-бочих, а также проживавшего в непосред-ственной близости от заводов населения, были также связаны с общим ростом тех-ногенной нагрузки промышленного произ-водства на окружающую среду. В некото-рых случаях это приобретало угрожающие масштабы, заставляя общественные круги и местную власть реагировать. О случаях экологического загрязнения, вызванных деятельностью промышленных предпри-ятий Среднего Поволжья, и о возникавших вследствие этого угрозах здоровью рабочих и окрестного населения неоднократно писа-ли в периодической печати в начале XX в. Однако далеко не всегда владельцы и адми-нистрация «неэкологичных» предприятий предпринимали должные меры по исправ-лению ситуации. В некоторых случаях в от-ношении нарушителей местными властями совместно с фабричной инспекцией прини-мались штрафные санкции и даже иниции-ровались судебные разбирательства [4].

Тем не менее определенные подвижки в этом вопросе все же имелись. Об этом сви-детельствует тот факт, что при общем росте травматизма в 1901–1913 гг. наблюдалось снижение числа смертей среди пострадав-ших рабочих (см. табл. 1; рис. 4).

Если в 1901 г. в промышленности пяти губерний Среднего Поволжья летальным исходом закончились 82 несчастных случая, то в 1913 г. – лишь 26. Иными словами, при общем росте числа несчастных случаев в 3,7 раза смертность снизилась за это же вре-мя в 3,2 раза. Этот показатель свидетельству-ет о существенных подвижках в деле охраны труда, достигнутых благодаря деятельности фабричной инспекции и местных властей, а также предпринимаемых со стороны вла-дельцев и администрации заводов усилий11.

Анализируя опубликованные данные официальной статистики несчастных слу-

11 Свод отчетов фабричных инспекторов за 1901 г. – СПб., 1903. – С. 145 ; Свод отчетов фабричных инспек-торов за 1913 г. – СПб., 1914. – С. 223.


чаев с рабочими промышленных предпри-ятий, подчиненных надзору фабричной инспекции за 1905 г., в которой несчастные случаи распределены по причинам и ис-точникам повреждений, можно увидеть, что на промышленных предприятиях пяти средневолжских губерний из всех травм лишь 844 (31,5 %) были причинены маши-нами. Остальные 1 837 (68,5 %) несчастных случаев не являлись следствием контактов рабочего с машинной техникой12.

Примерно такое же соотношение «тех-нологичных» и «не технологичных» травм

наблюдалось в 1909 г. Из 2 293 пострадав-ших рабочих 702 (30,6 %) были травми-рованы машинами, а у 1 591 чел. (69,4 %) источники и причины повреждений имели другой характер13. К 1912 г. ситуация прак-тически не изменилась. При общем росте числа несчастных случаев (до 3 060) со-отношение рассматриваемых показателей составило 899 чел. (29,4 %) и 2 161 чел. (70,6 %)14 .

Следует заметить, что общая картина по стране была фактически идентична той, что мы увидели по губерниям Среднего По-

12 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1905 г. – С. 166–167, 170–173, 182–183.

13 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1909 г. – С. 98–101.

14 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1912 г. – С. 90–91, 104–107.

Рис. 4. Динамика смертности в результате несчастных случаев в промышленности Среднего Поволжья в 1901–1913 гг.*

Fig. 4. Dynamics of mortality due to accidents in the industry of the Middle Volga region in 1901–1913

05

1015202530354045505560657075808590

1901 г. 1904 г. 1907 г. 1910 г. 1913 г.


* Свод отчетов фабричных инспекторов 1901–1913 гг. – СПб., 1902–1914 (Изд. Министерства торговли и промышленности). За 1901 г. – С. 145 ; за 1904 г. – С. 155; за 1907 г. – С. 79; за 1910 г. – С. 219 ; за 1913 г. – С. 223. / See: Summary of reports of factory inspectors 1901–1913. Saint Petersburg, 1902–1914 (Publishing House of the Ministry of Trade and Industry). For 1901 – P. 145; for 1904 – P. 155; for 1907 – P. 79; for 1910 – P. 219; for 1913 – P. 223.




волжья. По Российской империи этот пока-затель был примерно таким же, лишь при незначительном увеличении в сторону «ма-шинно-технической» природы несчастных случаев: в 1909 г. это соотношение состав-ляло 34 и 66 %, а в 1912 г. – 33,2 и 66,8 % соответственно15.

Более детальный анализ источников и причин травматизма рабочих на промыш-

ленных предприятиях Среднего Поволжья в 1912 г. показывает преобладание произ-водственных травм и увечий, полученных при погрузочно-разгрузочных работах и в результате переноса тяжестей, доля кото-рых составляла 27,3 % (831 случай). Се-рьезные риски для жизни и здоровья ра-бочих возникали во время эксплуатации производственного оборудования. Работа

Рис. 5. Причины и источники производственного травматизма на промышленных пред-приятиях Среднего Поволжья в 1912 г.*

Fig. 5. Reasons and sources of industrial injuries at industrial enterprises of the Middle Volga region

Прочие причины (ушибы и травмы при контакте с разными предметами,

накалывание ноги на острые предметы, обваривание горячей водой и др.) / Other causes (bruises and injuries in contact with various objects, pricking of a leg on sharp

objects, scalding with hot water, etc.)

Ручные инструменты и орудия труда (молотки, топоры, кирки, ломы и

др.) / Hand tools and tools (hammers, axes, picks,

crowbars, etc.)

Погрузочно-разгрузочные работы, перенос тяжестей /

Loading and unloading, weight transfer Падение с высоты (с подмостков, лестниц,

в люки, ямы и др.) / Fall from a height (from the scaffold, stairs, into hatches, pits, etc.)

Наезд экипажей, телег, повозок и пр. / Hitting crews, carts, wagons,

etc.

Обрушение, падение и опрокидывание предметов и сооружений / Collapse, fall

and overturn of objects and structures

Огнеопасные, ядовитые веще-ства, газы, пары, расплавлен-

ный металл и т. п. / Flammable, toxic substances, gases, vapors,

molten metal, etc.

Паровые котлы, паропроводы, ап-параты, нагреваемые паром (взры-вы, прорывы и пр.) / Steam boilers, steam lines, devices heated by steam

(explosions, breakouts, etc.)

Лифты, элеваторы, краны и т. п. /Lifts, elevators, cranes, etc.

Производственное оборудование (станки, сложные машины и механизмы, приводимые

действие механическим двигателем) / Production equipment (machine tools, complex machines and

mechanisms driven by a mechanical engine)

Передачи и приводы / Gears and drives

Двигатели / Engines

* Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1912 г. – С. 90–91, 104–107. / Statistics of accidents with workers of industrial establishments subordinate to the supervision of the factory inspection for 1912. Saint Petersburg, 1915. P. 90–91, 104–107.

15 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1909 г. – СПб., 1911. – С. 84 ; Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1912 г. – СПб., 1915. – С. 90–91.


на станках, сложных машинах и меха-низмах, приводимых в действие механи-ческими двигателями, стала причиной 723 несчастных случаев (23,7 %). На «про-чие причины», основную часть которых составляли ушибы и травмы при контак-те с разными предметами, накалывание ноги на острые предметы, обваривание горячей водой и др., приходилось 16,3 % (497 случаев). Неумелое пользование ручным инструментом и орудиями труда (молотки, топоры, кирки, ломы и др.) по-влекло за собой 275 травм, что составляло 9 % (рис. 5).

В Казанской губернии наибольшая численность случаев производственного травматизма в начале XX в. отмечалась на льнопрядильно-ткацкой мануфактуре, дей-ствовавшей под вывеской «Торгово-про-мышленное акционерное общество “Ала-фузовские фабрики и заводы”». Например, в 1912 г. на него приходилось 29,5 % (115) всех несчастных случаев в промышленно-сти губернии (391). Правда, нужно учесть, что на это предприятие приходилось также 30,3 % (4 459) всех промышленных рабочих губернии (14 705). Иными словами, эти по-казатели соответствовали среднестатисти-ческим по губернии. На 1 тыс. рабочих там приходилось 25,8 несчастных случая, а в среднем по губернии – 26,6.

Наиболее опасным в Казанской губер-нии с точки зрения травматизма рабочих являлось машиностроительное производ-ство. На четыре предприятия отрасли с численностью рабочих 334 чел. в 1912 г. приходилось 25 несчастных случаев, что составляло 74,9 случая на 1 тыс. рабочих. Довольно травмоопасной была пищевая от-расль, где на 1 тыс. рабочих приходилось 69,8 несчастных случая16.

В Симбирской губернии в 1912 г. более половины (76 из 138) несчастных случаев приходилось на предприятия по обработке

шерсти, игравшие главную роль в произ-водственно-отраслевой структуре регио-на. На каждое предприятие приходилось 4,0 случая, а на 1 тыс. рабочих – 7,6 случая. Это было меньше, чем в среднем по губер-нии, в рамках которой показатель состав-лял 9,6 случая на 1 тыс. рабочих. Наиболее опасными для рабочих были предприятия по обработке минеральных веществ (29,3 случая на 1 тыс. рабочих), металлургиче-ские и машиностроительные (22,9 несчаст-ных случая), а также лесопильные (19,3 не-счастных случая)17.

В Самарской губернии рекордсменом по числу несчастных случаев в 1912 г. был Богатовский сахаро-рафинадный завод, где их было зафиксировано 124. С учетом того, что на заводе было занято 689 рабочих, чис-ло несчастных случаев на 1 тыс. чел состав-ляло 180.

Следует отметить, что более половины всех производственных травм в губернии (62,6 %) приходилось на предприятия пи-щевой промышленности (124 из 572), а их интенсивность составляла 62,6 несчастных случая на 1 тыс. рабочих.

В то же время обращает на себя вни-мание низкий уровень травматизма в весьма опасных с данной точки зрения отраслях, связанных с металлообработ-кой и машиностроением. На 30 такого рода промышленных предприятиях Са-марской губернии их было зафиксирова-но всего 15 (10,4 несчастных случая на 1 тыс. рабочих)18.

Например, на пензенских машиностро-ительных заводах этот показатель составил в 1912 г. 23,7, а на казанских – 74,9 случая на 1 тыс. рабочих. Еще более это контрасти-рует с ситуацией в Саратовской губернии, где металлообработка и машиностроение дали более половины всех несчастных слу-чаев (927 из 1 889). На каждое из такого рода предприятий в среднем приходилось

16 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1912 г. – СПб., 1915. – С. 60–61.

17 Там же.18 Там же. – С. 64–67.




38,6 несчастных случая, а на 1 тыс. рабо-чих – 182,5 несчастных случая19.

Причина столь разительных отличий состоит в том, что в Саратовской губернии развитие данного комплекса производств характеризовалось большими масштаба-ми, техническим уровнем и концентрацией труда. Если в 1912 г. на самарских предпри-ятиях численность рабочих на одно такого рода предприятие составляла 47,9 чел., то на саратовских – 211,7 чел. Поэтому более крупные и сложные в организации произ-водства и в технико-технологическом плане металлообрабатывающие и машинострои-тельные предприятия Саратовской губер-нии несли гораздо больше угроз жизни и здоровью рабочих, чем аналогичные пред-приятия в Самарской губернии. Особенно высокий уровень травматизма отмечался на предприятиях, связанных с производством железа и стали, где в 1912 г. был зафикси-рован показатель в 224,5 несчастных случая на 1 тыс. рабочих. При этом на каждое та-кого рода предприятие в 1912 г. в среднем приходилось 122 несчастных случая20.

ЗаключениеПроведенный анализ статистики произ-

водственного травматизма на фабриках и заводах Среднего Поволжья, подчиненных надзору фабричной инспекции, нагляд-но показал, что наблюдавшееся в начале

XX в. ускорение процессов раннеинду-стриальной модернизации несло новые угрозы жизни и здоровью рабочих. В осно-ве своей они имели техногенный характер и были напрямую связаны с новым витком научно-технического прогресса, затронув-шего регионы, достаточно отдаленные от основных центров развития российской промышленности. Следствием этого стал рост масштабов производства и интенсив-ности труда, усиливших опасность про-изводственного травматизма и роста про-фессиональных болезней. В числе других факторов, усугублявших ситуацию, можно отметить низкий уровень квалификации рабочих, несоблюдение ими трудовой дис-циплины, а также недостаточность усилий со стороны владельцев и администрации промышленных предприятий в области охраны труда.

По всей видимости, проводимые в то время мероприятия по охране труда не успевали нейтрализовать вновь появлявши-еся риски и угрозы. Фабричная инспекция, штат которой был чрезвычайно ограничен, не могла в полной мере контролировать ситуацию. Местная власть также пыталась содействовать повышению техники без-опасности на фабриках и заводах, но эф-фективность предпринимаемых ею усилий оставляла желать лучшего.

19 Статистика несчастных случаев с рабочими промышленных заведений, подчиненных надзору фабричной инспекции, за 1912 г. – СПб., 1915. – С. 66-69.

20 Там же.

Библиографический список1. Ашмарина С. В., Бородкин Л. И. Травматизм и страхование горнозаводских рабочих в Рос-

сии в начале ХХ в.: количественный анализ // Экономическая история. Обозрение. Вып. 9 / под ред. Л. И. Бородкина. – М. : Изд-во МГУ, 2003. – С. 44–59.

2. Крузе Э. Э. Условия труда и быта рабочего класса в России в 1900–1914 гг. – М. : Наука, 1980. – 146 с.

3. Куприянова Л. В. «Рабочий вопрос» в России во второй половине XIX – начале XX в. // История предпринимательства в России. Кн. 2. Вторая половина XIX – начало XX века. – М. : РОССПЭН, 1999. – С. 343–437.

4. Макушев А. Е. Техника безопасности и санитарное состояние промышленных предприятий Среднего Поволжья в конце XIX – начале XX в. // Гуманитарий : актуальные проблемы гу-манитарной науки и образования. – 2019. – Т. 19. – № 4 (48). – С. 353–371.

5. Морозов А. В. Страхование рабочих от несчастных случаев в Казанской губернии, конец XIX в. – 1919 г. ; Казан. гос. технол. ун-т. – Казань : Изд-во Казан. ун-та, 2003. – 327 с.


References1. Ashmarina S. V. Injuries and insurance for mining workers in Russia at the beginning of the 20th

century: quantitative analysis. Ekonomicheskaya istoriya = Economic History. Review. Vol. 9 / ed. L. I. Borodkin. Moscow, 2003, P. 44–59. (In Russ.).

2. Kruse E. Working and living conditions of the working class in Russia in 1900–1914. Moscow, 1980, 146 p. (In Russ.).

3. Kupriyanova L. V. The “working issue” in Russia in the second half of the 19th – early 20th centuries. In book: History of entrepreneurship in Russia. Book 2. The second half of the XIX – the beginning of the XX century. Moscow, 1999. P. 343–437. (In Russ.).

4. Makushev A. E. Safety and sanitary conditions of industrial enterprises of the middle Volga region in the late XIX – early XX centuries. Gumanitarian : aktual’nye problemy gumanitarnoi nauki i obrazovaniia = Russian Journal of the Humanities. 2019.Vol. 19. No. 4 (48). Р. 353–371. (In Russ.).

5. Morozov A. V. Worker accident insurance in the Kazan province, end of the 19th century – 1919. Kazan, 2003, 327 p. (In Russ.).


Сведения об автореМакушев Андрей Евгеньевич – кандидат экономических наук, доцент, ректор Чуваш-

ской государственной сельскохозяйственной академии. Область научных интересов: эко-номическая история России, процессы раннеиндустриальной модернизации, рабочая исто-рия, история бизнеса России и Среднего Поволжья в конце XIX – начале XX в. Автор более 100 научных и учебно-методических публикаций. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-9987-2893.


about the authorandrey e. Makushev – Candidate of Economics, Associate Professor, Rector, Chuvash State

Agricultural Academy. Research interests: the processes of early industrial modernization, working history, business history of Russia and the Middle Volga region in the late XIX – early XX centuries. The author of more than 100 scientific and educational publications. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-9987-2893.





УДК 94(338.2)м. в. карташова

Балахнинский музейный историко-художественный комплекс (Балахна, Россия), e-mail: [email protected]

Механизмы взаимодействия власти, общества и кустарных промыслов в Российской империи

в конце XiX – начале XX в.Введение. Рассматриваются механизмы взаимодействия власти, общества и кустарных промыслов в Российской империи в конце XIX – начале XX в. в рамках изучения проблем российской экономической политики. Борьба двух идеологических направлений – консер-вативного и либерального – выразилась наиболее четко в отношении правительственных кругов к крестьянству. Автор пытается проследить два пути взаимодействия власти и кре-стьян-кустарей. Материалы и методы. На основе архивных и опубликованных источников проводится анализ механизма взаимодействия власти, общества и кустарных промыслов в Российской империи на рубеже XIX–XX вв. Были использованы нарративный, историко-типологический и историко-системный методы исторического исследования. Результаты исследования. Первый путь взаимодействия власти и кустарных промыслов включал ис-следовательские мероприятия, опросы, переписи. Большую роль в механизме взаимоот-ношения власти и кустарей играли комитеты и комиссии, которые собирались по иници-ативе правительства с целью получения информации с мест о нуждах крестьян-кустарей. Высшим общественным органом в системе взаимоотношения власти и кустарей являлись съезды деятелей по кустарной промышленности, постановления и решения которых по-сле обсуждений выносились на рассмотрение в правительство и также учитывались при разработке правительственных мероприятий по развитию промыслов. Весь этот механизм был достаточно эффективным и внес заметный вклад в реализацию государственной по-мощи кустарям. Обсуждение и заключение. В последние годы ведутся исследования по проблемам взаимодействия власти, общества и крестьянства в различных аспектах на ма-териалах отдельных регионов. В литературе получили освещение вопросы взаимодействия государства и различных экономических и политических страт: торгово-промышленной буржуазии, земств, крестьянства. Рассматриваемая тема имеет большое значение для выяв-ления эффективности Столыпинской реформы и ее соответствия традициям хозяйственной жизни российского села. Из двух путей взаимодействия властных структур и крестьян-ку-старей: «сверху» и «снизу» – наиболее эффективным был первый путь, инициированный властными структурами. Государственные программы развития кустарных промыслов, сформированные в процессе взаимодействия с кустарями, были нацелены на поддержание малого и среднего предпринимательства в крестьянской среде.Ключевые слова: Российская империя, государственная политика, земледельческое ведомство, кустарные промыслы, кустарь, артель, земство.Для цитирования: Карташова М. В. Механизмы взаимодействия власти, общества и кустарных промыслов в Российской империи в конце XIX – начале XX в. /// Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 129–139. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.129-139

© Карташова М. В., 2020



maria V. KartashovaBalakhna Museum of History and Art Complex (Balakhna, Russia), e-mail: [email protected]

Mechanisms of interaction Between Power, Society and Handicrafts in the Russian empire at the end of the XiX – the Beginning

of the XX centuryintroduction. The article discusses the mechanisms of interaction between power, society and handicrafts in the Russian Empire in the late XIX – early XX centuries as part of the study of problems of Russian economic policy. The struggle between two ideological directions – conservative and liberal – was most clearly expressed in the attitude of government circles towards the peasantry. The author tries to trace two ways of interaction between the authorities and artisanal peasants. Materials and Methods. Based on archival and published sources, an analysis is made of the mechanism of interaction between power, society and handicrafts in the Russian Empire at the turn of the XIX–XX centuries. In the work, we used narrative, historical-typological, and historical-systematic methods of historical research. Results. The first way of interaction between the authorities and handicrafts included research activities, surveys, censuses. Committees and commissions played an important role in the mechanism of relations between power and handicraftsmen, which gathered at the initiative of the government in order to obtain information from the localities about the needs of peasant handicraftsmen. The highest public body in the system of relations between power and handicraftsmen was the congresses of workers in the handicraft industry, the decisions and decisions of which, after discussions, were submitted to the government for consideration and were also taken into account when developing government measures for the development of crafts. This whole mechanism was quite effective and made a significant contribution to the implementation of state assistance to artisans. Discussion and Conclusion. In recent years, research has been conducted on the problems of the interaction of power, society and the peasantry in various aspects on the materials of individual regions. The literature received coverage of the interaction of the state and various economic and political strata: the commercial and industrial bourgeoisie, zemstvos, and the peasantry. The topic under consideration is of great importance for identifying the effectiveness of the Stolypin reform and its compliance with the traditions of the economic life of the Russian village. Of the two ways of interaction between power structures and artisanal peasants: “from above” and “from below,” the most effective was the first path, initiated from power structures. State programs for the development of handicrafts, formed in the process of interaction with handicraftsmen, were aimed at supporting small and medium enterprises in the peasant environment.Keywords: Russian Empire, state policy, agricultural department, handicrafts, handicraft, artel, zemstvo.For citation: Kartashova M. V. Mechanisms of Interaction Between Power, Society and Handicrafts in the Russian Empire at the End of the XIX – the Beginning of the XX century. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 129–139. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.129-139

ВведениеИзучение проблем российской экономи-

ческой политики, в рамках которой просле-живаются и вопросы взаимодействия власти и крестьянства, в отечественной истори-ографии занимает важное место. Именно несостоятельный правительственный курс, по мнению многих, привел Россию к трем революциям и падению царского режима. В годы правления Николая II борьба двух лаге-рей – консервативного и либерального – вы-разилась наиболее четко, и в этой полемике

центральным был вопрос о приоритетах го-сударственной политики. Консервативный лагерь выступал за необходимость подъема сельского хозяйства, сохранение крестьян-ской общины, либеральный – за развитие прежде всего национальной крупной про-мышленности. Однако в проведении пра-вительственных мероприятий начала XX в. усматривалась и основная, пусть и скрытая цель – остановить модернизацию в стране. Наиболее ярко противостояние двух курсов на рубеже веков выразилось в полемике Вит-




те – Ермолова через отношение к подъему сельского хозяйства. В этот период главным сторонником поддержания сельского хо-зяйства в правительстве выступал министр земледелия и государственных имуществ А. С. Ермолов. В. С. Дякин, характеризуя его взгляды, отмечал, что глава земледель-ческого ведомства выступал оппонентом С. Ю. Витте в вопросах поддержки отече-ственной экономики. Все отрасли промыш-ленности, кроме горной и металлургии, рас-сматривались А. С. Ермоловым как источник заработка для крестьянства и как средство повышения доходности их хозяйств. В свя-зи с этим правительство должно было под-держивать прежде всего кустарное и мелкое производство [6, с. 66].

МетодыНа основе архивных и опубликованных

источников проведен анализ механизма вза-имодействия власти, общества и кустарных промыслов в Российской империи на рубеже XIX–XX вв. В работе были использованы нар-ративный, историко-типологический и исто-рико-системный методы исторического ис-следования. Историко-типологический метод позволил выделить в системе взаимосвязей власти и кустарных промыслов два типа, или два пути взаимодействия. Историко-систем-ный метод применен для раскрытия внутрен-них механизмов взаимоотношений крупных функциональных систем: власти (органов го-сударственного управления, которые занима-лись поддержкой и развитием кустарных про-мыслов, таких как земледельческое ведомство, земские управы и собрания); кустарных про-мыслов, которые включали не только куста-рей-одиночек, но и различные производствен-ные и общественные кустарные организации (артели, товарищества, мастерские).

РезультатыМеханизм взаимодействия власти, об-

щества и кустарных промыслов в Россий-ской империи на рубеже XIX–XX вв. вклю-чал два пути.

Первый путь взаимодействия, когда ини-циатива шла «сверху», от правительства, земств, других местных органов власти. Инициатором и реализатором правитель-ственных мероприятий по поддержанию кустарных промыслов с 1888 г. выступало земледельческое ведомство, последователь-но Министерство государственных иму-ществ (МГИ), с 1894 по 1905 г. – Мини-стерство земледелия и государственных имуществ (МЗиГИ), с 1905 по 1915 г. – Главное управление землеустройства и зем-леделия (ГУЗиЗ), с 1915 по 1917 г. – Мини-стерство земледелия. При отделе сельской экономии и сельскохозяйственной стати-стики департамента земледелия с 1894 по 1917 г. функционировал Кустарный коми-тет, который аккумулировал деятельность по кустарно-промысловым мероприятиям, в том числе активно взаимодействовал с кустарными организациями и кустарями. Важной составляющей получения инфор-мации о кустарных промыслах являлось ис-следование кустарных промыслов, которые проводились в форме опросов, анкетиро-вания, переписей (земских и государствен-ных, местных и всероссийских, общих и бюджетных). Организовывались команди-ровки специалистов Кустарного комитета в кустарные районы.

Царская власть была вынуждена со-бирать комиссии, чтобы услышать «голос народа». Суть механизма выразил князь П. Л. Ухтомский в речи на собрании Юри-дического общества при Казанском уни-верситете 8 марта 1903 г.: «За последние годы деревня и ее нужды стали обращать на себя особенное внимание как правитель-ства, так и русского общества. Замечавший-ся уже давно упадок сельскохозяйственной промышленности и обнаруживаемое раз-личными явлениями жизни неустройство сельского быта обсуждаются в настоящее время правительственными и обществен-ными учреждениями»1. Действительно, в

1 Ухтомский П. Л. К вопросу о нуждах деревни : Речь пред. Юрид. о-ва при Имп. Казан. ун-те кн. П. Л. Ухтомского в годич. собр. о-ва 8 марта 1903 г. – Казань : Тип. Имп. ун-та, 1903. – С. 1.


1902 г. по всей России работали комитеты о нуждах сельскохозяйственной промышлен-ности, которые донесли проблемы деревни до правительства, правда, устами дворян и земства. Задачу, стоящую перед комитета-ми, участники понимали так: «…на нас ле-жит выяснение тех условий, в зависимости от которых слагается экономическая жизнь местного населения вообще, рассмотрение и оценка тех факторов, которые оказывают в ту или иную сторону свое влияние на все наше хозяйственное развитие»2. Материалы, собранные по губерниям под общим назва-нием «Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности», были опубликованы в 58 томах3. «Между тем, – писал П. Л. Ухтомский, – если бы де-ревня могла постоянно и безопасливо вы-сказываться о своих нуждах, то не могло бы и возникнуть тех неудобств и недостатков финансовой системы, на которые указывают теперь сельскохозяйственные комитеты, как на причину обеднения и упадка деревни»4. Заслуживает внимания деятельность князя, которая высоко оценена как современника-ми, так и современными исследователями [4]. Так, Павел Леонидович, будучи свияж-ским уездным предводителем дворянства Казанской губернии, покровительствовал развитию среди крестьян кустарных про-мыслов, что подтверждает инцидент, про-изошедший в Свияжском уезде. 12 мая 1906 г. в Свияжскую земскую управу поступило ходатайство от крестьянина с. Макулова Ефима Васильева Рыбачева о выдаче ему ссуды на расширение кузнечного произ-водства в размере 50 руб. Прошение было подкреплено поручительной подписью зем-левладельца князя П. Л. Ухтомского. При рассмотрении ходатайства князь, прекрасно

осведомленный об отношении к крестьян-ским просьбам, лично заявил в управе, что выдача ссуды Рыбачеву обычным порядком, т. е. через уездную управу, встретит серьез-ные затруднения из-за отсутствия наличных сумм в кассе уездной управы, при этом он как председатель заверил, что уездная упра-ва согласна принять означенную ссуду на ответственность уездного земства. Только благодаря поддержке П. Л. Ухтомского ссуда была выдана и записана за Свияжским уезд-ным земством сроком на два года из 5 % го-довых5.

Этот отдельный случай, когда землев-ладелец четко понимал крестьянские про-блемы, без сомнения подтверждает, что без поддержки дворян просьбы крестьян не смогли бы дойти до власти. Такой точки зре-ния придерживаются и зарубежные авторы. Так, финский исследователь Анне Писанен полагает, что вся деятельность по развитию ремесел и промыслов была «персонифици-рована». Многие общества ручного труда и ремесел существовали только потому, что возглавлялись сильными людьми «с ясным видением деятельности» [15, с. 13].

Рассмотрим отношение «Комитетов о нуждах сельскохозяйственной промыш-ленности» к проблеме поддержания и раз-вития кустарных промыслов. Это отноше-ние в губерниях было различным. Среди губерний, которые высказались четко за поддержание промыслов, были регионы с традиционно развитыми кустарными кла-стерами: Вятская, Костромская, Рязанская (Михайловское уездное земство). Вольский комитет Саратовского земства отметил, что кустарная промышленность «нуждается в государственной поддержке не менее, если не более, чем фабрично-заводская»6. Про-


2 Журналы Уездных комитетов Смоленской губернии о нуждах сельскохозяйственной промышленности. 1902 год. – Смоленск, 1903. – С. 3.

3 Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности : в 58 т. – СПб. : Тип. «Нар. польза», 1903–1904.

4 Ухтомский П. Л. Указ. соч. – С. 13.5 Национальный архив республики Татарстан (НАРТ). – Ф. 81. – Оп. 14. – Д. 8. – Л. 77–77 об.6 Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности : в 58 т. Т. 26. Саратовская

губерния. – СПб., 1903. – С. 159.



блемы кустарей четко выразил священник А. И. Никольский, лично обследовавший кустарные промыслы Хвалынского уезда. Главный бич кустарей – отсутствие средств на покупку сырья. Можно сколько угодно строить школы, открывать мастерские, но если у крестьянина нет денег на покупку материала, то ни о каком промысле речи быть не может. Поэтому, по его мнению, нужно дать кустарю прежде всего дешевый кредит. Затем – помочь организовать ар-тель. Как вариант, устроить склад для раз-дачи заказов7. Такие экономические меры помощи крестьянину-кустарю представля-ются наиболее действенными и способны-ми в короткие сроки поднять благосостоя-ние крестьян, снабдив их работой в зимние месяцы. О необходимости организации ар-телей писало и Костромское земство8.

Вторая группа регионов затрагивала во-просы, связанные с поддержанием кустар-ных промыслов, лишь фрагментарно. На-пример, Уфимский уездный комитет из-за упадка лесных промыслов предлагал взяться за развитие корзиноплетения. Белостоко-Со-кольский уездный комитет Гродненской гу-бернии выразил необходимость обеспечить всех «малодостаточных лиц», в том числе кустарей, легким и доступным кредитом9.

В третьей группе – губернии, которые вопросы, связанные с кустарными промыс-лами, в совещаниях комитетов проигнори-ровали. Это были регионы, в которых ку-старные промыслы просто отсутствовали: губернии Черноземья, часть западных гу-берний. Среди них Смоленская, Тульская, Минская губернии.

В работе местных комитетов, как от-мечают исследователи, проявилось много либеральных идей, так как в их составе, кроме дворян и землевладельцев, доля ко-торых составляла около 37 %, были зем-

ские деятели (23 %), а также крестьяне [14, с. 17]. Именно практический и довольно от-крытый характер заседаний местных коми-тетов вынудил правительство в противовес им собрать губернские совещания, ставшие достаточно консервативными. Тем не менее местные комитеты сыграли свою роль и вынесли проблемы, существовавшие в ку-старных промыслах, на правительственный уровень в масштабах всей страны.

Таким образом, комитеты в общем и целом выразили основную проблему ку-старей, которая заключалась в недостатке денежных средств для поддержания и раз-вития какого-либо кустарного промысла. Решение проблемы земские деятели видели в предоставлении кустарям быстрого и де-шевого кредита. Действительно, во многом важным шагом к решению вопроса стали кассы мелкого кредита, которые начали соз-даваться в губерниях вскоре после работы комиссии.

Одной из основных задач, которую ставило перед собой земледельческое ве-домство со времени получения кустарных промыслов в свое ведение, т. е. с 1888 г., являлось повсеместное изучение состо-яния этих промыслов. Многочисленные труды МЗиГИ-ГУЗиЗ и материалы, из-данные земствами, посвященные кустар-но-промышленным исследованиям, со-держат не только богатую информацию об экономическом положении промыслов, но и пожелания кустарей. Так, обследование состояния кустарной промышленности Олонецкой губернии позволило статисти-ку И. И. Благовещенскому сделать вывод, что главная причина полного застоя ку-старных промыслов кроется в отсутствии «у кустарей личных средств и несовер-шенство техники». Решение проблемы, по мнению статистика, заключалось в

7 Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности : в 58 т. Т. 26. Саратовская губерния. – С. 161.

8 Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности : в 58 т. Т. 17. Костромская губерния. – СПб., 1903. – С. 396.

9 Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности : в 58 т. Т. 44. Уфимская губерния. – СПб., 1903. – С. 343.


организации земством ссудной кассы, из которой кустари могли бы брать ссуду для приобретения необходимых материалов, инструментов и т. п.10

Пытаясь провести всероссийскую ку-старно-промышленную перепись, ГУЗиЗ разослал по губерниям и областям, где от-сутствовали земства, вопросные бланки по исследованию кустарных промыслов. Эти бланки, кроме основных сведений о про-мыслах, содержали вопрос: «Что мешает, по вашему мнению, промыслу развиваться (давать больший заработок, увеличивать сбыт изделий)». Большинство респонден-тов среди главных причин низкого развития промыслов указывали «недостаток средств и знаний»11.

Если кустари центральных губерний страдали прежде всего от отсутствия де-нежных средств для поднятия промыслов, то окраинные области – от отсутствия путей сообщения и… скупщиков. Скупщик как непременное звено существования кустар-ных промыслов полностью отсутствовал в отдаленных районах. Так, исследователь кустарной промышленности Иркутской губернии Н. Н. Козьмин писал, что «для развития промысла нужен перекупщик», «последний даст возможность производи-телю получить немедленно плату; даст ее даже вперед, – и будет иметь возможность и средства ждать покупателя»12.

Однако главной трибуной для изъявления пожеланий кустарей правительству были съезды, которые стали получать широкое распространение уже во второй половине

XIX в. Они имели разную направленность: научную, экономическую, политическую, культуртрегерскую. Важное значение для развития кустарных промыслов сыграли Второй Всероссийский съезд сельских хо-зяев, который проходил в Москве в декабре 1870 г., и съезд фабрикантов 1872 г. Первый из них впервые в истории обратился к пра-вительству с предложением организовать исследование кустарной промышленности, являющейся важной сферой народного тру-да в государственном хозяйстве. Второй фактически продублировал это ходатайство, подтвердив тем самым, что в развитии ку-старных промыслов заинтересовано не толь-ко сельскохозяйственное население, но и российские промышленники.

Осенью 1901 г. в Полтаве состоялся съезд деятелей по кустарной промышлен-ности, который организовало Полтавское общество сельского хозяйства13. На него съехались земские деятели и из других гу-берний, и съезд фактически приобрел ста-тус всероссийского земского совещания. В том же году состоялся первый съезд в Тиф-лисе14. В 1903 г. прошел подобный съезд в Ярославле15, который уже имел статус меж-губернского и охватывал северные губер-нии России. Первый всероссийский съезд был проведен в 1902 г. в ходе работы Пер-вой Всероссийской кустарно-промышлен-ной выставки в Санкт-Петербурге. Второй съезд состоялся в 1910 г.; третий, самый масштабный, – в 1913 г., во время проведе-ния Второй Всероссийской кустарно-про-мышленной выставки в Санкт-Петербурге.

10 Кустарная промышленность в Олонецкой губернии / очерк сост.: секретарь статистического ком. И. И. Благовещенский и чиновник особых поручений при губернаторе А. Л. Гарязин. – Петрозаводск, 1895. – С. 117.

11 Российский государственный исторический архив (РГИА). – Ф. 395. – Оп. 2. – Д. 3614. – Л. 4б, 8, 10.12 Козьмин Н. Н. Существует ли кустарная промышленность в Иркутской губернии? (Сост. на основании

ответов корреспондентов Отд. в 1899 и 1901 г.) / Вост.-Сиб. отд. Имп. Рус. геогр. о-ва. – Иркутск : Паровая типо-лит. П. И. Макушина и В. М. Посохина, 1904. – С. 13.

13 Постановления Областного съезда деятелей по кустарной промышленности в г. Полтаве 27 сент. – 6 окт. 1901 г. / Полт. о-во сел. хоз-ва. – Полтава, 1901. – 119 с.

14 Труды Первого Съезда деятелей по кустарной промышленности Кавказа в г. Тифлисе. – Тифлис : Тип. канц. главноначальствующего гражд. ч. на Кавказе, 1902. – [4], 208 с.

15 Труды Съезда деятелей по кустарной промышленности северных губерний : 20–24 августа 1903 года. – Ярославль : Типолитография Губернской земской управы, 1903 (обл. 1904). – 119, 7, II с.




По мнению А. А. Кизеветтера, в начале XX в. съезды начинали приобретать форму «какого-то постоянного учреждения, пре-вращаясь фактически в орган выражения общественного мнения»16.

На съездах присутствовали практически только сторонники поддержания и развития кустарных промыслов, поэтому опублико-ванные доклады выступающих полны оп-тимизма и надежды на будущее промыслов. В составе делегатов всех трех всероссийских съездов были представители правительствен-ных кругов, земские деятели, общественники. Судя по спискам, на съездах присутствова-ли и кустари. На III съезде присутствовали 32 кустаря. Участнику съезда необходимо было внести членский взнос в размере 5 руб., что, конечно, могло уменьшить желание куста-рей принять в нем участие. Однако для широ-кого привлечения производителей-кустарей к работе III съезда ГУЗиЗ выделило 10 тыс. руб. на дорожные расходы кустарям для участия в выставке и работе съезда17. Работа первого съезда была разделена на четыре секции: по общим вопросам, экономические вопросы, технические и учебные. Программа третьего съезда включала три раздела: экономические вопросы, вопросы улучшения техники произ-водства и общие вопросы. Основным итогом I съезда стало постановление о концентрации всей деятельности по развитию кустарных промыслов на базе земских учреждений, а также поощрение частной инициативы в виде образования частных обществ для содействия кустарям18. Третий съезд не внес существен-ных изменений в эти решения. Правительство продолжало осуществлять роль координатора деятельности земств и главного финансиста.

В отличие от кооперативных съездов, которые, по мнению исследователей, вхо-дили в противоречие со сложившейся ад-министративной практикой, съезды деяте-лей по кустарной промышленности стояли

на проправительственных позициях, пол-ностью разделяя государственный курс на развитие кустарных промыслов в рамках существующей правительственной идеоло-гической парадигмы. Кооперативные съез-ды выступали площадкой для агитации «ле-вых» идей: предоставления кооперативам права свободного объединения в союзы, права кооперативов заниматься не только хозяйственной, но и культурно-просвети-тельской деятельностью, явочного порядка учреждения кооперативов [8, с. 431].

Таким образом, первый путь взаимодей-ствия власти и кустарных промыслов вклю-чал исследовательские мероприятия, опросы, анкетирование кустарей, переписи. Чаще всего исследовательская работа проводи-лась на региональном уровне и выражалась в публикации отчетов и других материалов, которые впоследствии использовались пра-вительственными чиновниками при раз-работке программ поддержки кустарных промыслов. Большое значение в механизме взаимоотношения власти и кустарей играли комитеты и комиссии, которые собирались по инициативе правительства с целью полу-чения информации с мест о нуждах крестьян-кустарей. Высшим общественным органом в системе взаимоотношения власти и куста-рей являлись съезды деятелей по кустарной промышленности, постановления и решения которых после обсуждений выносились на рассмотрение в правительство и также учи-тывались при разработке правительственных мероприятий по развитию промыслов. Весь этот механизм был достаточно эффективным и внес заметный вклад в реализацию государ-ственной помощи кустарям.

Второй путь взаимодействия, когда ини-циатива шла «снизу», от самих кустарей, от кустарных обществ, артелей.

В именном высочайшем указе Прави-тельствующему сенату от 12 декабря 1904 г.

16 Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий. Воспоминания 1881–1914. – М. : Искусство, 1997. – С. 305–306.

17 Труды III Всероссийского съезда деятелей по кустарной промышленности в С.-Петербурге, 1913 г. : в 3 вып. Вып. 1. Отд. I, II. – СПб., 1913. – С. 151.

18 Труды съезда деятелей по кустарной промышленности в С.-Петербурге. 1902 г. Ч. II. – СПб., 1902. – С. 299.


император Николай II выделил в качестве основной цели государства поддержание государственного спокойствия и непрерыв-ное удовлетворение «насущных нужд на-родных»19. 18 февраля 1905 г. последовал другой указ, повелевающий возложить на Совет министров «рассмотрение и обсужде-ние поступающих на имя Наше от частных лиц и учреждений видов и предположений по вопросам, касающимся усовершенство-вания государственного благоустройства и улучшения народного благосостояния»20. Таким образом, на самом высоком государ-ственном уровне поощрялись подача хода-тайств в правительство и непременное их рассмотрение.

Многочисленные обращения кустарей в земские управы по вопросам помощи, как показывает анализ, в большинстве были инициированы земскими деятелями или представителями общественных ор-ганизаций. Кустарям предлагали писать, и они писали, иногда плохо понимая, что им надо. Примером может служить прошение к Нижегородскому губернскому земству от кустарей – изготовителей весовых коро-мысел Дедковской волости Горбатовского уезда Нижегородской губернии от 24 мая 1912 г.: «Имеем честь покорнейше про-сить Нижегородское губернское земское собрание, в виду затруднительного поло-жения кустарей по весовым коромыслам… принять под свою опеку кустарное произ-водство весовых коромыслов, дабы куста-рям была возможность работать и сбывать свой товар через посредничество Нижего-родского земства, а также уважаемое зем-ство не будет ли иметь возможность учре-дить род склада и сорганизовать кустарей, чтобы им была возможность непосред-

ственно от крупных производителей сбы-вать свой товар иногородним покупателям коромысла, наработанные по последней инструкции поверочной палатки, чтобы дать кустарям возможность наконец осво-бодиться от зависимости крупных произ-водителей, так как крупные производители кустарей сжали до невозможности, пользу-ясь безвыходным положением кустарей»21. Обоснованные прошения подавались от общественных и производственных орга-низаций. Так, павловская кустарная артель, возглавляемая одним из самых известных организаторов кооперативного движения в России А. Г. Штанге, вела активную пере-писку не только с нижегородским, москов-ским и другими земствами, но и непосред-ственно с земледельческим ведомством по различным вопросам, в том числе о выдаче субсидий, об усовершенствовании покуп-ки материалов в земском складе и т. д.22 Активная позиция руководителей артели позволила ей достаточно успешно разви-ваться, получать государственные заказы и субсидирование.

Прошения и ходатайства от крестьян-кустарей поступали в уездную земскую управу, по ее представлению подавались в губернскую управу. Управа аккумулирова-ла поданные вопросы, их финансирование включала в программу по поддержанию кустарных промыслов. Предложенные рас-ходы обсуждались на заседаниях земских собраний. В случае положительного ре-шения по вопросу губернская управа об-ращалась к губернатору и ходатайствовала перед МЗиГИ-ГУЗиЗ о выделении средств. Следовательно, второй путь, по инициативе «снизу», от кустарей, был более сложным, однако и он имел право на существование.

19 Законодательные акты переходнаго времени : 1904–1908 гг. : сборник законов, манифестов, указов Пр. Сенату, рескриптов и положений Комитета министров, относящихся к преобразованию государственнаго строя России, с приложением алфавитнаго предметнаго указателя / под ред. пр.-доц. Н. И. Лазаревска-го. Изд. 3-е, пересмотренное и доп. по 1 сент. 1908 г. – СПб. : Издание Юридическаго книжнаго склада «Право», 1909. – С. 3.

20 Там же. – С. 18.21 Центральный архив Нижегородской области (ЦАНО). – Ф. 42. – Оп. 240. – Т. 3. – Д. 125. – Л. 97.22 Там же. – Д. 23. – Л. 315, 317.




ОбсуждениеБольшой объем исследований по про-

блемам взаимодействия власти, общества и крестьянства в различных аспектах в по-следние годы проводится на материалах Ни-жегородской [1] и Смоленской [7] губерний. В литературе получили освещение вопросы взаимодействия государства и различных экономических и политических страт: торго-во-промышленной буржуазии [9], земств [13]. В рамках модернизационной теории оценива-ется роль правящей элиты в реформаторских преобразованиях, происходящих в России в начале XX в. [12, с. 11]. Высоко оценивают-ся проводимые государством в соответствии с тенденциями мирового развития реформы [2, с. 24]. В рамках международного круглого стола «Крестьянство и власть в истории Рос-сии XX века», посвященного научному анали-зу различных аспектов проблемы взаимодей-ствия крестьянства и власти, Д. И. Лукшиным была озвучена мысль, что крестьянство вос-принималось властью исключительно как объект манипуляции и никогда равноправ-ными субъектами они не являлись. Самое страшное в жизни крестьянина, полагал В. М. Бухараев, – это когда государство пово-рачивалось к нему лицом и задавало вопросы, смысл которых сводился к желанию власти отнять у крестьянина «лишний» доход. В свя-зи с этим сразу возникает вопрос: откуда этот доход мог взяться? Логичным ответом будет заключение о его источнике – это кустарные промыслы. «Государство вынуждено, грабя крестьян, – полагает Д. И. Лукшин, – предо-ставлять им какие-то возможности для того, чтобы они получали больше» [10, с. 169]. Ис-следователи полагают, что обращения нуж-дающихся крестьян в различные инстанции, в том числе к земству, объяснялось понима-нием того, что, выплачивая земству налоги и неся различные повинности, крестьяне име-ли право «требовать от земства помощи» [11, с. 58–59].

Деятельность крестьян, направленная на достижение частных целей, рассматривает-ся в статье Е. П. Воробьева. На конкретном историческом материале прослеживаются крестьянский коллективизм и организующая

роль общины. Для координации своих шагов крестьяне использовали мирские сходы, вы-бирали ходоков. Варианты действий крестьян могли включать обращения в административ-ные инстанции, вплоть до ходатайств к царю [5, с. 49–50]. Уже с конца 1890-х гг. прави-тельству стало очевидным «чрезмерное на-пряжение» платежеспособности крестьян [6, с. 66], что вызвало к жизни ряд шагов, кото-рые могли бы способствовать при сохранении существующего строя повышению благосо-стояния крестьянского населения. Характе-ризуя столыпинские реформы, В. Б. Безгин отметил, что основная проблема заключалась не в «искусственности» реформ, которые проводила власть, а в их соответствии «тра-дициям хозяйственной жизни русского села» [3, с. 99]. Видимо, автор полагает, что прави-тельство делало не то, чего хотели крестьяне. Отсюда возникает еще один вопрос: слышала ли власть крестьян? Этот вопрос, т. е. меха-низм «обратной связи» от кустаря к власти, достаточного освещения в литературе до сих пор не получил.

ЗаключениеТаким образом, механизм взаимодей-

ствия власти, общества и кустарей был многоступенчатым и, даже в случае под-держки со стороны земств, долгосрочным по поступлению средств. Из двух путей взаимодействия властных структур и крестьян-кустарей: «сверху» и «снизу» – наиболее эффективным следует признать первый путь. Инициатива власти по ор-ганизации помощи кустарям чаще все-го преломлялась в далекую перспективу воспитать крестьянина-кустаря, дать ему образование, привить эстетический вкус, профессионализм в исполнении кустар-ных изделий. Наибольшая эффективность взаимодействия проявлялась при контак-тах власти с кустарными организациями: обществами, артелями. Государственные программы развития кустарных промыс-лов, сформированные в процессе взаи-модействия с кустарями и кустарными организациями, были нацелены на под-держание малого и среднего предпринима-тельства в крестьянской среде.


Библиографический список1. Акимова Т. И. Взаимодействия губернских общественных организаций и власти в последней

четверти XIX века (на примере Нижегородской губернии) // Вестник НГТУ им. Р. Е. Алек-сеева. Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии. – 2013. – № 2. – С. 48–60.

2. Арсентьев В. М. Россия накануне Первой мировой войны: итоги экономического развития и социально-политического выбора // Экономическая история. – 2015. – № 1 (28). – С. 20–26.

3. Безгин В. Б. Крестьянство в аграрных преобразованиях начала XX века // Крестьянство и власть в истории России XX века : сборник научных статей участников Международного круглого стола (Журнал «Власть», Институт социологии РАН, Москва, 12 ноября 2010 г.) / под ред. П. П. Марченя, С. Ю. Разина. – М. : ООО «АПР», 2011. – 472 с.

4. Валеев Э. Н. Князь П. Л. Ухтомский: штрихи к историческому портрету // Вестник архиви-ста. – 2010. – № 4. – С. 233–239.

5. Воробьев Е. П. Социально-психологические аспекты крестьянского движения в Нижнем Поволжье в 1861–1904 годах // Историческая психология и социология истории. – 2015. – № 2. – Т. 8. – С. 45–63.

6. Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства (Выбор пути экономического развития России. 1892–1914 гг. // История СССР. – 1991. – № 3. – С. 64–82.

7. Завьялова Е. В. Особенности отношения крестьян к царской власти во второй половине XIX века (на материалах Смоленской губернии [Электронный ресурс] // Грамота. – 2011. – № 7 (13). – Ч. 2. – С. 83–86. – URL: https://www.gramota.net/articles/issn_1997-292X_2011_7-2_22.pdf.

8. Коновалов И. Н. Первые кооперативные съезды в дореволюционной России и реакция вла-сти на их проведение (1908–1913 годы) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия : История. Международные отношения. – 2019. – Т. 19. – № 4. – С. 429–432.

9. Корсун И. В. Исторический опыт взаимодействия государства и торгово-промышленной буржуазии на начальном этапе индустриальной модернизации России: Конец XIX – начало XX в. : дис. … канд. ист. наук : 07.00.02. – М., 2004. – 202 с.

10. Марченя П., Разин С. Международный круглый стол «Крестьянство и власть в истории Рос-сии XX века». Ч. 1 // Власть. – 2011. – № 8. – С. 161–171.

11. Никитина Н. П. Изменения в сознании крестьян-общинников в условиях трансформации сельского самоуправления в России в пореформенный период (на примере губерний Севе-ро-Запада России // Экономическая история. – 2012. – № 1 (16). – С. 58–63.

12. Петров Ю. А. Россия накануне великой революции 1917 г.: современные историографиче-ские тенденции // Экономическая история. – 2017. – № 2 (37). – С. 9–27.

13. Сидоров Д. В. Становление и развитие системы взаимодействия государственной власти и земств в провинции во второй половине XIX – начале XX в. : дис. … канд. ист. наук : 07.00.02. – Кострома, 2009. – 209 с.

14. Щербакова И. К. Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности и редакционная комиссия Министерства внутренних дел как альтернативные центры обсуж-дения крестьянского вопроса в начале XX века : 1902–1905 гг. : автореф. дис. ... канд. ист. наук : 07.00.02. – М., 2003. – 21 с.

15. Piesanen A. Käsityö ja aktivismi. Käsityö kansalaisaktivismin toimintamuotona 1800- ja 1900-lukujen vaihteen Suomessa. – Opettajankoulutuslaitos Helsingin yliopisto Helmikuu 2010. S. 27 [Электронный ресурс]. – URL: https://helda.helsinki.fi/bitstream/handle/10138/30183/kasityoj.pdf?sequence=1.

References1. Akimova T. I. Interaction of provincial public organizations and authorities in the last quarter

of the XIX century (on the example of the Nizhny Novgorod province). Vestnik NSTU im. R. E. Alekseeva = Bulletin NSTU. Management in social systems. Communicative technologies. 2013; 2: 48–60. (In Russ.).

2. Arsentiev V. M. Russia on the eve of the First World War: the results of economic development and socio-political choice. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2015; 1(28): 20–26. (In Russ.).

3. Bezgin V. B. The peasantry in agrarian transformations of the beginning of the XX century. Peasantry and power in the history of Russia of the XX century: a collection of scientific articles of the




participants of the International round table (Journal “Power”, Institute of Sociology RAS, Moscow, November 12, 2010) / еd. P. P. Marchenya, S. Yu. Razin. Moscow, 2011, 472 p. (In Russ.).

4. Valeev E. N. Prince P. L. Ukhtomsky: strokes for a historical portrait. Vestnik Arhivista = Bulletin of the Archivist. 2010; 4: 233–239. (In Russ.).

5. Vorobyov E. P. Socio-psychological aspects of the peasant movement in the Lower Volga region in 1861 – 1904. Istoricheskaya Psihologiya I Sotsiologiya Istorii = Historical Psychology and Sociology of History. 2015; 2. Vol. 8: 45–63. (In Russ.).

6. Dyakin V. S. Money for agriculture (Choosing the path of economic development of Russia. 1892– 1914). Istoria SSSR = History of the USSR. 1991; 3: 64–82. (In Russ.).

7. Zavyalova E. V. Features of the attitude of peasants to tsarist power in the second half of the XIX century (based on materials from the Smolensk province [Electronic resource]. Diploma. 2011; 7(13). P. 2: 83–86. URL: https://www.gramota.net/articles/issn_1997-292X_2011_7-2_22.pdf. (In Russ.).

8. Konovalov I. N. The first cooperative congresses in pre-revolutionary Russia and the reaction of the authorities to their conduct (1908–1913). Izvestia Saratovskogo Universiteta = News of Saratov University. New series. Series: History. International relationships. 2019; 4. Vol. 19: S. 429–432. (In Russ.).

9. Korsun I. V. Historical experience of interaction between the state and the commercial and industrial bourgeoisie at the initial stage of industrial modernization of Russia: The end of the XIX – beginning of the XX century: Dis. ... Cand. Hist. Sci.: 07.00.02. Moscow, 2004. 202 p. (In Russ.).

10. Marchenya P., Razin S. International round table “Peasantry and power in the history of Russia of the XX century”. P. 1. Power. 2011; 8: 161–171. (In Russ.).

11. Nikitina N. P. Changes in the consciousness of peasant communes in the conditions of transformation of rural self-government in Russia in the post-reform period (on the example of the provinces of the North-West of Russia. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2012; 1(16): 58–63. (In Russ.).

12. Petrov Yu. A. Russia on the eve of the great revolution of 1917: modern historiographic trends. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2017; 2(37): 9–27. (In Russ.).

13. Sidorov D. V. Formation and development of the system of interaction between state power and zemstvos in the province in the second half of the XIX – early XX centuries: Dis. ... Cand. Hist. Sci.: 07.00.02. Kostroma, 2009, 209 p. (In Russ.).

14. Shcherbakova I. K. A special meeting on the needs of the agricultural industry and the editorial commission of the Ministry of the Interior as alternative centers for discussing the peasant issue at the beginning of the 20th century: 1902– 905: Abstract Dis. ... Cand. Hist. Sci.: 07.00.02. Moscow, 2003, 21 p. (In Russ.).

15. Piesanen A. Käsityö ja aktivismi. Käsityö kansalaisaktivismin toimintamuotona 1800- ja 1900-lukujen vaihteen Suomessa. Opettajankoulutuslaitos Helsingin yliopisto Helmikuu 2010. S. 27 [Electronic resource]. URL: https://helda.helsinki.fi/bitstream/handle/10138/30183/kasityoj.pdf?sequence=1. (In Russ.).


Сведения об автореКарташова Мария Вячеславовна – кандидат исторических наук, директор муниципаль-

ного бюджетного учреждения культуры «Балахнинский музейный историко-художественный комплекс». Сфера научных интересов: экономическая история, историческая информатика, кустарные промыслы. Автор более 40 научных публикаций. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8878-9808.


about the authorMaria V. Kartashova – Candidate of History, Director, Municipal Budgetary Institution

of Culture “Balakhna museum of history and art complex”. Research interests: economic history, historical computer, handicrafts. The author has more than 40 scientific publications. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8878-9808




УДК 336.3+336.74 Ю. Ю. гвоздков

Ульяновский государственный педагогический университет имени И. Н. Ульянова (Ульяновск, Россия), e-mail: [email protected]

Причины введения в денежное обращение купонов государственных процентных бумаг в ходе обострения денежного

кризиса 1917–1918 гг. в Симбирской и Казанской губернияхВведение. В центре исследования находятся вопросы денежного обращения в Симбирской и Казанской губерниях в период денежного кризиса, обострение которого пришлось на 1917–1918 гг. Указанные губернии одновременно претерпели все негативные последствия развала финансовой системы России, в том числе денежного обращения, а затем практиче-ски одинаково разрешили вопросы нехватки в обращении денежных знаков. Для выхода из кризисной ситуации, вызванной отсутствием наличных денег, региональные и централь-ные органы власти применили различные способы ее разрешения, одним из которых стало широкое использование купонов государственных процентных бумаг в качестве денежных суррогатов. Предмет исследования. На фоне анализа общей экономической обстановки в России раскрываются обстоятельства разрешения денежного кризиса в Симбирской и Ка-занской губерниях путем использования в денежном обращении купонов государственных процентных бумаг. Цели исследования. Выявление причин, в силу которых центральные органы власти России, а также региональные власти Симбирской и Казанской губерний приняли решение об использовании в денежном обращении купонов процентных бумаг. Материалы и методы. Исследование опирается на архивные материалы, в которых со-держатся сведения об использовании в денежном обращении купонов государственных процентных бумаг. В ходе изучения этих материалов отраженные в них сведения система-тизировались и анализировались Использованы системный подход, сравнительный анализ и логическое обобщение полученных результатов. Результаты исследования. Определе-ны причины использования купонов государственных процентных бумаг в денежном об-ращении, проанализированы действия региональных и центральных органов власти, до-пустивших к использованию купоны как денежные суррогаты. Помимо этого, установлены новые факты, связанные с историей Симбирской и Казанской губерний. Обсуждение и за-ключение. Полученные результаты исследования свидетельствуют, что решения властных органов, как центральных, так и региональных, об использовании в денежном обращении купонов государственных процентных бумаг были обусловлены необходимостью поиска способа быстрого разрешения денежного кризиса, вызванного нехваткой наличных денеж-ных знаков.Ключевые слова: купон, государственные процентные бумаги, денежный суррогат, денежный кризис, инфляционные процессы, Симбирская и Казанская губернии.Для цитирования: Гвоздков Ю. Ю. Причины введения в денежное обращение купонов государ-ственных процентных бумаг в ходе обострения денежного кризиса 1917–1918 гг. в Симбирской и Казанской губерниях // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 140–155. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.140-155

© Гвоздков Ю. Ю., 2020




yuri yu. gvozdkov Ulyanovsk State Pedagogical University named after I. N. Ulyanov (Ulyanovsk, Russia),


Reasons for adopting Coupons of Government interest Securities into Money Circulation in the Course of aggravation of the Monetary

Crisis of 1917–1918 in the Simbirsk and Kazan Provincesintroduction. The study focuses on issues of money circulation in the Simbirsk and Kazan provinces during the period of the monetary crisis, the aggravation of which occurred in 1917–1918. These provinces simultaneously underwent all the negative consequences of the collapse of the financial system of Russia, including monetary circulation, and then almost equally resolved the issues of lack of circulation of banknotes. To overcome the crisis situation caused by the lack of cash, regional and central authorities have applied various ways to resolve it, one of which was the widespread use of coupons of government interest securities as cash equivalents. Subject. Against the background of the analysis of the general economic situation in Russia, the presented material reveals the circumstances of the resolution of the monetary crisis in the Simbirsk and Kazan provinces by using coupons of government interest securities in money circulation. Objectives of Study. The objectives of the study and the subsequent analysis were: to identify the reasons why the central authorities of Russia, as well as the regional authorities of the Simbirsk and Kazan provinces, decided to use funds coupons in money circulation. Materials and Methods. The study relies on archival materials that contain information about the use of coupons of government interest securities in money circulation. In the course of studying these materials, the information reflected in them was systematized and analyzed. A systematic approach, a comparative analysis and a logical generalization of the results were used. The results of the study. In the course of the study, the reasons for the use of coupons of government interest securities in money circulation were identified, the actions of regional and central authorities that allowed the use of coupons as cash equivalents were analyzed. In addition, new historical facts have been established related to the history of the Simbirsk and Kazan provinces. Discussion and conclusion. The results of the study indicate that the decisions of government authorities, both central and regional, on the use of government interest securities coupons in money circulation were due to the need to find a way to resolve quickly the monetary crisis caused by a shortage of cash. Keywords: a coupon, government interest securities, a cash equivalent, monetary crisis, inflationary processes, the Simbirsk and Kazan provinces.For citation: Gvozdkov Yu.Yu. Reasons for adopting coupons of government interest securities into money circulation in the course of aggravation of the monetary crisis of 1917–1918 in the Simbirsk and Kazan provinces. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 140–155. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.140-155.

ВведениеНе прекращается исследование собы-

тий, случившихся в России в период, на-чавшийся Первой мировой войной и окон-чившийся установлением советской власти на всей территории страны. Именно тогда в России в связи с войной, а затем и с во-оруженным политическим противостояни-ем на фоне кризисных явлений произошли значительные экономические изменения, затронувшие в том числе денежное обра-щение.

Приняв участие в Первой мировой во-йне, Россия была вынуждена понести огромные финансовые расходы. Мобилиза-

ция, снабжение армии и перестроение эко-номики страны для военных нужд потребо-вали денежных ресурсов, размер которых превысил все сделанные до этого расчеты. Желая получить эти ресурсы, власть на-чала выпускать все в большем объеме бу-мажные деньги, которые не покрывались золотом. В связи с необходимостью таких эмиссий уже в первые дни начавшейся во-йны был отменен обмен денег на золото. Увеличение общей массы бумажных денег, скорость оборота денег, рост товарных цен на фоне падения экономики стали основны-ми причинами инфляции. Сказалось и ис-чезновение из обращения денег из металла,


когда в первый год войны из денежного об-ращения стали пропадать монеты из золота и серебра, выполняя у населения функции средств накопления, а затем и медные мо-неты. Указанные обстоятельства не могли не повлечь за собой денежный кризис, вы-разившийся в нехватке в обращении налич-ных денежных знаков. Пытаясь разрешить такую ситуацию, региональные, а затем и центральные органы власти приняли реше-ние об использовании в обращении денеж-ных суррогатов, в том числе купонов госу-дарственных процентных бумаг.

Именно подробное исследование обстоя-тельств, которые побудили властные органы принять решение об использовании купонов процентных бумаг в качестве денежных сур-рогатов, анализ таких обстоятельств на фоне общей экономической ситуации в стране, а также результат указанных решений пред-ставляют первоочередной интерес для исто-рической и экономической науки, позволяют по-новому оценить кризисные явления в экономике в настоящее время. К сожалению, до сих пор не проведено подробного, всесто-роннего научного исследования нахождения купонов государственных процентных бу-маг в денежном обращении России в начале XX в. Вместе с тем, безусловно, примени-тельно к рассматриваемой теме необходимо выделить некоторые работы А. Д. Пулина [11], Д. А. Сенкевича [12; 13] и Л. В. Еди-довича [6], в которых рассматриваются от-дельные вопросы нахождения купонов госу-дарственных процентных бумаг в денежном обращении. Следует обратить внимание и на то, что в большинстве современных трудов о денежном обращении России в 1914–1922 гг. затрагиваются вопросы нахождения в обра-щении купонов процентных бумаг, но это но-сит только характер констатации факта.

В данном исследовании сделаны акцен-ты на наиболее важных вопросах обраще-ния купонов государственных процентных бумаг в качестве денежных средств, про-слежены основные этапы их использова-

ния, определены соответствующие реше-ния должностных лиц, нормативные акты властей Симбирской и Казанской губерний, а также центральных органов власти Рос-сии, регламентировавших использование купонов в качестве денежных суррогатов, выявлены и проанализированы причины принятия таких решений.

МетодыПрактической основой для исследова-

ния явились архивные материалы государ-ственных архивов Республики Татарстан и Ульяновской области, в том числе пере-писка финансовых учреждений, а также периодические издания, выходившие в рассматриваемый период времени, в кото-рых содержатся сведения об использова-нии купонов государственных процентных бумаг в денежном обращении, сборники нормативных актов, регламентировавших денежное обращение в 1917–1918 гг., труды экономистов первой трети XX в., ставших очевидцами исследуемых событий. В ходе проведенного исследования полученные сведения систематизировались и анализи-ровались. Были использованы системный подход, сравнительный анализ и логиче-ское обобщение полученных результатов.

РезультатыИсследуя вопрос нахождения в денеж-

ном обращении в качестве денежных сур-рогатов купонов государственных процент-ных бумаг, необходимо прежде всего четкое определение понятия «купон» в первые два десятилетия XX в. Считаем, что наилучшее раскрытие содержания данного понятия в рассматриваемый период могли сделать со-временники этих событий. Согласно «Крат-кой экономической энциклопедии» (1925), под купоном понимался отрезной билет от купонного листа, приложенного к про-центным бумагам (облигациям), дающий право на получение от выпустившего бума-ги учреждения (правительства или акцио-нерного общества) в указанный на купоне срок причитающихся по бумаге процентов1.

1 Каплан Д. А. Краткая экономическая энциклопедия (финансовая, торговая, банковская). – Харьков : Укра-инский экономист, 1925. – С. 159.


For citation: Andrey E. Makushev. The dynamics of industrial injuries in the industry of the Middle Volga region at the beginning of the XX century. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 101–117. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.101-117.



Несмотря на то, что данная энциклопедия была написана в то время, когда в стране была установлена советская власть и сме-нилась идеология, в ней отражено именно то, что понималось под купоном нескольки-ми годами ранее.

До денежного кризиса, который про-явился в последние годы участия России в Первой мировой войне, органами вла-сти не принималось нормативных актов, регламентирующих нахождение купонов государственных процентных бумаг в каче-стве денежных суррогатов. Вместе с тем до указанного момента такие купоны, помимо принесения прибыли по государственным процентным (ценным) бумагам, выполняли некоторые функции, которые были схожи с функциями денег.

Так, с 1 июля 1860 г. Государственный банк России наравне с государственными кредитными билетами, монетами из золо-та и высокопробного серебра принимал во вклады купоны ценных бумаг2. В данном случае купоны не вводились в денежное обращение, не использовались как деньги, а только выполняли функцию носителей потенциальной ценности. Кроме того, с 1 января 1877 г. министру финансов было разрешено принимать таможенные плате-жи наравне с «золотою монетой, купона-ми текущего и предшествующего ему по срокам билетов Русских государственных металлических займов, 4 % металличе-ских билетов Государственного банка, об-лигаций Николаевской железной дороги и консолидированных облигаций Российских железных дорог»3. К первому десятилетию XX в. список государственных процент-ных бумаг, купоны от которых могли при-ниматься в таможенные платежи, превысил

100 наименований. Здесь купоны также не находились в денежном обращении, несмо-тря на то, что фактически были приравнены к золотой монете.

В конце XIX – начале XX в. отсутство-вали нормативные акты, определяющие возможность нахождения купонов государ-ственных процентных бумаг в денежном обращении среди населения, но они фак-тически были в таком обращении. Нужно подчеркнуть, что такое обращение купонов допускалось только с взаимного согласия сторон. Здесь уместным и вполне обосно-ванным будет ссылка на Л. Н. Толстого, ко-торый являлся современником рассматри-ваемых событий. В повести «Фальшивый купон» Л. Н. Толстой приводит обстоятель-ства нахождения в денежном обращении купона номиналом в 2,5 руб. Данный ку-пон перемещается от Ф. М. Смоковникова, председателя казенной палаты, к его сыну, гимназисту пятого класса, а от того, бу-дучи подделанным в купон номиналом в 12,5 руб., в ходе покупки переходит в фото-графический магазин и далее, что влечет за собой цепь событий, которые кардинально меняют жизни героев повести4. Как следует из редакторских примечаний к «Дневни-кам» Л. Н. Толстого за 1895–1899 гг., издан-ных под редакцией В. Г. Черткова, повесть «Фальшивый купон» была начата автором в конце 1880-х гг.5 При этом в черновом автографе первой главы повести срок нача-ла действия купона был указан как 1 янва-ря 1885 г.6 События, описанные в повести Л. Н. Толстого, свидетельствуют об обы-денности в конце XIX в. ситуации, когда купоны процентных бумаг использовались населением России в обращении наряду с деньгами.

2 Правила о приеме в Государственный банк вкладов для обращения из процентов. – П. 1 // Русский Государ-ственный банк, его устав, правила и формы / сост. С. Кораблев. – Приложение 1. – СПб., 1861. – С. 78–79.

3 Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е. – Т. LI. 1876. – СПб., 1878. – С. 435–436. 4 Толстой Л. Н. Фальшивый купон // Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений : в 90 т. [Электронный ре-

сурс]. – URL: http://tolstoy.ru/creativity/fiction/1204/.5 Там же. 6 Там же.


В целом такие функции купоны государ-ственных процентных бумаг выполняли до 1917 г. До этого года Россия уже несколько лет принимала участие в войне. В нее она вступила с относительно благополучной экономикой. Однако мобилизационные ме-роприятия, содержание армии и перестро-ение всех экономических отношений для военных нужд потребовали исключитель-ных по размерам финансовых ресурсов. На 1 сентября 1917 г. финансовые затраты Рос-сии на участие в войне составили около 40 млрд руб., что более чем в 12 раз пре-вышало весь расходный бюджет страны в довоенном 1913 г. [8, с. 18]. Ухудшало си-туацию и то обстоятельство, что расходы на войну увеличивались практически еже-дневно. Если в 1914 г. день войны в стра-не обходился в 9–10 млн руб., то к июню 1917 г. – в более 60 млн руб. [8, с. 19]. Одним из источников покрытия военных расходов, наряду с увеличением налогов и займами, явился выпуск бумажных денег. Непосредственно перед началом войны в денежном обращении находились кредит-ные билеты на общую сумму 1,633 млн руб. В дальнейшем эта сумма начала ежемесяч-но расти, многократно увеличившись. Так, если на 1 октября 1914 г. кредитных биле-тов в обращении было на общую сумму 2,697 млн руб., то на 1 сентября 1917 г. – уже на 15,398 млн руб. [8, с. 40].

Нужно отметить, что 27 июля 1914 г. в России был принят Закон «О некоторых мерах финансового характера ввиду обсто-ятельств военного времени», который при-остановил размен кредитных билетов на золото. При этом был отменен действовав-ший с 1897 г. эмиссионный закон, а Госу-дарственный банк получил право выпуска дополнительного количества кредитных билетов, которые не покрывались золотом [10, с. 72]. До момента участия в войне, когда еще не был отменен вышеуказанный закон, таких кредитных билетов разреша-лось выпустить на сумму, не превышаю-щую 300 млн руб. При этом остальные вы-пуски билетов должны были покрываться

золотом «рубль на рубль» [9, с. 9]. В ходе дальнейшего участия России в войне Го-сударственному банку неоднократно прод-левалось эмиссионное право на выпуск не обеспеченных золотом кредитных билетов [8, с. 42].

Таким образом, Россия с момента уча-стия в войне в 1914 г. фактически пере-шла от системы золотого монометаллизма к системе денежного обращения, которая основывалась на бумажных деньгах. Все это было нужно для пополнения бюджета, который в условиях войны, где наблюда-лись падение производительности труда и рост товарных цен, стал остродефицитным [2, с. 120]. При этом дефицит бюджета за время участия в войне в течение четырех лет составил 46,8 млрд руб. [5, с. 164]. В таких обстоятельствах денежная масса, которая находилась в обращении в стране, была многократно увеличена, что повлек-ло за собой инфляцию. На этом сказалось и исчезновение из денежного обращения монет. Сначала из него вышли золотые и серебряные монеты, которые население стало использовать в качестве средств на-копления (сокровища). Необходимо уточ-нить, что до войны золотые и серебряные монеты в массе составляли около 25 % от всей денежной массы, находившейся в об-ращении. К 1917 г. из обращения по тем же причинам исчезли и медные монеты. Вся эта масса металлических денег была вы-нужденно заменена бумажными деньгами, и это не могло не сказаться с отрицательной стороны на покупательной способности рубля. Хотя на тот момент в России нахо-дилось достаточное количество золота, оно не использовалось для поддержания рубля, будучи оберегаемым для возврата к золото-му монометаллизму по окончании войны. Нужно заметить, что за время войны общая сумма золотого фонда осталась практиче-ски без изменения [15, с. 76–77].

Рассматривая вопрос обесценивания руб-ля в сложившихся в России после 1914 г. экономических условиях, необходимо от-метить, что это было результатом ряда




причин, главными из которых явились: сокращение в условиях участия в войне товарного рынка, увеличение оборота де-нежных средств (никто не хотел оставлять у себя на длительное время деньги, кото-рые имели тенденцию к обесцениванию), частичный переход от денежной торговли к товарообмену, денежная эмиссия [1, с. 11].

После Февральской революции 1917 г. необходимость в выпуске бумажных денег не только не отпала, а, наоборот, много-кратно возросла. Временное правительство было вынуждено, изыскивая финансовые ресурсы как для поддержания армии, так и для обеспечения нормального товароо-борота в стране, производства обязатель-ных выплат, содержания государственных структур, неоднократно увеличивать эмис-сионное право Государственного банка по выпуску не покрытых золотом кредитных билетов. Указом от 6 октября 1917 г. банку было предоставлено право выпуска таких кредитных билетов на сумму до 16,5 млрд руб. [8, с. 42; 10, с. 81].

Несмотря на то что Государственный банк в каждом случае реализовывал предо-ставленное ему эмиссионное право по вы-пуску кредитных билетов, в 1917 г. в России возникла кризисная ситуация, обусловлен-ная острой нехваткой денежных средств. Денег не хватало не только в финансовых учреждениях, но и у населения страны, что ухудшало и без того плохое состояние эко-номики, нагнетало агрессию в обществе, в том числе вызывало негативное отношение к органам власти. Следует отметить, что, пытаясь разрешить данную ситуацию, Вре-менное правительство за время работы при-няло ряд решений, в том числе по выпуску в обращение государственных кредитных билетов номиналом в 5 руб.7 и 250 руб.8, казначейских знаков 20- и 40-рублевого до-стоинства9, по продолжению выпуска марок

номиналом 1, 2 и 3 коп.10 и т. д., которые были направлены на разрешение дефицита денежных знаков, в том числе мелкого до-стоинства. В итоге меры не оправдали ожи-даний по разрешению проблемы с нехват-кой денег, и сложившиеся обстоятельства привели к началу использования в денеж-ном обращении купонов государственных процентных бумаг.

Еще осенью 1917 г. вопрос нехватки де-нежных знаков приобрел кризисный харак-тер. Сказались чрезмерный рост расходов государства после Февральской революции и недостаточность средств, получаемых от налогов и займов, а также из-за общего падения экономики, где наблюдалось повы-шение цен на товары и расценки труда. При этом из-за увеличения объемов платежей на небольшие суммы для выплаты пайков, жа-лованья и заработков обозначилась нехват-ка наличных денежных средств мелкого и среднего номинала. В то же время запасы кредитных билетов в Государственном бан-ке и его региональных отделениях, вклю-чая отделения в Симбирской и Казанской губерниях, истощились. С сентября 1917 г. в Министерство финансов стали массово поступать данные об отсутствии во многих регионах страны надлежащего количества денежных знаков мелкого номинала [7, с. 4]. Для решения этой проблемы Государ-ственный банк рекомендовал своим учреж-дениям выдавать и принимать взамен денег билеты государственного казначейства (се-рии) с начислением текущих процентов по купонам, а в дальнейшем использовать на-равне с деньгами и облигации «Займа Сво-боды 1917 года», гербовые марки, купоны государственных процентных займов с ис-текшими сроками платежа [7, с. 6]. Именно этим способом была частично разрешена в начале рассматриваемого временного пе-риода кризисная ситуация с нехваткой де-

7 Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). – Ф. 187. – Оп. 2. – Д. 1389. Циркуляр Государствен-ного банка от 12.06.1917 года. – Л. 24.

8 Там же. – Ф. 46. – Оп. 2. – Д. 880. Постановление Временного правительства от 22.08.1917 года. – Л. 158–159.

9 Там же. – Постановление Временного правительства от 22 августа 1917 года. – Л. 166.10 Там же. – Постановление Временного правительства от 21 сентября 1917 года. – Л. 173 об.


нежных знаков на территориях Казанской и Симбирской губерний.

Так, ввиду отсутствия достаточного количества кредитных билетов в соответ-ствии с распоряжением управляющего Ка-занским отделением Государственного бан-ка начиная с сентября 1917 г. на территории Казанской губернии платежи стали произ-водиться в том числе облигациями «Займа Свободы 1917 года» с начислением процен-тов по купонам11.

В Симбирской губернии разрешение во-проса нехватки денежных средств за счет облигаций «Займа Свободы 1917 года» и купонов произошло позднее, а именно в декабре 1917 г., когда у региональных

властей в связи с денежным кризисом не было иного способа разрешить ситуацию. Соответствующее объявление было дано Симбирским отделением Государственно-го банка в газете «Симбирское слово» от 23 декабря 1917 г.12 Из этого объявления следовало, что «ввиду неполучения из Пе-трограда подкрепления кассы, отделение Государственного банка вынуждено, в виде временной меры, часть кассовых выдач производить купонами и облигациями “За-йма Свободы 1917 года”». В этом же объ-явлении была выражена просьба идти на помощь банку и взамен кредитных билетов при расчетах принимать облигации «Займа Свободы 1917 года», и здесь же был отра-

11 Государственный архив Республики Татарстан (ГА РТ). – Ф. 137. – Оп. 28. – Д. 78. Уведомление заведую-щему Казанским военным складом № 9168. – Л. 26.

12 Симбирское слово. – 1917. – 23 декабря. – № 225. – С. 1.

Рис. 1. Письмо управляющего Сим-бирским отделени-ем Государственно-го банка о выпуске в обращение вместо денежных знаков купонов «Займа

Свободы 1917 года» и военных займов

(Государственный архив Ульяновской

области)Fig. 1. The letter

from the Governor of the Simbirsk branch of the State Bank on the currency issue of coupons of “Freedom

Loan 1917” and military loans

instead of banknotes (State Archives of the Ulyanovsk Region)




жен курс облигаций займа на 21 декабря 1917 г. 24 января 1918 г. управляющий Сим-бирским отделением банка П. П. Устякин направил письмо казначею Симбирского казначейства, в котором указывал, что «ку-поны Займа Свободы и военных займов без налога пробивать не следует, а надлежит выпускать в обращение вместо денежных знаков» (рис. 1)13 .

Как в Казанской, так и Симбирской гу-бернии вышеуказанные решения были вы-нужденными, диктовались кризисом не-хватки в обращении денежных знаков.

Интересно, что практически одновре-менно с Симбирской губернией решение об использовании в качестве денег купо-нов государственных процентных бумаг было принято представителями новой вла-сти в Москве и Московской области, где ситуация с нехваткой наличных денежных средств была еще хуже. 20 декабря 1917 г. Президиумом Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов г. Москвы и Московской области был издан приказ об обязательном хождении срочных купонов, продублированный приказом Совета через месяц14. В соответствии с данными приказа-ми устанавливалась обязательность приня-тия купонов государственных процентных бумаг (Государственная рента, внутрен-ние и военные займы, закладные листы Дворянских и Крестьянских банков, займ Свободы) со сроками по 1 декабря 1917 г. при сделках, платежах и покупках, и было прямо указано, что данные купоны имеют хождение наряду с денежными знаками. Кроме того, были обозначены санкции за невыполнение обозначенных предписаний в виде ареста сроком до трех месяцев или денежным штрафом до 10 000 руб.

Уместно отметить, что экономическая ситуация в России после революционно-го октября 1917 г., когда к власти пришли большевики, не улучшилась. При этом сформированному советскому правитель-ству нужны были деньги, которых ката-строфически не хватало. Укрепляя свое положение, а также изыскивая финансовые ресурсы, новые органы власти в конце де-кабря 1917 – начале 1918 г. приняли ряд решений, направленных на установление контроля над движением финансов в стра-не, ограничение финансовых сделок.

Так, 14 декабря 1917 г. ВЦИК принял «Декрет о национализации банков»15, а 23 декабря 1917 г. Советом народных ко-миссаров был принят декрет, в соответ-ствии с которым была временно приоста-новлена оплата купонов процентных бумаг, запрещены любые сделки с ценными бума-гами16. В ходе национализации банков были изъяты ценности, находившиеся в сейфо-вых ячейках коммерческих банков. Месяц спустя, 21 января 1918 г., декретом ВЦИК с 1 декабря 1917 г. были аннулированы все государственные и иностранные займы, а декабрьские купоны не подлежали опла-те17. Примечательно, что в соответствии с последним декретом краткосрочные обяза-тельства и билеты Государственного каз-начейства (серии) «остались в силе». При этом проценты по ним не уплачивались, од-нако облигации имели хождение наравне с кредитными билетами.

Таким образом, советской властью были ограничено использование купонов госу-дарственных процентных (ценных) бумаг, срок платежей по которым наступил после 1 декабря 1917 г., а также исключен оборот купонов всех иностранных займов. Учиты-

13 ГАУО. – Ф. 187. – Оп. 1. – Д. 1249. Циркуляр от 24.01.1918 года казначею Симбирского казначейства от Управляющего Симбирским отделением Государственного банка. – Л. 123.

14 Известия Московского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. – 1918. – 27 января. – № 20. – С. 2.

15 Декреты Советской власти. – Т. 1. 25 октября 1917 – 16 марта 1918. – М. : Государственное издательство политической литературы, 1957. – С. 225–230.

16 Там же. – С. 285. 17 Там же. – С. 386–387.


вая то, что купоны процентных бумаг могли использоваться только в десятилетний срок со дня наступления платежа (данное обсто-ятельство закреплялось в соответствующих положениях о процентных бумагах18), дей-ствительными остались купоны с датами платежа по ним с 1 января 1908 по 1 дека-бря 1917 г.

Однако принятые решения, направленные на установление контроля над движением средств через банки, иные финансовые уч-реждения, ограничение финансовых операций и изъятие ценностей из банков, не позволили изменить ситуацию с нехваткой в обращении денежных знаков. В то же время кризис с день-гами требовал срочных решений.

Одним из способов разрешить вопрос с нехваткой денег на всей территории страны, подконтрольной советской власти, явился узаконенный выпуск в денежное обраще-ние в качестве денежных знаков облигаций «Займа Свободы 1917 года», на что был на-правлен декрет Совета народных комисса-ров от 30 января 1918 г.19 В соответствии с этим декретом в денежное обращение на-равне с кредитными билетами официально выпускались облигации указанного займа номиналом не свыше 100 руб. без купонных листов, которые обрезались. Лица, которые отказывались принимать облигации займа в качестве денег, подлежали преданию суду и «карались по всей строгости революци-онных законов». Последнее обстоятельство указывает на всю сложность возникшей в области денежного обращения ситуации и важность ее разрешения для новых органов власти. Можно обоснованно предположить, что, не разрешая возникшие трудности с кризисом денег, советская власть могла в

дальнейшем столкнуться с множеством проблем, в том числе потерей к ней дове-рия, что сказалось бы на ее укреплении.

К мерам, направленным на разрешение кризиса с денежными средствами в отдель-ных регионах страны, относится и установ-ление советской властью жесткого контро-ля над доставлением денег в эти регионы, о чем свидетельствует распоряжение пред-седателя Совета народных комиссаров В. И. Ульянова (Ленина) от 22 января 1918 г.20

народным комиссарам торговли, промыш-ленности и внутренних дел, в котором ука-зывалось на необходимость принятия ими всесторонних мер, чтобы отправленные в регионы России деньги были доставлены к месту назначения.

Несмотря на вышеуказанные решения, наличных денег в стране, как в столич-ных городах, так и в регионах, в том числе в Симбирской и Казанской губерниях, не хватало. Не было в достаточном количестве денег для производства обязательных вы-плат, заработков, содержания новых орга-нов власти, страдал товарооборот, в связи с чем ухудшалась экономическая ситуация в стране, которая и без этого находилась в крайне тяжелом положении.

В этой ситуации центральным финансо-вым органом страны было принято решение об использовании в денежном обращении наряду с другими денежными суррогатами купонов государственных процентных бумаг. 3 марта 1918 г. исполняющим дела управля-ющего Народного (Государственного) банка было объявлено всем гражданам республики, что «купоны всех процентных бумаг сроком по 1 декабря 1917 г. имеют хождение наравне с кредитными билетами»21.

18 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). – Ф. 1779. – Оп. 1. – Д. 27. – Л. 48 об.–49. По-ложение о разрядах (сериях) билетов Государственного казначейства за номерами 479–483 ; Там же. – Оп. 2. – Д. 1. – Ч. III. – Л. 144–144 об. Положение о разряде (серии) билетов Государственного казначей-ства за № 478 ; Сборник указов и постановлений Временного правительства. – Вып. 1. – 27 февраля – 5 мая 1917 г. – Петроград, 1917. – Постановление Временного правительства от 27.03.1917 года «О вы-пуске “Займа Свободы 1917 года”». – Л. 112–113.

19 Декреты Советской власти. – Т. 1. – С. 449–450.20 Там же. – С. 565.21 Сборник декретов и распоряжений по финансам. 1917–1919. – Петроград : Народный комиссариат финан-

сов, 1919. – С. 6.




В соответствии с вышеуказанным реше-нием соответствующие циркулярные теле-граммы об обращении купонов процентных бумаг наравне с кредитными учреждени-ями были направлены во все отделения и казначейства Народного (Государственно-го) банка РСФСР22.

В таких обстоятельствах региональные органы власти с учетом вышеуказанных де-кретов СНК, решения исполняющего дела управляющего Народного (Государственно-го) банка приняли активные действия по ис-пользованию в денежном обращении вместе с другими денежными суррогатами купонов государственных процентных бумаг, о чем свидетельствуют обязательные объявления в региональных газетах того времени.

Так, в «Известиях комиссариата Казан-ского губернского Совета солдатских, рабо-чих и крестьянских депутатов» от 6 марта 1918 г. комиссаром Казанского отделения Государственного банка было дано объявле-ние, в соответствии с которым обязательное хождение вместо кредитных билетов имеют в том числе купоны всех процентных бумаг с истекшими сроками платежа (по 30 ноября 1917 г.) «по цене, обозначенной на каждом купоне»23. Через три дня после этого, 9 мар-та 1918 г., в «Известиях Симбирского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депута-тов» было опубликовано обязательное поста-новление Симбирского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов, где в при-мечаниях прямо было указано, что купоны «Займа Свободы 1917 года» достоинством до 100 руб. принимаются наравне с разменной монетой, «не считаясь с тем, имеются они на руках или выпускаются Государственным банком»24. Здесь же содержалось указание о приеме купонов «Займа Свободы 1917 года» сроком до 1 декабря 1917 г. и от облигаций,

номинал которых был свыше 100 руб. В свою очередь купоны, срок которых начинался с марта 1918 г., не оплачивались.

Однако данные денежные суррогаты, не-смотря на обязательность решений централь-ных и региональных органов власти, как на-селение, так и отдельные государственные учреждения не стремились принимать в ка-честве денег. Здесь проявлялось недоверие к такому виду заменителей денег, что потребо-вало дополнительных соответствующих разъ-яснений и распоряжений от властных органов. Так, 12 апреля 1918 г. всем управляющим ак-цизными сборами Главным управлением не-окладных сборов был направлен циркуляр, в котором требовалось в связи со случаями от-каза некоторых правительственных учрежде-ний принимать в казенные платежи облигации «Займа Свободы 1917 года», имевших досто-инство до 100 руб., и купоны государствен-ных займов со сроками платежа до 1 декабря 1917 г., сделать срочное указание об обязатель-ности исполнения требований соответству-ющих декретов о приеме обозначенных де-нежных суррогатов25. Через две недели после этого, 26 апреля 1918 г., Центральным управ-лением Народного (Государственного) банка всем его отделениям и казначействам был на-правлен циркуляр, где были перечислены все процентные бумаги (Государственная рента, внутренние займы, Государственные займы, закладные листы и др.), купоны от которых со сроками оплаты с 1 января 1908 по 1 декабря 1917 г. включительно имели хождение наравне с кредитными билетами (рис. 2)26. В этом же циркуляре указывалось, что перечисленные купоны процентных бумаг принимались по их номинальной цене.

Рассматривая денежное обращение Рос-сии на весну 1918 г., необходимо отметить, что в то время в стране были в обращении

22 Сборник декретов и распоряжений по финансам. 1917–1919. – С. 6.23 Известия комиссариата Казанского губернского Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. –

1918. – 6 марта. – № 11. – С. 2.24 Известия Симбирского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. – 1918. – 9 марта. –

№ 39. – С. 1.25 Сборник декретов и распоряжений по финансам. 1917–1919. – С. 6.26 Там же. – С. 6–7.


денежные суррогаты на сумму 5 млрд руб. [14, с. 73]. Нахождение в обращении такого количества суррогатов, причем разных видов, не могло не породить некоторую путаницу и злоупотребления со стороны недобросовест-ных лиц, в том числе в купонном обращении. В свою очередь путаница и злоупотребления вели к тому, что население продолжило избе-гать купонов. Такая ситуация наблюдалась во всех регионах страны. Показательна заметка, опубликованная 3 мая 1918 г. в газете «Пе-троградский голос»27. Автор заметки сетовал на недоразумения с мелкими купонами про-центных бумаг, большое количество декре-

тов, регламентирующих обращение купонов, и указал на сбыт среди населения купонов, которых не должно быть в обращении. Об осознании органами власти необходимости принятия мер, направленных на обеспечение приема купонов государственных процент-ных бумаг в качестве денег, свидетельствует тот факт, что 29 мая 1918 г. в газете «Казанское слово», в официальном отделе, было опубли-ковано распоряжение народного комиссара внутренних дел от 23 мая 1918 г., в котором он указал Советам депутатов на необходи-мость принятия мер по исполнению декретов о приеме в качестве денег соответствующих

Рис. 2. Список государственных процентных бумаг, купоны которых были допущены к обращению наравне с кредитными билетами

(Государственный архив Республики Татарстан)Fig. 2. The list of government interest securities whose coupons were admitted to circulation on

a par with credit notes (State Archive of the Republic of Tatarstan)

27 Петроградский голос. – 1918. – 3 мая. – № 72. – С. 4.




облигаций «Займа Свободы 1917 года» и ку-понов процентных бумаг28.

Именно этой проблемой было обуслов-лено постановление народного комиссара по финансовым делам от 30 мая 1918 г., в котором он из-за возникающих недораз-умений повторно разъяснил, что купоны процентных бумаг (государственной ренты, внутренних и военных займов, займа свобо-ды всех достоинств, закладных листов Дво-рянского и Крестьянского банков) сроком по 1 декабря 1917 г. подлежат обязательному приему без вычета «при всякого роды плате-жах и сделках» 29.

8 июня 1918 г. власть в Самаре была взята Комитетом членов Всероссийского Учреди-тельного собрания (Комучем)30, после чего она в ходе вооруженных действий была рас-пространена на расположенные рядом Сим-бирскую и Казанскую губернии. В ходе ука-занных действий 22 июля 1918 г. был захвачен Симбирск31, а 7 августа 1918 г. – Казань [3, с. 56–58; 4, с. 50]. После этого в данных гу-берниях, до того момента, как они через не-сколько месяцев были освобождены войска-

ми советского правительства, действовала финансовая политика Комуча, охватывавшая в том числе вопросы обращения купонов го-сударственных процентных бумаг.

В соответствии с постановлением Фи-нансового совета при Комитете членов Всероссийского Учредительного собрания об ассигнованиях на различные нужды от 26 июня 1918 г. все срочные купоны до 1 ян-варя 1918 г. и срочные за 1918 г. выпускались и принимались по номинальной стоимости либо с удержанием 5 % соответствующих купонов32. Данное постановление подлежа-ло доведению и разъяснению до всего на-селения подконтрольных территорий. Так, 28 июля 1918 г. в симбирской газете «Возрож-дение» от Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания было дано объ-явление, в котором указывалось, что купоны всех государственных процентных бумаг по наступлению сроков оплаты имеют хождение наравне с денежными знаками33. В этом же объявлении разъяснялось, что купоны с над-писью об отсутствии удержания казенного налога принимаются по полной стоимости, а

Рис. 3. Купон билета Го-сударственного казначей-ства (из личной коллекции

автора)Fig. 3. The coupon of the note of the State Treasury

(from the personal collection of the author)

28 Казанское слово. – 1918. – 29 мая. – № 104. – С. 1.29 Сборник декретов и распоряжений по финансам. 1917–1919. – С. 7–8.30 Журналы заседаний, приказы и материалы Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания

(июнь-октябрь 1918 года) / под общ. ред. В. А. Козлова и С. В. Мироненко. – Приказ Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания № 1 о принятии власти Комитетом членов Учредительного со-брания от 8 июня 1918 г. – М., 2011. – С. 141–142.

31 Там же. – Приказ войскам Народной армии о взятии Симбирска войсками Народной армии от 22 июля 1918 г. – С. 201.

32 Там же. – Постановление Финансового совета при Комитете членов Всероссийского Учредительного со-брания об ассигнованиях на различные нужды от 26 июня 1918 г. – C. 314–315.

33 Возрождение. – 1918. – 28 июля. – № 5. – С. 2.


купоны, обложенные 5 % налогом, принима-ются с удержанием 5 коп. с рубля. Необходи-мо заметить, что в Самаре, где было принято вышеуказанное постановление, разъяснения о хождении купонов государственных про-центных бумаг наравне с денежными знака-ми в средствах массовой информации были сделаны еще 27 июня 1918 г. [6, с. 109–110].

Таким образом, финансовая политика Ко-митета членов Всероссийского Учредитель-ного собрания предполагала использование купонов с более широкими временными рам-ками наступления по ним сроков платежа, что увеличивало общую массу купонов, которые могли быть использованы в денежном обра-щении. Данное обстоятельство также было обусловлено необходимостью поисков доста-точной массы денежных суррогатов для раз-решения денежного кризиса, обусловленного нехваткой наличных денежных средств, в том числе мелкого достоинства.

Решение по вышеуказанным купонам процентных бумаг советским правительством было принято позднее, когда советская власть была уже установлена на подконтрольных ра-нее Комучу территориях, и требовалось при-нятие решения в отношении находившихся в

денежном обращении излишних денежных суррогатов, в том числе купонов, которые увеличивали и без того огромную денежную массу, способствовали инфляции. 16 июня 1919 г. из Народного банка во все его отделе-ния, конторы и казначейства был направлен циркуляр, из которого следовало, что выпу-щенные в обращение контрреволюционными учредительным и другими комитетами анну-лированные купоны процентных бумаг явля-ются незаконными платежными средствами, в связи с чем они не могут приниматься в пла-тежи и подлежат изъятию без оплаты34.

Вместе с тем еще 8 декабря 1918 г. в цир-куляре конторам, отделениям и казначействам Народный банк подтвердил нахождение в де-нежном обращении купонов государственных займов со сроками платежа с 1 января 1908 по 1 декабря 1917 г., обосновав это недостатком в мелких денежных знаках35. Использование в этот период в денежном обращении купонов объясняется отсутствием в денежном обра-щении необходимого количества кредитных билетов. Свидетельством данного обстоятель-ства являются многочисленные обсуждения, обращения и заметки в региональных газетах. Так, в «Известиях Симбирского губернского

Рис. 4. Купон Российского Государственного 5 % займа 1906 г. (из личной коллекции автора)Fig. 4. The coupon of the Russian State 5 % loan in 1906

(from the personal collection of the author)

34 ГАУО. – Ф. 187. – Оп. 1. – Д. 1292. Циркуляр Народного банка от 16.06.1919 года. – Л. 23–23 об.35 Там же. – Ф. Р-573. – Оп. 1. – Д. 17. Циркуляр Народного банка от 06.12.1918 года. – Л. 170–171.




Совета рабочих и крестьянских депутатов» от 31 декабря 1918 г. была дана заметка о недо-статке в Симбирске и уездах губернии мелких денежных знаков36.

Несмотря на то, что региональными и центральными финансовыми учреждения-ми давались разъяснения, какие именно (по срокам платежа) купоны государственных процентных бумаг используются наравне с денежными знаками, некоторыми учрежде-ниями Народного (Государственного) банка и казначействами из-за отсутствия сведений об аннулировании купонов со сроками платежа после 1 декабря 1917 г. эти купоны были вы-пущены в денежное обращение. Для разреше-ния этой ситуации Народный банк предложил отделениям и казначействам произвести спи-сание таких купонов, о чем 28 декабря 1918 г. направил соответствующий циркуляр37. Об-ращает на себя внимание то обстоятельство, что в указанном циркуляре было указано на необходимость возмещения держателям таких купонов, когда последние были выпущены в качестве денег учреждениями Народного (Го-сударственного) банка и казначействами.

Необходимо подчеркнуть, что в период наибольшего проявления денежного кризи-са в 1918 г. советская власть не упускала кон-троль за обращением купонов ценных бумаг в качестве денежных суррогатов и прида-вала этому финансовому явлению большое значение, пыталась его регламентировать. О важности купонов для финансовой систе-мы Советского государства свидетельствует объявление Народного банка РФСР, направ-ленное 17 августа 1918 г. во все отделения и конторы, которое регламентировало денеж-ное обращение купонов государственных процентных бумаг с дефектами38.

Рассматривая историю нахождения купо-нов государственных процентных бумаг в де-

нежном обращении, необходимо коснуться и вопроса их подделки. Еще в XIX в. они были объектом деятельности недобросовестных лиц, о чем свидетельствует ранее приведен-ная повесть Л. Н. Толстого. В период исполь-зования купонов уже как денежных суррога-тов их подделка приобрела более широкие масштабы. На этом сказались значительные объемы общей массы купонов, которая была в денежном обращении, сложность для боль-шей части населения разобраться и понять, какие купоны допущены к использованию. Показательным здесь является циркуляр На-родного банка от 30 мая 1919 г., в котором со-общается о фальшивых купонах облигации «Займа Свободы 1917 года» достоинством 25 руб. и купонах 5,5 % облигации военного за-йма 1916 г. достоинством 27 руб. 50 коп. 39

Купоны государственных процентных бу-маг находились в обращении до осени 1922 г., когда 8 сентября вышел Декрет Совета народ-ных комиссаров «Об установлении однород-ности денежного обращения»40. Согласно дан-ному декрету, купоны со сроками наступления платежа по 1 декабря 1917 г. (а иные купоны со-ветской властью не допускались к денежному обращению) находились в обращении до 1 ок-тября 1922 г., после чего утрачивали платежную силу и не подлежали обмену на новые денеж-ные знаки. При этом уже с момента опублико-вания декрета запрещалось выпускать купоны процентных бумаг в денежное обращение. Дан-ным декретом было пресечено дальнейшее ис-пользование в денежном обращении купонов государственных процентных бумаг.

ЗаключениеПроведенное исследование показало, что

решения региональных органов власти Сим-бирской и Казанской губерний, центральных органов власти России об использовании в денежном обращении купонов государствен-

36 Известия Симбирского губернского Совета рабочих и крестьянских депутатов. – 1918. – 31 декабря. – № 227. – С. 4.

37 ГА РТ. – Ф. Р-1282. – Оп. 1. – Д. 83. Циркуляр Народного банка от 28.12.1918 года. – Л. 261–261 об.38 Там же. – Циркуляр Народного банка от 17.08.1918 года. – Л. 133–134. 39 Там же. – Ф. Р-1282. – Оп. 1. – Д. 86. Циркуляр Народного банка от 30.05.1919 года. – Л. 13–14.40 Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского правительства. – № 59. – 15 октября

1922 года. – Отдел первый. – № 738. – Декрет СНК «Об установлении однородности денежного обраще-ния». – С. 956.


ных процентных бумаг (в совокупности с другими решениями) позволили снять на-пряженность разменного денежного кризи-са, пик которого пришелся на 1917–1918 гг. Данные решения властных органов были вы-нужденными, и в основе их принятия лежали экономические причины. В рассматриваемый отрезок времени участие России в войне, а за-тем политические изменения привели к тому, что наличных денег в государстве перестало хватать. Их было недостаточно не только для производства обязательных выплат, закупок, обеспечения полноценного товарооборота и т. д., но и для содержания государственных структур. В таких обстоятельствах орга-ны власти, изыскивая способы разрешения создавшейся ситуации, использовали имев-шийся значительный объем купонов госу-дарственных процентных бумаг. Вместе с тем использование в денежном обращении купонов вело к увеличению общей денежной

массы, что в свою очередь способствовало инфляционным процессам.

Исследование вышеуказанных событий показало, как в результате властных реше-ний, обусловленных экономическими при-чинами, может быть изменен статус ценной бумаги, когда купон процентной бумаги стал использоваться в качестве денежного суррогата.

Кроме того, проведенное исследование привносит новые факты истории экономи-ческих явлений, происходивших в Среднем Поволжье в 1917–1918 гг., выявляет основ-ные нормативные акты и решения долж-ностных лиц, регламентировавших исполь-зование в обозначенный период времени купонов государственных процентных бу-маг в денежном обращении Симбирской и Казанской губерний и позволяет создать базу для дальнейшего исследования обра-щения купонов процентных бумаг в России.

Библиографический список1. Беленко В. В. Денежное обращение в 1914–1922 гг. – Ташкент : Туркестанское государствен-

ное издательство, 1923.2. Белоусов В. Д., Бирюков В. А., Каширин В. В., Нестеров А. А. Российские денежные рефор-

мы : монография / под ред. В. В. Каширина. – М. : Дашков и Ко, 2019. 3. Гагкуев Р. Г. Генерал Каппель // Каппель и каппелевцы : сборник статей и материалов / ред.

В. Ж. Цветков. – М. : Посев, 2010.4. Гармиза В. В. Крушение эсеровских правительств. – М. : Мысль, 1970.5. Далин С. А. Инфляции в эпохи социальных революций. – М. : Наука, 1983.6. Едидович Л. В. Самарские деньги // Самарский краевед : историко-краеведческий сборник /

сост. А. Н. Завальный. – Самара : Книжное издательство, 1991. – Ч. 1. – С. 90–122.7. Зак А. Н. Денежное обращение и эмиссионная операция в России 1917–1918 гг. – Петро-

град, 1918.8. Каценеленбаум З. С. Война и финансово-экономическое положение России. – М., 1917. 9. Каценеленбаум З. С. Денежное обращение России 1914–1924. – М. ; Л. : Экономическая

жизнь, 1924.10. Малышев А. И., Таранков В. И., Смиренный И. Н. Бумажные денежные знаки России и

СССР. – М. : Финансы и статистика, 1991.11. Пулин А. Д. Купоны ценных бумаг в денежном обращении России XIX – начала XX века //

Деньги в российской истории. Вопросы производства, обращения, бытования : сб. матери-алов Первой Международной научной конференции (18–19 октября 2018 г., СПб.). – СПб. : Гознак, 2018. – Вып. 1. – С. 134–136.

12. Сенкевич Д. А. Уточнение списка купонов-бон // Советский коллекционер : сб. статей. – М. : Радио и связь, 1982. – Вып. 20. – С. 123–127.

13. Сенкевич Д. А. Купоны Крестьянского поземельного банка в качестве денежных знаков (1918 г.) // Советский коллекционер : сб. статей. – М. : Радио и связь, 1985. – Вып. 22. – С. 147–156.

14. Сокольников Г. Я. Финансовая политика революции. Т. 1. – М. : Общество купцов и про-мышленников России, 2006.

15. Юровский Л. Н. Денежная политика советской власти (1917–1927) // Юровский Л. Н. Из-бранные статьи. – М. : Экономика, 2008.




References1. Belenko V. V. Money circulation in 1914–1922. Tashkent: Turkestan State Publishing House, 1923.

(In Russ.).2. Belousov V. D., Biryukov V. A., Kashirin V. V., Nesterov A. A. Russian monetary reforms. Ed. V. V.

Kashirina. Moscow, 2019. (In Russ.).3. Gagkuev R. G. General Kappel. Kappel and Kappelvcy. Kappel’ i kappelevcy. In book: Collection

of articles and materials. Ed. V. Zh. Tsvetkov. Moscow: Posev, 2010. (In Russ.).4. Garmiza V. V. The collapse of the Socialist-Revolutionary governments. Moscow, 1970. (In Russ.).5. Dalin S. A. Inflations in the era of social revolution. Moscow, 1983. (In Russ.).6. Edidovich L.V. Samara money. Samara local historian. In book: Historical and local history

collection. Samara, 1991. P. 90–122. (In Russ.).7. Zack A. N. Money circulation and issuing transaction in Russia 1917–1918. Petrograd, 1918.

(In Russ.).8. Katsenelenbaum Z. S. The war and the financial and economic situation of Russia. Moscow, 1917.

(In Russ.).9. Katsenelenbaum Z. S. Money circulation of Russia 1914–1924. Moscow-Leningrad, 1924.

(In Russ.).10. Malyshev A. I., Tarankov V. I., Smirennyi I. N. Banknotes of Russia and the USSR. Moscow, 1991.

(In Russ.).11. Pulin A. D. Coupons of funds in monetary circulation of Russia of the 19th – early 20th centuries. In

book: Money in Russian history. Issues of production, circulation, existence. Collection materials of the First International Scientific Conference (October 18–19, 2018, St. Petersburg). Saint Petersburg, 2018. P. 134–136. (In Russ.).

12. Senkevich D. A. Refinement of the list of coupon-bon. Soviet collector. Collection of articles. Moscow, 1982. Vol. 20. P. 123–127. (In Russ.).

13. Senkevich D. A. Coupons of the Peasant Land Bank as banknotes (1918). Soviet collector. Collection of articles. Moscow, 1985. Vol. 22. P. 147–156. (In Russ.).

14. Sokolnikov G. Ya. The financial policy of the revolution. Moscow, 2006. Vol. 1. (In Russ.).15. Yurovsky L. N. Monetary policy of the Soviet government (1917–1927). Selected articles. Moscow,

2008. (In Russ.).Поступила 25.01.2020.

Сведения об автореГвоздков Юрий Юрьевич – аспирант ФГБОУ ВО «Ульяновский государственный пе-

дагогический университет имени И. Н. Ульянова». ORCID: https://orcid.org/0000-0002-6705-1959.


about the authorYuri Yu. Gvozdkov – post-graduate student, Federal State Budgetary Educational Institution of

Higher Education “Ulyanovsk State Pedagogical University named after I. N. Ulyanov”. ORCID: https://orcid.org/0000-0002-6705-1959.




УДК 94(470.45)»19»:304е. л. фурман1, а. в. луночкин2, Т. в. Юдина3

1 Волгоградский государственный университет (Волгоград, Россия), e-mail: [email protected]



Сталинград в конце 1920-х – начале 1930-х гг.: население, жилищно-коммунальное хозяйство, благоустройство города

Введение. Реализация масштабных проектов по благоустройству Волгограда в современ-ных условиях актуализирует обращение к опыту модернизационных этапов прошлых лет и, в частности, активному преобразованию городской среды на первом этапе социалисти-ческой реконструкции народного хозяйства в Сталинграде. Выявляются круг проблем в жилищно-коммунальной сфере и благоустройстве города, методы и условия их разрешения на фоне активного притока населения в Сталинград в условиях форсированной индустриа-лизации. Материалы и методы. В основу исследования положены как общенаучные, так и конкретно-исторические методы. В процессе работы авторы привлекали неопубликованные источники, хранящиеся в фондах Центра документации новейшей истории Волгоградской области и представляющие собой материалы делопроизводственной документации мест-ных органов власти. Результаты. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. Сталинград переживал первый этап социалистической реконструкции, в ходе которого значительное количество существующих промышленных предприятий были реконструированы, запущены новые промышленные объекты – флагманы первой пятилетки. Постоянный приток рабочего на-селения обострил проблемы развития жилищно-коммунальной сферы, транспорта, поста-вил новые задачи в рамках благоустройства города, которые в течение 1930-х гг. системно разрешались. Заключение. Несмотря на приоритетные цели модернизации промышлен-ности, в условиях стремительного роста городского населения перед руководством города хозяйственными организациями были поставлены и планомерно разрешались задачи рас-ширения жилищного фонда, развития коммунального хозяйства, транспорта. Наряду с раз-витием промышленности, разрешалась проблема занятости населения.Ключевые слова: Сталинград, индустриализация, Нижне-Волжский край, население, жилищ-но-коммунальная сфера, благоустройство, транспорт.Благодарность: Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Администрации Вол-гоградской области в рамках научного проекта № 19-49-340003 р_а «Сталинградцы на переломе эпох (середина 1920-х – конец 1930-х гг.): социально-экономическое положение и культурная жизнь».

© Фурман Е. Л., Луночкин А. В., Юдина Т. В., 2020

опыТ совеТской модернизации

thE EXPERIENcE Of SOVIEt mODERNIzatION


Для цитирования: Фурман Е. Л., Луночкин А. В., Юдина Т. В. Сталинград в конце 1920-х – начале 1930-х гг.: население, жилищно-коммунальное хозяйство, благоустройство города // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 145–155. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.156-166

Ekaterina l. furman1, andrei V. lunochkin2, taisiya V. yudina3

1 Volgograd State University (Volgograd, Russian Federation), e-mail: [email protected] State University (Volgograd, Russian Federation), e-mail: [email protected]

3 Volgograd State University (Volgograd, Russian Federation), e-mail: [email protected]

Stalingrad in the late 1920s – early 1930s: Population, Housing and communal services, city improvement

introduction. The implementation of large-scale projects to improve Volgograd in modern conditions actualizes the appeal to the experience of modernization in the past years and, in particular, to the active transformation of the urban environment at the first stage of the socialist reconstruction of the national economy in Stalingrad. The article identifies a range of problems in the housing and communal sector and the welfare of the city, methods and conditions for their resolution. Materials and Methods. The study is based on both general scientific and concrete historical methods. In the process, the authors draw on unpublished sources storing in the fund documents representing the new and recent history of the Volgograd region and representing materials of paperwork documentation of local authorities. Results. In the late 1920s – early 1930s. Stalingrad survived the first stage of socialist reconstruction, during which a huge number of industrial enterprises appeared, which were reconstructed, new industrial facilities were launched – the flagships of the first five-year plan. Problems of development of housing and communal services, transport, the delivery of new tasks in the framework of urban improvement, which will operate during the 1930s systemically resolved. Conclusion. Despite the priority goals of industrial modernization, in the conditions of the rapid growth of the urban population, all the necessary resources were provided to the population of the city to expand the housing stock, develop communal services, and transport. Along with the development of industry, the problem of employment has been resolved.Keywords: Stalingrad, industrialization, Lower Volga region, population, housing and communal services, improvement, transport.acknowledgements: The reported study was funded by RFBR and the government of Volgograd region according to the research project №19-49-340003 r_a «Stalingraders at the turning point of the era (mid-1920s – end of the 1930s): socio-economic situation and cultural life».For citation: Furman E. L., Lunochkin A. V., Yudina N. V. Stalingrad in the late 1920s – early 1930s: population, housing and communal services, city improvement. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 156–166. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.156-166.

ВведениеВ конце 1920-х – начале 1930-х гг. Ста-

линград вступил в полосу социалистиче-ской реконструкции. По темпам восстанов-ления промышленности среди губернских городов страны он занимал второе место, вслед за Иваново-Вознесенском1. Ускорен-ные темпы модернизации промышленности на фоне стремительного притока населения выявили круг проблем в рамках жилищно-

коммунального хозяйства, благоустройства города, развития дорожной инфраструк-туры и транспорта, которые требовали скорейшего разрешения. Отработанные на данном этапе механизмы системного разрешения поставленных задач органами государственной власти, хозяйственными и кооперативными организациями в предель-но сжатые сроки в целом можно оценить как весьма успешные, что позволяет ис-

1 Центр документации новейшей истории Волгоградской области (ЦДНИВО). – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 162. – Л. 4.

THE EXPERIENCE OF SOVIET MODERNIZATION


ОПыТ СОВЕТСКОй МОДЕРНИЗАЦИИ

пользовать данный опыт и в современных условиях модернизации городской среды Волгограда.

Обзор литературыВопросы развития жилищно-комму-

нальной сферы, благоустройства Ста-линграда в период социалистической реконструкции в отдельных сюжетах рассматривались в общих работах по истории края [2; 3; 5; 9]. В монографии П. П. Олейникова исследуются процессы проектирования значительного количества зданий довоенного Сталинграда, публику-ются материалы о довоенных архитекторах, установлено авторство отдельных зданий, время их проектирования [7]. Реконструк-ции и восстановлению дореволюционного жилищного фонда в рамках решения соци-окультурных проблем посвящено исследо-вание коллектива ученых Волгоградского государственного архитектурно-строитель-ного университета [4, с. 34–39].

Вопросы культурного развития Царицы-на – Сталинграда освещаются на довольно большом хронологическом отрезке (послед-няя треть XIX – конец 40-х гг. XX в.) в работе Г. Н. Андриановой [1]. Вклад иностранных концессионных предприятий в восстановле-ние и развитие экономики и социальной сфе-ры в Нижнем Поволжье, роль иностранных рабочих и специалистов в строительстве новых и модернизации функционировавших предприятий в Сталинграде в 1920–1930-е гг. исследуются в работе коллектива авторов Волгоградского государственного универси-тета [10, с. 26–34], трудах О. О. Резаненко [8, с. 54–57], Т. В. Юдиной [11, с. 120–124]. Вопросам индустриализации, в том числе Сталинграда, посвящено исследование зару-бежного ученого А. Стронга [12].

Несмотря на достаточно высокий ин-терес к краеведческой тематике в послед-ние десятилетия, работы, посвященной комплексному изучению развития жилищ-но-коммунальной сферы, проблем благо-устройства города в исторически сжатые сроки форсированной индустриализации,

до сих пор не появилось. Задачи настоящей статьи – выяснить общее состояние и ди-намику развития жилищно-коммунальной сферы, этапы, способы и специфику реа-лизации мероприятий по благоустройству города, развитию его инфраструктуры в ус-ловиях стремительно растущей численно-сти городского населения на первом этапе социалистической реконструкции.

Материалы и методыВ процессе исследования применялись

как общенаучные (анализ, обобщение), так и конкретно-исторические методы научного исследования: системный, сравнительно-исторический, проблемно-хронологический, количественный методы обработки истори-ческой информации, а также традиционные принципы исторического исследования – на-учности, историзма, объективности.

Научная работа состоялась с опорой на архивные материалы, представленные в фон-дах Сталинградского губернского комитета ВКП (б) (Ф. 1), Сталинградского окружного комитета ВКП (б) (Ф. 20), Сталинградского городского комитета ВКП (б) (Ф. 71), отло-жившиеся в Центре документации новейшей истории Волгоградской области; материалы Центрального статуправления СССР, пред-ставляющие результаты переписи населения по отдельным административно-территори-альным единицам СССР.

РезультатыК исходу нэпа восстановление про-

мышленности Сталинграда в целом было завершено. В 1926/27 хозяйственном году на территории Сталинградской губернии насчитывалось 78 предприятий с количе-ством рабочих 15 805 чел.; в 1927/28 г. – со-ответственно 79, на которых трудилось 16 260 чел. При этом крупные промышленные предприятия были сосредоточены главным образом в Сталинграде2. В июле 1926 г. со-стоялась торжественная закладка крупней-шего в Европе Сталинградского тракторного завода (СТЗ) с участием 10 000 рабочих; в июне 1930 г. с конвейера завода сошел пер-вый трактор СТЗ-1. В 1930 г. приступили к

2 ЦДНИВО. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 165а. – Л. 5.



строительству Сталинградского химическо-го комбината. Бесперебойно функциониро-вали завод «Лазурь», ватная фабрика, кон-сервный завод, кожзавод и многие другие предприятия.

Из общей суммы 176 777 000 руб. основ-ного промышленного фонда по цензовой промышленности Нижне-Волжского края на 1928/29 хозяйственный год на долю Ста-линградского округа планировалось выде-лить 49 035 000 руб., или 31,2 %3. Основные предприятия группы «А», работающие или планировавшиеся к вводу в эксплуатацию в 1930-х гг. на территории Нижне-Волжского края, располагались в Сталинграде.

Наряду с крупной государственной, функционировала частная промышлен-ность, которая составляла почти 97 % от мелкой. Так, валовой объем (в довоенных рублях) промышленного производства по мелкой промышленности в 1927/28 г. со-ставлял 21 007 000 руб., на долю частного сектора при этом приходилось 20 377 000 руб., кооперативного – 420 000, государ-ственного – 210 000 руб.4

В период новой экономической полити-ки так и не была решена проблема занятости населения. Несмотря на рост промышленно-сти, отмечался рост безработицы. Так, на 1 октября 1927 г. в Сталинградской губернии насчитывалось 12 750 безработных, тогда как на 1 апреля 1926 г. – 11 200. Большая часть безработных приходилась на Сталин-град. При этом отмечалось сокращение доли квалифицированных рабочих среди обще-го числа безработных: в 1926 г. на 14,1 %, в 1927 г. – на 8,6 %5. В 1929 г. численность безработных достигла пика и составила на 1 апреля 18 578 чел., из них квалифицирован-ных – 6 509, неквалифицированных – 12 069

чел. (65 %)6. К середине 1930 г. безработица сократилась на 43 %7. По данным Горплана, потребность в рабочих руках в Сталинграде на 1931 г. составляла уже 53 000 чел. 8

Основную массу безработных состав-ляло неквалифицированное крестьянство, пришедшее в город на заработки. Безра-ботные привлекались к общественным ра-ботам, для них организовывались дешевые столовые обеды стоимостью 13 коп.9

Приток в Сталинград значительного числа рабочих, до 70 % которых являлись представителями крестьянского населе-ния, создавал благоприятные условия для распространения сектантства, суеверий и различных религиозных предрассудков. Прибывающее на промышленные строй-ки города крестьянство определяло общий облик рабочей городской среды и культуру быта рабочих районов.

Так, в отчетном докладе на XIII губерн-ской партийной конференции в 1927 г. от-мечалось: «Нужно обратить внимание на наличие в городе различных распивочных, которые продают рабочим водку в кредит, жены рабочих жалуются, что деньги им не дают, а они выпивают в кредит и с зара-ботной платы вынуждены отдавать значи-тельные средства», «религиозные и совет-ские праздники ознаменованы чуть ли не поголовным пьянством»10. Представления рабочих в основной массе являлись своео-бразным симбиозом религиозных представ-лений с коммунистической идеологией. Так, например, на заводе Райнефтесиндика-та11 75 чел. в один день покинули работу по случаю праздника Воздвижения креста Го-сподня – это были сезонные рабочие, свя-занные с деревней. Особой популярностью среди женской половины рабочего населе-

3 ЦДНИВО. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 23.4 Там же. – Л. 6.5 Там же. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 159. – Л. 17.6 Там же. – Ф. 20. – Оп. 1. – Д. 15. – Л. 51.7 Там же. – Д. 17. – Л. 47.8 Там же. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 2. – Л. 40. 9 Там же. – Д. 159. – Л. 23.10 Там же. – Л. 81, 89.11 Райнефтесиндикат – Cталинградское районное (из числа 40 существовавших на территории СССР) управле-

ние Нефтесиндиката СССР, занимавшееся переработкой и сбытом продукции нефтяной промышленности.


ния пользовалась проживающая в Красно-октябрьском поселке матушка Елена.

Антирелигиозная пропаганда среди сплошь религиозного крестьянства прак-тически сводилась к нулю. Характерно высказывание рабочего завода «Красный Октябрь» Михайлова: «Какая может быть борьба за промфинплан, когда у Господа Бога есть свой, единый план, по которому он идет, и развивается история человечества, и мы своими суетными промфинпланами только оскорбляем Господа Бога»12. На Стал-ГРЭСе рабочие установили кресты из глины и бетона с надписями: «Крест индустриали-зации» и «Крест коллективизации»13.

Пропагандистские лекции ячеек Союза воинствующих безбожников (СВБ) на пред-приятиях города чаще всего носили ритуаль-ный характер (например, чтение лекций на темы «Классовая сущность легенды о Хри-сте», «Религия, женщина и быт»). У руко-водства предприятий, занятых реализацией плановых показателей, деятельность ячеек СВБ также не находила отклика. Так, при-бывшего на СталГРЭС представителя отдела культпропаганды Сталинградского горкома ВКП (б) практически выгнали с предпри-ятия со словами: «Нет никаких денег на ан-тирелигиозную работу, незачем и тратить на нее. Все равно все верующие, проведи один антирелигиозный вечер и хватит!»14.

Нередко между рабочими наблюдались конфликты. Так, случай с избиением аме-риканского рабочего афроамериканца Ро-бинсона на Сталинградском тракторном за-воде вылился в громкий процесс15. Низкий уровень дисциплины на производстве отме-чался на заводах лесной промышленности, где рабочий коллектив преимущественно

вербовался из крестьян16. Так, на заседании партактива Горлесозаводов Волга-Каспий-Лес в декабре 1930 г. указывалось: «На заво-де Волго-Каспий-Леса за 5 дней имеются 30 прогулов по неуважительным причинам, за 10 дней имеются 140 больничных листов»17.

Приток деревенского населения на про-мышленные стройки Сталинграда обу-словил и большое число среди городского населения неграмотных и малограмотных – 35 000 чел. в 1929 г. При этом проходили обучение из них меньше 10 % – 3 000 чел. В рамках ликбезпохода в 1930 г. планиро-валось приступить к обучению уже 52 000 чел. в возрасте от 16 до 50 лет18.

Однако одним из самых актуальных для городских и краевых властей являлся жилищ-ный вопрос. Постоянный приток населения на промышленные стройки, наряду с есте-ственным демографическим приростом, де-лал эту проблему одной из самых труднораз-решимых. В 1920 г. численность городского населения составляла 84 000 чел., в 1924 г. – 108 000, в 1926 г. – 148 370 (на апрель 1926 г. вместе с сезонными рабочими –156 000 чел.), в 1929 г. – 193 000 чел. В 1931 г. в городе уже насчитывалось 304 000 чел.19 ; при этом по районам города численность населения наи-более интенсивно росла в радиусе строитель-ства больших промышленных объектов.

Таким образом, если в центральном рай-оне города прирост населения за три года составил 20 %, то в пос. им. Рыкова (Крас-ный Октябрь) – 69, на Баррикадах – 227, Тракторном – 617, пос. им. Минина – 65, пос. им. Ермана – 119 %20. В период первой пятилетки только с 1931 по 1933 г. числен-ность городского населения увеличилась на 100 тыс. чел.21

12 ЦДНИВО. – Ф. 20. – Оп. 1. – Д. 57. – Л. 31.13 Там же. – Л. 36.14 Там же. – Л. 33.15 Там же. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 5. – Л. 21.16 Там же. – Д. 47. – Л. 11.17 Там же. – Д. 22. – Л. 10.18 Там же. – Д. 57. – Л. 1.19 Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г.: краткие сводки : в 10 т. – М. : Изд. ЦСУ Союза ССР,

1927. – Вып. III. – С. 62 ; ЦДНИВО. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 77.20 ЦДНИВО. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 77.21 Там же. – Л. 298.




В 1929 г. в жилищное строительство было вложено 5,6 млн руб., в 1930 г. – 14,1, в 1931 г. – 18 млн руб.22 Миллионные ин-вестиции позволили в 1929 г. ввести в экс-плуатацию 49 000 кв. м жилья, а в 1930 г. – 177 000 кв. м23. Силами Горкоммунхоза, Губстроя, Губжилсоюза, жилищной коопе-рации строились в основном дома барач-ного типа, а также двух-, трех-, реже че-тырехэтажные здания (например, в районе завода «Красный Октябрь»). При этом в резолюции «О развитии городского хозяй-ства Сталинграда» II городской партконфе-ренции (1931 г.) отмечалось, что в связи с климатическими условиями Сталинграда целесообразно планировать при проектиро-вании зданий балконы, террасы и душевые, а с целью развития культурно-бытового об-служивания населения – дополнительную площадь под строительство столовых, яс-лей и других учреждений24.

Значительный жилищный дефицит ощу-щался не только в рабочей среде, в районах строительства крупных промышленных объектов, но и в среде растущего партий-ного и советского аппарата. В 1927 г. ре-шением Сталинградского губисполкома

планировалось строительство домов Со-ветов в целях обеспечения ответственных работников жильем. Во исполнение этого постановления дом на площади Павших Борцов в центральной части города переда-вался губисполкому (с сохранением за ним наименования «Коммуна»)25. В 1931 г. ре-шением Сталинградской городской партий-ной конференции Горсовет обязывался в ближайший строительный сезон 1931/32 г. «осуществить строительство домов начсо-става не менее чем на 160 семей»26.

Несмотря на колоссальные капиталов-ложения в эту сферу, норма квадратных метров на человека продолжала снижать-ся. В результате, если в 1928 г. в Сталин-граде на человека приходилось 4,69 кв. м, в 1929 г. – уже 4,46, в 1930 г. – 3,9, в 1931 г. – 3,5 кв. м. В рабочих районах норма могла снижаться до 2,5–3,0 кв. м на человека27. К 1932 г. планировалось увеличить норму до 4 кв. м на человека (для рабочих основных промышленных предприятий), в 1933 г. – до 5, к началу 1934 г. – до 6 кв. м на человека. Средняя обеспеченность жилплощадью со-ставляла 64 % от санитарных норм и 94 % от среднесоюзных норм28. Дефицит жилого

22 ЦДНИВО. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 250.23 Там же. – Л. 102.24 Там же. – Л. 102 об.25 Там же. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 208. – Л. 20.26 Там же. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 103.27 Там же. – Л. 102.28 Там же. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 159. – Л. 184.

Таблица 1Динамика численности населения Сталинграда по отдельным районам (1929, 1931 гг.)*

Table 1The dynamics of the population of Stalingrad by individual areas (1929, 1931)

Год / Year

Район / Area

Централь-ный (чел.) /

Central, people

Красный Октябрь, чел. / Red October, people

Баррика-ды чел. /

Barricades, people

Трактор-ный, чел. /

Tractor plant, people

Пос. им. Минина,

чел. / Minin township,

people

Пос. им. Ермана, чел. / Yerman

township, people

1929 132 000 27 700 4 023 3 600 11 300 10 8001931 158 000 44 000 13 163 25 800 18 800 23 700

* Составлено по: ЦДНИВО. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 77.


фонда приводил к появлению в городе це-лых районов с самовольными застройка-ми. Несмотря на то что в 1927 г. в ответ на официальные обращения в Горкоммунхоз Сталинграда было выделено свыше 1 000 участков под строительство вдоль берега Волги, появился ряд стихийных несанкци-онированных построек (большинство при-надлежало рабочим, прибывшим в город на промышленные стройки), по которым было принято решение нарсуда о сносе29.

В 1927 г. стоимость квадратного метра жилья на рынке жилищного строительства Сталинграда достигла 120 руб. К концу 1930-х гг. планировалось путем поступательного увеличения объемов жилищного строитель-ства снизить стоимость 1 кв. м до 97 руб.30

Стоимость квартплаты за квадратный метр жилья также повышалась. Так, в мар-те 1927 г. был утвержден предложенный Сталинградским губкоммунхозом проект квартплаты, в соответствии с которым с апреля 1927 г. вводились новые тарифы оплаты за 1 кв. м – 40 коп. (по данным за 1926 г., за 1 кв. сажень взималась плата в размере 21,5 коп., т. е. примерно 10 коп. за 1 кв. м)31. Размер квартплаты мог быть сни-жен в случае отсутствия электроосвещения на 5 %, водопровода – на 10, канализации – на 10, водопровода и канализации – на 15, электроосвещения, водопровода или ка-нализации – на 25 %. Скидка также могла действовать при наличии в семье четырех и более иждивенцев32.

При этом, по данным инвентаризации, в хорошем состоянии находилось только 5,2 % жилого фонда, 32,4 % – в удовлетво-рительном, в неудовлетворительном состо-янии – 40,0 %, ветхом – 22,0 %33.

Несмотря на приоритетные задачи про-мышленного развития, в сфере жилищного строительства с начала 1930-х гг. осущест-влялся переход (в районах металлогорода34

и центра города) к практике исключительно каменного строительства с применением новых строительных технологий и матери-алов (крупные блоки, фибролит, шлак)35.

Тяжелое наследие оставила Граждан-ская война в сфере коммунального хозяй-ства. Долгие годы здесь ничего не ремон-тировали и не отстраивали вновь. Также требовались масштабные инвестиции в благоустройство города.

В коммунальное хозяйство Сталинграда было инвестировано в 1930 г. 2 600 000 руб., в 1931 г. – 5 085 000 руб.36 Кроме осущест-вления работ по прокладке единой город-ской системы водопровода, в начале 1930-х гг. была введена в эксплуатацию фильтро-вальная станция на СталГРЭСе, проведен водопровод в пос. Ермана, реконструирова-на городская водопроводная сеть, установ-лены четыре новые водопроводные колон-ки и две будки. В результате реконструкции увеличена мощность городского водопро-вода с 9,2 тыс. до 13 тыс. куб. м37.

С целью интенсификации развития го-родского коммунального хозяйства был укрупнен аппарат служб городской комму-нальной сети, вновь организованы Коммун-строй, Сталдорстрой, трест по озеленению, контора по муниципальной очистке города.

Большой проблемой для стремительно развивающегося города являлось создание сети дорожных коммуникаций. В городе практически отсутствовали дороги, вдоль домов – тротуары. Из общей площади го-родских улиц (11 млн кв. м) в 1930 г. было


29 ЦДНИВО. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 211. – Л. 294.30 Там же. – Д. 159. – Л. 185.31 Государственный архив Волгоградской области (ГАВО). – Ф. Р-37. – Оп. 1. – Д. 519. – Л. 19.32 ЦДНИВО. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 207. – Л. 62.33 Там же. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 78 об.34 Район заводов «Красный Октябрь», «Баррикады», СТЗ.35 ЦДНИВО. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 302.36 Там же. – Л. 250.37 Там же.



замощено только 5,0 %, тротуаров – 4,9 % 38. Изношенность имеющихся мостовых со-ставляла 50 %. Неудовлетворительное со-стояние городских дорог обостряло транс-портную проблему. Интенсивный износ автомобильного парка, гужевого транспор-та, замедленный грузооборот вследствие плохого состояния дорог – вопросы, кото-рые требовали скорейшего разрешения. К концу 1931 г. была осуществлена укладка тротуаров на площади 48 тыс. кв. м. При про-ектировании планировалось применение усовершенствованного по тем временам материала – брусчатки. Велась прокладка автомагистрали по линии центр – Сталин-градский тракторный39.

Одним из самых узких мест городского хозяйства являлся транспорт. Имевшийся в городе транспорт (трамвай, речной, желез-нодорожный) удовлетворял потребности в перевозках лишь на 50 %. При этом нагруз-ка на отдельные виды транспорта распреде-лялась неравномерно. Так, при очевидной недогрузке железнодорожного и речного транспорта (25 %) трамвайные линии ис-пытывали значительные перегрузки (от 60 до 200 % в час пик)40. В отдельные часы в трамвайном вагоне, рассчитанном на 20–24 пассажира, могло передвигаться внутри и снаружи свыше 100 чел. Обычным явле-нием становилась картина, когда трамвай был переполнен не только внутри, но и полностью был «обвешан» пассажирами снаружи. В результате высокий износ под-вижного состава. Из 65 вагонов постоянно находились в ремонте 17–1841.

В 1931 г. для улучшения работы железно-дорожного транспорта одноколейный путь был перестроен в двухколейный, урегули-рованы движение поездов и их расписание, обустроены платформы. Модернизирован-

ная линия соединяла две крайние (южную и северную) точки города – Сарепту и район Сталинградского тракторного завода. Коли-чество трамвайных вагонов увеличено с 60 в 1930 г. до 82 в 1931 г. 42 Отстраивались трамвайные линии, соединяющие центр го-рода с промышленными районами.

Для организации автобусных перевозок в 1930 г. закуплены 13 автобусов43. В 1933 г. в городском автобусном парке их уже насчи-тывалось 19, в городской трампарк было по-ставлено свыше 90 новых вагонов трамвая, 6 речных трамваев. Парк коммунальных служб насчитывал 14 грузовых машин44.

В рамках городского благоустройства было увеличено число единиц ассенизационного обоза с 120 до 175, ликвидировались город-ские свалки, увеличено число мусоровозов («колымаг») с 28 до 123, сооружена канали-зация в районе Сталинградской ГРЭС. Се-рьезной проблемой для городской экосистемы являлось расположение в черте города двух скотобоен «Союзмясо», которые планирова-лось перенести, а также сток промышленных отходов кожзавода – непосредственно в Волгу.

Не менее важной для Сталинграда, окру-женного степными ландшафтами, букваль-но испещренного оврагами, была проблема практически полного отсутствия зеленых насаждений. Зеленые зоны составляли всего лишь 1 % к общей площади города, парки и лесопосадки отсутствовали. В рамках работ по озеленению Сталинграда весной 1931 г. было высажено более 300 тыс. саженцев де-ревьев45. Планировалась разбивка газонов в рабочих поселках и на окраинах города. Проектировались питомники для массового производства посадочного материала.

Активное жилищное строительство, преимущественно в новых рабочих райо-нах, поставило на повестку дня проблему

38 ЦДНИВО. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 104. 39 Там же. – Л. 251.40 Там же. – Л. 10441 Там же. – Л. 80 об.42 Там же. 43 Там же. – Л. 81.44 Там же. – Л. 299.45 Там же. – Л. 105.


освещения города. Окраины Сталинграда в ночное время практически утопали в тем-ноте. В 1930 г. в городе насчитывалось 611 фонарей по 65 кВт каждый. При этом боль-ше половины из них приходилось на его центральную часть. Для более равномерно-го освещения города требовалась установка еще 2 000 фонарей46. К 1933 г. начали осу-ществляться работы по проведению осве-щения в районе металлогорода.

В августе 1931 г. решением СТО РСФСР была создана специальная комис-сия, занимавшаяся изучением вопросов дальнейшего строительства Сталинграда, при этом особое внимание уделялось архи-тектурному оформлению городских улиц, площадей и рабочих поселков. В 1931 г. в черту города были включены пригороды, в результате его площадь увеличилась в 3,5 раза.

Широкий размах модернизация города приобрела к 1932 г. Именно в тогда Сталин-град обрел статус центра Нижне-Волжско-го края. Заработал на полную проектную мощность Сталинградский тракторный завод, были введены в эксплуатацию фи-бролитовый и асфальтобетонный заводы, к завершающей стадии подошли работы по прокладке тракта Сталинградский трактор-ный – центр города. Завершился процесс строительства и монтажа автоматической телефонной станции, рассчитанной на 20 000 абонентов. Более 20 коммутаторов обслуживали все важнейшие промышлен-ные предприятия Сталинграда [5, с. 150]. Кардинально меняла облик и историческая площадь города – площадь Павших Борцов, вокруг которой вырастали монументаль-ные постройки, соответствующие облику столицы Нижнего Поволжья [5, с. 149; 6]. Район Сталинградского тракторного завода становился живым воплощением идеи до-ма-коммуны или соцгорода, где, наряду с жилыми кварталами, успешно функциони-ровали фабрика-кухня, клубы, библиотеки,

школы, зимний цирк, кинотеатр, учрежде-ния здравоохранения.

ЗаключениеТаким образом, в конце 1920-х – нача-

ле 1930-х гг. Сталинград вступил в полосу социалистической реконструкции. Стре-мительный приток населения (преимуще-ственно сельского) в город в период ин-дустриализации менял коренным образом его облик, обострял жилищную проблему, ставил на повестку дня решение вопросов, связанных с его благоустройством, разви-тием городского хозяйства, транспорта. Не-смотря на приоритетные задачи модерниза-ции промышленности, за первую пятилетку в городское хозяйство было инвестировано 75 000 000 руб., благодаря чему жилищный фонд увеличился на 42 %, длина водопро-водных сетей – на 70 %, подача воды – в 3 раза, сеть канализации – в 2 раза, длина трамвайных путей – на 57 %. Из-за роста притока населения потребности оставались растущими. Так, за первую пятилетку чис-ленность населения выросла со 180 до 430 тыс. чел. в 1933 г., что и определяло объемы и направление будущих инвестиций. На ком-мунальное и культурно-бытовое обслужи-вание города на 1933 г. выделялось 63 705 200 руб., из них более половины суммы (35 742 300 руб.) составляли инвестиции в жи-лищное строительство47. Жилищная пробле-ма по-прежнему оставалась самой острой. При этом с начала 1930-х гг. строительство в пределах металлогорода и центра города осуществлялось преимущественно камен-ное с использованием новых технологий и материалов. В период новой экономической политики так и не были решены ключевые задачи в системе городского коммунального хозяйства, дорожно-транспортные. Наряду с решением жилищной проблемы, успешно разрешались вопросы по благоустройству города, развитию системы водоснабжения (прокладка единого водопровода), канализа-ции, озеленению.

46 ЦДНИВО. – Ф. 71. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 82.47 Там же. – Д. 2. – Л. 113.




Библиографический список1. Андрианова Г. Н. Художественный облик Царицына – Сталинграда. – Волгоград : Универ-

сал, 1991. – 192 с.2. Водолагин М. А. Очерки истории Волгограда: 1589–1967. – М. : Наука, 1968. – 458 с.3. Волгоград в начале XXI века : учебное пособие [для слушателей Школы региональной эли-

ты] / редкол.: И. О. Тюменцев [и др.]. – Волгоград : Издательство Волгоградской академии государственной службы, 2011. – 452 с.

4. Калашников С. Ю., Олейников П. П., Олейникова Е. П. Решение социокультурных проблем в довоенном Сталинграде при реконструкции Царицынских построек // Архитектура и стро-ительство России. – 2014. – № 2. – С. 34–39.

5. Клейнман М. Я. Царицын – Сталинград. – Сталинград : Сталинградское книжное издатель-ство, 1954. – 232 с.

6. Олейников П. П., Антюфеев А. В., Птичникова Г. А., Шарыга Н. П. Формирование градо-строительного ансамбля площади Павших Борцов в Сталинграде [Электронный ресурс] // Интернет-Вестник ВолГАСУ. Серия : Политематическая. – 2011. – № 1 (15). – URL: http://vestnik.vgasu.ru/?source=4&articleno=501).

7. Олейников П. П. Архитектурное наследие Сталинграда. – Волгоград : Издатель, 2012. – 560 с.8. Резаненко О. О. Условия труда иностранных специалистов и рабочих при реконструкции и

строительстве промышленных предприятий Сталинграда в конце 1920-х – 1930-е гг. // Гло-бальный научный потенциал. – 2017. – № 10 (79). – С. 54–57.

9. Скрипкин А. С., Луночкин А. В., Курилла И. И. История Волгоградской земли от древнейших времен до современности : учебное пособие. – 3-е изд., доп. – М. : Планета, 2016. – 224 с.

10. Юдина Т. В., Булатов В. В., Фурман Е. Л. Иностранный капитал и трудовые ресурсы в Ниж-нем Поволжье в 1920–1930-е гг. // Вестник Волгоградского государственного университета. Се-рия 4 : История. Регионоведение. Международные отношения. – 2014. – № 3 (27). – С. 26–34.

11. Юдина Т. В. Промышленные кадры и индустриализация Сталинграда в конце 1920-х – 1930-е гг. // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. – 2020. – № 1 (51). – С. 120–124.

12. Strong A. L. From Stalingrad to Kuzbas: Sketches of the Socialist Construction in the USSR. – New York : International Pamphlets, 1932. – 71 p.

References1. Andrianova G. N. Artistic appearance of Tsaritsyn–Stalingrad. Volgograd, 1991, 192 p. (In Russ.).2. Vodolagin M. A. Essaysonthe history of Volgograd. Moscow, 1968, 458 p. (In Russ.).3. Volgograd at the 21-stcentury: text bookedited by I. O. Tyumentsev. Volgograd, 2011, 452 p. (In

Russ.).4. Kalashnikov S. Yu., Olejnikov P. P., Olejnikova E. P. The solution of socio-cultural problems in

pre-war Stalingrad during the reconstruction of the Tsaritsyno buildings. Arhitektura i stroitel’stvo Rossii = Architecture and construction of Russia. 2014; No. 2: 34–39. (In Russ.).

5. Klejnman M. Ya. Tsaritsyn – Stalingrad. 1954, 232 p. (In Russ.).6. Olejnikov P. P., Antjufeev A. V., Ptichnikova G. A., Sharyga N. P. The formation of the urban

ensemble of the Square of the Fallen Fighters in Stalingrad. Internet-Vestnik VolGASU = Online Bulletin of VolGASU. 2011; No.1 (15): (URL: http://vestnik.vgasu.ru/?source=4&articleno=501). (In Russ.).

7. Olejnikov P. P. The architectural heritage of Stalingrad.Volgograd, 2012, 560 p. (In Russ.).8. Rezanenko O. O. Labor conditions of foreign experts and employees during reconstruction and

building manufacturing enterprises in Stalingrad in the end of 1920–1930s. Globalnyi nauchnyi potentsial = Global scientific potential. 2017; No. 10 (79): 54–57. (In Russ.).

9. Skripkin A. S., Lunochkin A. V., Kurilla I. I. History of Volgograd land from ancient times to the present. Moscow, 2016, 224 p. (In Russ.).

10. Yudina T. V., Bulatov V. V., Furman E. L. Foreign capital and labor in the Lower Volga region in the 1920–1930s. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija 4. Istoriia. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniia = Science Journal of Volgograd State University. History. Area Studies. International Relations. 2014; No. 3 (27): 26 –34. (In Russ.).

11. Yudina T. V. Industry Staff and Industrialization of Stalingrad at the end of 1920–1930-s. Gumanitarnye issledovanija v Vostochnoj Sibiri i na Dal’nem Vostoke = Humanitarian research in Eastern Siberia and the Far Fast. 2020; No. 1(51): 120–124. (In Russ.).


12. Strong A. L. From Stalingrad to Kuzbas: Sketches of the Socialist Construction in the USSR. New York, 1932. 71 p.


Сведения об авторахФурман Екатерина Львовна – кандидат исторических наук, доцент кафедры отече-

ственной и всеобщей истории, археологии, Волгоградский государственный университет (Волгоград, Россия). Сфера научных интересов: экономическая история России первой по-ловины XX в., история немецких поселений в России, российско-германские отношения. Автор более 50 научных и учебно-методических публикаций. ORCID: http://orcid.org/0000-0001-7346-295X.


Луночкин Андрей Валентинович – кандидат исторических наук, доцент кафедры от-ечественной и всеобщей истории, археологии, Волгоградский государственный университет (Волгоград, Россия). Сфера научных интересов: социально-экономическая история России конца XIX – первой половины ХХ в., история Нижнего Поволжья. Автор более 100 научных и учебно-методических публикаций. ORCID: http://orcid.org/0000-0002-7431-8906.


Юдина Таисия Васильевна – доктор исторических наук, профессор кафедры отече-ственной и всеобщей истории, археологии, Волгоградский государственный университет (Волгоград, Россия). Сфера научных интересов: социально-экономическая история России первой половины ХХ в., иностранный капитал, история Нижнего Поволжья. Автор более 100 научных и учебно-методических публикаций. ORCID: http://orcid.org/0000-0003-0526-6484.


about the authorsekaterina L. Furman – Candidate of History, Associate Professor, Department of Russian

and World History, Archaeology, Volgograd State University (Volgograd, Russian Federation). Research interests: economic history of Russia in the first half of the 20th century, the history of German settlements in Russia, Russian-German relations. The author of more than 50 scientific and educational publications. ORCID: http://orcid.org/0000-0001-7346-295X.


andrei V. Lunochkin – Candidate of History, Associate Professor, Department of Russian and World History, Archaeology, Volgograd State University (Volgograd, Russian Federation). Research interests: social-economic history of Russia in the end of 19–th – first half of the 20th century, history of Low Volga. The author of more than 100 scientific and educational publications. ORCID: http://orcid.org/ 0000-0002-7431-8906.


Taisiya V. Yudina – Doctor of History, Professor, Department of Russian and World History, Archaeology, Volgograd State University (Volgograd, Russian Federation). Research interests: social-economic history of Russia in the first half of the 20th century, foreign capital, history of Low Volga. The author of more than 100 scientific and educational publications. ORCID: http://orcid.org/0000-0003-0526-6484.






УДК 93/94:330.59:025.173м. а. клинова

Уральский государственный экономический университет (Екатеринбург, Россия), e-mail: [email protected]

Проблемы благосостояния городского населения на страницах отечественной периодической печати 1946–1956 гг.

Введение. Послевоенный период отечественной истории был связан с трудностями и про-блемами выживания граждан. Актуальным направлением исследования является пробле-матика уровня жизни и перспектив улучшения благосостояния горожан, презентуемых на страницах печатных СМИ послевоенного десятилетия. Материалы и методы. Методо-логической основой исследования является модернизационная историческая парадигма, представляющая собой макроуровневую методологию, ориентированную на изучение социальных перемен, трансформаций и инновационных мероприятий, фиксируемых в процессе развития общества. Источниковую основу исследования составили материалы 15 периодических изданий различного уровня (журналы, центральные, областные, город-ские, заводские газеты). Работа с историческими источниками осуществлялась посред-ством общенаучных методов (анализ, синтез, индукция и др.), а также исторических ме-тодов (проблемно-хронологический, ретроспективный, сравнительно-исторический). Для достижения целей исследования использовался качественно-количественный метод (кон-тент-анализ), позволяющий обозначить количественную выраженность обращения СМИ к проблематике благосостояния населения. Результаты и обсуждение. Предпринятый ана-лиз материалов периодических изданий 1946–1956 гг. позволил выделить две модели ри-торики СМИ (последовательно сменявших друг друга), в рамках которых рассматривались проблемы благосостояния. В рамках модели «будущего благосостояния», презентуемой в СМИ второй половины 1940-х гг., обращение к понятию «благосостояние» характеризо-валось невысоким уровнем востребованности, количественно выраженными являлись пу-бликации, освещавшие различные аспекты дефицита. Задача повышения материального благосостояния граждан откладывалась до восстановления экономики государства. В 1950-е гг. в отечественном информационном поле утверждается новая модель – «осуществлен-ного благосостояния», ориентированная на презентацию в позитивном свете потребитель-ских практик граждан, повышение уровня личного потребления. Удовлетворение растущих материальных потребностей граждан трактуется в качестве важнейшей задачи государства, решение которой являлось приоритетным вне зависимости от потенциальных экономиче-ских возможностей страны. Заключение. Специфика рассмотрения проблем благососто-яния населения была детерминирована динамикой экономического развития страны, век-торностью проводимой социальной политики, а также интенсивностью артикулируемых мобилизационных задач. Ключевые слова: благосостояние, городское население, потребности, периодическая печать, контент-анализ.Для цитирования: Клинова М. А. Проблемы благосостояния городского населения на страницах от-ечественной периодической печати 1946–1956 гг. // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 167–179. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.167-179

© Клинова М. А., 2020


marina a. Klinova Ural state University of Economics (Yekaterinburg, Russia), e-mail: [email protected]

Problems of urban Welfare Population on the Pages of the national Periodical Press of 1946–1956

introduction. The post-war period of Russian history was associated with difficulties and problems of survival of citizens. The current direction of the research is the problems of living standards and prospects for improving the well-being of citizens, presented on the pages of print media of the post-war decade. Materials and Methods. The methodological basis of the research is the modernizing historical paradigm, which is a macro-level methodology focused on the study of social changes, transformations and innovative measures that are recorded in the process of development of society. The research was based on the materials of fifteen periodicals of various levels (magazines, central, regional, city, and factory newspapers). Work with historical sources was carried out using general scientific methods (analysis, synthesis, induction, etc.), as well as historical methods (problem-chronological, retrospective, comparative-historical). To achieve the goals of the study, we used a qualitative and quantitative method (content analysis), which allows us to identify the quantitative expression of the media’s appeal to the problems of the population’s welfare. Results and Discussion. The analysis of the materials of periodicals of 1946–1956 allowed us to identify two models of media rhetoric (successive ones), in which the problems of welfare were considered. In the framework of the “future welfare” model, presented in the media in the second half of the 1940s, the appeal to the concept of “welfare” was not characterized by a high level of demand, and publications that covered various aspects of the deficit were quantitatively expressed. The task of improving the material well-being of citizens was postponed until the state’s economy was restored. In the 1950s, a new model of “realized well – being” was approved in the domestic information field. It was aimed at presenting the consumer practices of citizens in a positive light and increasing the level of personal consumption. Meeting the growing material needs of citizens is interpreted as the most important task of the state, the solution of which was a priority regardless of the potential economic opportunities of the country. Conclusion. The specifics of considering the problems of population welfare were determined by the dynamics of the country’s economic development, the vector of the social policy, and the intensity of the articulated mobilization tasks.Keywords: welfare, urban population, needs, periodicals, content analysis.For citation: Klinova M. A. Problems of urban welfare population on the pages of the national periodical press of 1946–1956. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 167–179. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.167-179

ВведениеВоенные и послевоенные годы форми-

ровали особую повседневность с ее пери-петиями, трудностями. В отечественной и зарубежной историографии рассматри-вались различные аспекты проблематики уровня жизни и благосостояния горожан. Анализировались мероприятия экономи-ческой и социальной политики периода, их результаты [5; 7; 8; 12; 15; 18; 19; 21; 23]. Получили рассмотрение в историографии проблемы городской повседневности по-слевоенного десятилетия (проблемы быта, специфика решения жилищных вопросов и продовольственных проблем горожан

и т. д.) [2–4; 6; 9; 10; 17; 22]. Материалы газетной периодики послевоенного десяти-летия не получили детального рассмотре-ния в историографии. Они привлекались авторами в качестве единичных сюжетов-иллюстраций, отражающих уровень жизни горожан, либо более детально анализиро-вались в контексте исследований, посвя-щенных отдельным аспектам проблема-тики благосостояния, например, газетной рекламы. Применительно к послевоенно-му периоду в отечественной историогра-фии разрабатывались проблемы социаль-ной и торговой рекламы [14; 20]. В работе В. Г. Рыженко послевоенный газетный ре-




кламный дискурс рассматривается как ис-точник изучения городской повседневно-сти [13]. Отечественная пресса не являлась ранее объектом конкретно-исторического анализа, направленного на изучение про-блематики благосостояния горожан, специ-фики ее медиапрезентации, чем и обуслов-лена актуальность исследуемой темы.

В данной работе предпринят анализ материалов отечественной прессы 1946–1956 гг., направленный на выявление спец-ифики презентации проблем благососто-яния и уровня жизни горожан, раскрытие содержания и коннотаций идеологем, по-средством которых определялась динамика и перспективы роста уровня жизни.

Материалы и методыМетодологической основой исследова-

ния является модернизационная истори-ческая парадигма, представляющая собой макроуровневую методологию, ориентиро-ванную на изучение социальных перемен, трансформаций и инновационных меро-приятий, фиксируемых в процессе разви-тия общества [11, с. 36]. При написании статьи автор руководствовалась принципа-ми историзма и объективности. Работа с историческими источниками осуществля-лась посредством общенаучных методов (анализ, синтез, индукция и пр.), а также исторических методов (проблемно-хроно-логический, ретроспективный, сравнитель-но-исторический). Для достижения целей исследования использовался качественно-количественный метод (контент-анализ), позволяющий обозначить количественную выраженность обращения СМИ к пробле-матике благосостояния населения.

Источниковую основу исследования со-ставили материалы 15 периодических из-даний различного уровня. Журналы: «Кро-кодил», «Смена»; центральные газеты: «Правда», «Труд», «Известия»; областные газеты РСФСР: «Советская Сибирь» (Но-восибирск), «Восточно-Сибирская правда» (Иркутск), «Уральский рабочий» (Сверд-ловск), «Великолукская правда» (Вели-кие Луки), «Красный Север» (Вологда); городские газеты: «Тагильский рабочий»

(Нижний Тагил, Свердловская область), «Под знаменем Ленина» (Первоуральск, Свердловская область); заводские газеты: «Магнитогорский металл» (орган партко-ма, завкома и заводоуправления Магни-тогорского металлургического комбината им. И. В. Сталина, Челябинская область), «Металлург» (орган парткома, завкома и заводоуправления Выксунского металлур-гического завода, Горьковская область), «Кировец» (орган парткома, дирекции, завкома и комитета ВЛКСМ Воронеж-ского завода синтетического каучука им. С. М. Кирова (Воронежская область).

Контент-анализ был проведен на мате-риалах 13 периодических изданий (список приведен выше, за исключением журнала «Крокодил» и газеты «Известия»). Была использована частотная выборка. Приме-нительно к газетной периодике вне зави-симости от тиража и периодичности из-дания применялась выборка – два выпуска в месяц (24 выпуска в год). Анализирова-лись 1-й и 15-й выпуски каждого месяца. Общее количество обработанных матери-алов газет составило 2 814 (не все изда-ния были представлены в хронологически полном объеме 1946–1956 гг.). Примени-тельно к журналу «Смена» в выборку был включен каждый 4-й номер издания (еже-годный объем выборки составил шесть но-меров в год). Общий объем обработанных выпусков «Смены» составил 66 номеров. Суммарный объем обработанных мето-дом контент-анализа материалов составил 2 880 выпусков. Тематически выборка ограничивалась сюжетами СМИ, в кото-рых была отражена проблематика уровня жизни и благосостояния городского насе-ления РСФСР.

Результаты и обсуждениеСложности послевоенного периода от-

разились в специфике рассмотрения на страницах СМИ проблематики благосо-стояния граждан. В первые послевоенные годы в многочисленных сюжетах журна-лов и газет сообщалось о наличии про-блем со снабжением городского населения промышленными и продовольственными


товарами, низком качестве услуг и неудов-летворительной работе магазинов. О про-блемах товарного дефицита сообщалось в текстах писем и жалоб читателей в газе-ты1. В статьях, основанных на результатах проверок предприятий торговой сети рей-довыми бригадами газет, также находили отражение проблемы товарного дефицита: «В магазинах и ларьках Великих Лук… почти невозможно достать белый хлеб, пирожки, баранки, не говоря уже о конди-терских изделиях… торгуют преимуще-ственно черным хлебом и то с перебоями… Торговля хлебом ведется неполный рабо-чий день, а на окраинах его часто и вовсе не бывает»2. «К двум часам дня в хлебном магазине № 4 образовалась очередь. Хлеб привезли с большим опозданием»3.

Дефицитными в послевоенный период являлись и многие непродовольственные товары и услуги. В заметках, опублико-ванных в газете «Красный Север», сооб-щалось: «Ни в одном магазине Вологды не найти таких предметов, как ламповое стекло, самоварная труба, зубные щетки, швабры, ведра»4, «нет транспортиров»5. В «Великолукской правде» отмечалось, что

в г. Великие Луки «керосин можно купить только в одном месте, в керосиновой лавке Велторга, расположенной в землянке6, «не-где купить табуретки»7. В этой же газете указывалось на дефицит билетов в желез-нодорожных кассах, в результате чего «ко-мандированным… работникам приходится добираться в областной центр на поднож-ках вагонов»8. На страницах газет второй половины 1940-х гг. публиковались заметки о плохой работе столовых (низкое качество обслуживания посетителей, испорченные продукты, грязь, узкий ассортимент това-ров, обсчет покупателей и пр.)9, отсутствии в городах ателье по пошиву одежды10, не-удовлетворительной работе парикмахер-ских11. Проблема товарного дефицита яв-лялась темой многочисленных сюжетов, опубликованных на страницах сатириче-ского журнала «Крокодил» во второй поло-вине 1940-х гг. В заметках высвечивались проблемы отсутствия в торговой сети това-ров для детей: канцелярских товаров, одеж-ды, обуви и пр.12 Низкое качество товаров широкого потребления, изготовляемых оте- чественными предприятиями, нашло отра-жение в карикатурной графике и заметках

1 Когда же будет качественный хлеб? // Металлург. – 1946. – 16 марта. – С. 2 ; Магазин на замке // Металлург. – 1948. –14 февраля. – С. 2 ; Навести порядок в магазине // Великолукская правда. – 1948. – 11 января. – С. 3.

2 Почему в областном центре не налажена культурная советская торговля // Великолукская правда. – 1948. – 29 января. – С. 3.

3 Хроника рейда // Советская Сибирь. – 1946. – 16 апреля. – С. 2. 4 О щетках, стаканах, швабрах // Красный Север. – 1948. – 31 марта. – С. 3.5 Где купить транспортир // Красный Север. – 1949. – 1 октября. – С. 3.6 Почему в областном центре не налажена культурная советская торговля // Великолукская правда. – 1948. –

29 января. – С. 3. 7 Навести порядок на Нелидовских предприятиях местной промышленности // Великолукская правда. –

1947. – 15 февраля. – С. 2.8 Касаткин Н. Навести порядок в билетных кассах // Великолукская правда. – 1947. – 3 января. – С. 2.9 Под дымовой завесой // Магнитогорский металл. – 1946. – 13 апреля. – С. 2 ; Почему в областном центре не

налажена культурная советская торговля // Великолукская правда. – 1948. – 29 января. – С. 3 ; Пищекомбинат без продукции // Великолукская правда. – 1947. – 16 марта. – С. 2 ; Упорядочить работу ларька // Красный Север. – 1946. – 1 июня. – С. 4 ; Улучшить питание отдыхающим // Под знаменем Ленина. – 1946. – 7 февра-ля. – С. 4 ; Навести порядок в столовой // Под знаменем Ленина. – 1946. – 9 августа. – С. 2 ; Улучшить работу столовой // Под знаменем Ленина. – 1947. – 1 марта. – С. 2 ; За культурное обслуживание металлургов // Магнитогорский металл. – 1946. – 7 мая. – С. 2.

10 Где сшить пальто // Советская Сибирь. – 1946. – 1 марта. – С. 3.11 Нас беспокоит // Под знаменем Ленина. – 1948. – 16 июня. – С. 2.12 В магазине культтоваров // Крокодил. – 1947. – № 5. – С. 5 ; Школьный ассортимент // Крокодил. – 1947. –

№ 15. – С. 7 ; Пожалуйте к доске!.. // Крокодил. – 1948. – № 23. – С. 6 ; На вырост // Крокодил. – 1947. – № 31. – С. 6.




журнала13. В рубрике журнала «Сообщаем адреса», появившейся в 1948 г., читателям «демонстрировались» бракованные това-ры, выпускаемые артелями и фабриками: гармошки, лампы, ткани, обувь, громкого-ворители, спички, папиросы, иголки, пу-говицы, сода, мыло, трикотаж, авторучки, книги, лампочки и др.14 В качестве «винов- ных» в отсутствии товаров на страницах «Крокодила» фигурировали местные хо-зяйственные руководители, не подвезшие вовремя товары со склада, или производ-ственники, выпускающие брак.

Наличие товарного дефицита в послево-енный период не означало, что он тракто-вался СМИ как стандарт потребления или норма советской послевоенной повседнев-ности. Отсутствие товаров в магазинах критиковалось СМИ, а рост товарооборота декларировался в качестве актуальной за-дачи экономического развития государства, реализации которой мешали дефицит и низкое качество товаров.

Курс на повышение уровня жизни на-селения обозначался в информационных изданиях периода. Предпринятый анализ материалов отечественных печатных СМИ позволяет прийти к выводу, что категория «благосостояние» фигурировала на стра-ницах прессы второй половины 1940-х гг., хотя обращение к ней и не было количе-ственно выраженным (таблица). Понятие «благосостояние», как правило, употребля-лось в контексте будущего времени.

Важно отметить, что в рассмотрении проблематики благосостояния населения в советском послевоенном дискурсе форму-лировался тезис о его детерминированно-сти уровнем благосостояния государства. Как правило, улучшение материального

благосостояния населения связывалось с укреплением могущества, богатства, благо-получия государства. Точнее, благосостоя-ние населения трактовалось как произво-дное от уровня благосостояния государства и вторичное по отношению к нему. В выпу-ске газеты «Известия», посвященном сни-жению цен, проведенному в марте 1949 г., взаимосвязь государственного и личного благосостояния обозначена следующим об-разом: «Советский человек знает, что его личное благо зависит от благосостояния всего общества, всего народа… В зарубеж-ных странах... господствует принцип инди-видуальной наживы. У них личное благо – прежде всего. Советская же демократия имеет в своей основе принципы коллек-тивизма и товарищеского сотрудничества. Мы говорим: благосостояние социалисти-ческого государства – прежде всего; хочешь поднять свое личное благосостояние – под-нимай благосостояние социалистического общества. Непрерывное укрепление социа-листического государства, рост его матери-альных и культурных богатств, улучшение работы всех его органов ведет к дальней-шему увеличению благосостояния отдель-но взятого советского человека»15.

Данная взаимосвязь, указывающая на приоритетность и последовательность «пра-вильного» роста благосостояния, усили-валась путем построения текстов в форме цепочек причинно-следственных связей или последовательности явлений. Например, задачи послевоенного социально-экономи-ческого регулирования определялись следу-ющим образом: «Для досрочного выполне-ния послевоенного пятилетнего плана, для еще большего укрепления советского госу-дарства и дальнейшего повышения матери-

13 Загадочная картинка // Крокодил. – 1947. – № 7. – С. 1 ; Нашел выход // Крокодил. – 1947. – № 15. – С. 9 ; Крокодил. – 1947. – № 26. – С. 10 ; Ограниченная ответственность // Крокодил. – 1947. – № 32. – С. 9 ; Рас-тите – не оглядывайтесь! // Крокодил. – 1947. – № 2. – С. 3 ; Дошли до ручки // Крокодил. – 1947. – № 4. – С. 9 ; Подсудное производство // Крокодил. – 1948. – № 7. – С. 9 ; Без слов о качестве продукции // Кроко-дил. – 1948. – № 29. – С. 11 ; Директор на высоте // Крокодил. – 1949. – № 4. – С. 14.

14 Сообщаем адреса // Крокодил. – 1948. – № 5. – С. 9 ; № 6. – С. 9 ; № 7. – С. 8 ; № 8. – С. 8 ; № 9. – С. 5 ; № 11. – С. 10 ; № 17. – С. 9 ; № 23. – С. 8 ; № 28. – С. 10 ; 1949. – № 4. – С. 2 ; № 6. – С. 9 ; № 8. – С. 5.

15 Второй этап снижения цен // Известия. – 1949. – 1 марта (№ 49). – С. 1.


ального благосостояния и культуры совет-ского народа»16, а алгоритм экономического роста обозначался так: «Быстрее будет рас-цветать военно-экономическая мощь нашей Родины, значительно поднимется благосо-стояние трудящихся, советские люди смогут жить лучше, обеспеченнее»17. Означенная риторика, во-первых, подчеркивала един-ство и синхронность развития государства и общества; во-вторых, формировала у на-

селения представление о приоритетности государственных интересов над личными материальными стремлениями; в-третьих, не отменяя задачи повышения материально-го благосостояния граждан, позволяла отло-жить данное мероприятие до срока восста-новления государства.

В качестве своеобразных потребитель-ских ориентиров в СМИ второй половины 1940-х гг. звучали понятия «зажиточно и

16 Постановление Президиума ВЦСПС «Об участии профсоюзных организаций в проведении подписки на Четвертый государственный заем восстановления и развития народного хозяйства СССР» // Правда. – 1949. – № 124. – 4 мая. – С. 1.

17 Савельев М. Встреча В. И. Сосунова с молодыми избирателями города // Под знаменем Ленина. – 1946. – 7 февраля. – С. 2.


Таблица 1Количественное распределение понятия «благосостояние» в отечественных периодиче-

ских изданиях 1946–1956 гг. (по результатам контент-анализа), ед. в годTable 1

The quantitative distribution of the concept of “welfare” in domestic periodicals 1946–1956 (based on the results of content analysis), units in year

Наименование издания / Title of edition

Год издания / The year of publishing Ито-го /

Total1946

1947

1948

1949

1950

1951

1952

1953

1954

1955

1956

«Правда» / Truth 7 6 11 10 14 14 16 21 46 34 29 208«Труд» / Labour 8 10 18 12 24 27 35 67 63 65 59 388«Смена» / Shift – – 1 1 1 – 2 3 3 2 4 17«Красный Север» / Red North 2 5 7 9 10 13 15 19 17 21 32 150

«Великолукская Прав-да» / Velikoluksk’s Truth 5 11 13 9 12 10 15 17 21 20 25 158

«Советская Сибирь» / Soviet Siberia 14 20 16 18 26 30 27 32 34 33 35 285

«Уральский рабочий» / Ural Worker 7 9 8 4 8 14 17 31 27 20 28 173

«Восточно-Сибирская правда» / East Siberian Truth

13 11 15 16 18 19 22 41 45 29 39 268

«Под знаменем Лени-на» / Under Lenin’s Flag 4 6 5 6 10 14 18 24 26 25 27 165

«Тагильский рабочий» / Tagil Worker 2 2 4 10 21 20 21 23 19 18 20 183

«Магнитогорский металл» / Magnitogorsk Iron

7 2 2 5 5 9 8 10 13 11 14 86

«Кировец» / Kirovets ** ** ** ** ** 9 9 16 12 * * 46«Металлург» / Metallurgist 5 5 4 9 * * * * * * * 23



Тенденция синхронности увеличения бо-гатства страны и роста материального благо-состояния населения нашла отражение в тек-сте постановления Совета Министров СССР о снижении розничных цен в апреле 1948 г.: «В связи с общим подъемом народного хозяй-ства СССР… Совет Министров Союза ССР признал необходимым осуществить второй этап снижения цен… и тем самым обеспе-чить дальнейшее повышение реальной зара-ботной платы рабочих и служащих»21.

В конце 1940-х – начале 1950-х гг. в рас-смотрении проблематики благосостояния произошли изменения в системе «государ-ство – население». С 1949 г. в контексте презентуемых ценовых снижений динами-ка роста благосостояния начала характери-зоваться разнонаправленной векторностью: прибыль населения – ущерб государства. В тексте постановления Совета Министров СССР о снижении розничных цен с 1 марта 1949 г. отмечено: «Снижение цен на первом этапе привело к удешевлению товаров мас-сового потребления… по меньшей мере на 57 млрд руб. Эта сумма представляла чи-стый убыток для государственного бюдже-та… но она была вместе с тем чистым вы-игрышем для населения»22. Обозначенный в политическом дискурсе тезис об ущербе государства и выигрыше населения, являв-шихся результатом проводимых правитель-ством ценовых снижений, активно распро-странился в отечественной прессе конца 1940-х – начала 1950-х гг.23

Тенденция десинхронизации динамики роста богатства страны и благосостояния

18 Верный путь к зажиточной жизни // Правда. – 1947. – 1 марта. – С. 3 ; Великому Сталину // Правда. – 1947. – 1 августа. – С. 2 ; Товарищу Сталину И. В. // Правда. – 1947. – 1 июня. – С. 2.

19 Развернем предмайское социалистическое соревнование // Советская Сибирь. – 1946. – 15 марта. – С. 2.20 Отмена карточек на продовольственные и промышленные товары // Правда. – 1947. – 15 декабря. – С. 2 ;

Культурно обслуживать пассажиров // Советская Сибирь. – 1947. – 15 июля. – С. 2 ; Цех высокой культуры // Советская Сибирь. – 1950. – 15 июня. – С. 4 ; Торговать культурно, по-советски // Советская Сибирь. – 1950. – 15 апреля. – С. 3 ; Культурное обслуживание металлургов // Магнитогорский металл. – 1947. – 15 апреля. – С. 2 ; Когда зажигаются огни // Магнитогорский металл. – 1947. – 6 февраля. – С. 2 ; Корнев А. Быстро, вкус-но, культурно // Уральский рабочий. – 1956. – 15 марта. – С. 2 и др.

21 Известия. – 1948. – 10 апреля. – С. 1.22 Известия. – 1949. – 1 марта. – С. 1.23 О новом снижении государственных розничных цен на продовольственные и промышленные товары //

Правда. – 1951. – № 60. – 1 марта. – С. 1 ; О новом снижении государственных розничных цен на продо-вольственные и промышленные товары // Правда. – 1952. – № 90. – 1 апреля. – С. 1.

культурно» (являвшиеся одним из маркеров концепции «культурности» второй полови-ны 1930-х гг.), но, как правило, они также упоминались в контексте будущего времени, обозначая перспективы социально-экономи-ческого развития советского социума после восстановления разрушенной войной стра-ны18. Так, например, в одной из статей, опу-бликованных в газете «Советская Сибирь» (1946), отмечалось: «Многое нам пред-стоит сделать, чтобы успешно выполнить план первого года четвертой сталинской пятилетки, сделать еще более зажиточной и культурной жизнь трудящихся»19. Понятие «культурность» значительно чаще фигури-ровало на страницах послевоенных СМИ в контексте сюжетов, посвященных качеству торговли и сферы услуг, где оговаривались проблемы «культурного обслуживания» и «культурного отдыха» трудящихся20.

В целом рассмотрение проблематики благосостояния на страницах печатных СМИ второй половины 1940-х гг. реали-зовывалось в русле концепции, которую условно можно определить как «будущее благосостояния». В ее русле обозначалась перспектива роста уровня жизни горожан, реализация которой откладывалась до за-вершения восстановительного периода. Данная концептуальная форма рассмотре-ния проблематики благосостояния косвен-но была направлена на симуляцию трудовой активности горожан, так как «масштабный трудовой подъем» являлся важной состав-ляющей послевоенного восстановления страны.


граждан усилилась осенью 1952 г. после публикации работы И. В. Сталина «Эконо-мические проблемы социализма в СССР». В ней был сформулирован основной закон социализма: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих мате-риальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и со-вершенствования социалистического про-изводства на базе высшей техники» [15, с. 40]. Важно отметить, что в данном законе материальное благосостояние граждан пре-зентовалось в качестве основной задачи государства, в то время как благополучие страны вообще не презентовалось в каче-стве цели развития. Упоминание в тексте закона о «росте социалистического произ-водства на базе высшей техники» можно трактовать как косвенное свидетельство богатства и благополучия государства, но в тексте закона социализма они обозначены как ресурсы для удовлетворения матери-альных потребностей населения, а не цель развития страны.

На страницах «Правды» текст «Экономи-ческих проблем социализма в СССР» был опубликован 3–4 октября 1952 г. (за несколь-ко дней до начала XIX съезда ВКП (б) – КПСС). Как следствие, в выступлениях делегатов XIX съезда ВКП (б) – КПСС обра-щение к основному закону социализма отли-чалось высоким уровнем востребованности (понятие упоминается более 30 раз [21]).

Фактически тезис об удовлетворении материальных потребностей граждан как о приоритетном направлении государствен-ной политики стал неотъемлемой чертой отечественной политико-экономической риторики первой половины 1950-х гг.; в то же время «благосостояние государства», презентуемое в качестве первостепенной задачи развития общества во второй поло-

вине 1940-х гг., исчезло из политического и медиадискурса.

В конце 1940-х – начале 1950-х гг. про-блематика роста уровня жизни граждан стала более востребованной на страницах СМИ и рассматривалась не в контексте будущего времени, а в русле освещения конкретной динамики благосостояния на-селения, являющейся следствием сниже-ний цен, проводимых правительством в 1949–1954 гг.

Значительно усилилось внимание к раз-личным аспектам благосостояния и мате-риального потребления горожан. В 1953 г. в газете «Правда» появилась рубрика «На экономические темы», где публиковались статьи, посвященные проблематике про-довольственного обеспечения и бытового обслуживания горожан. Авторами были директора предприятий, руководители Гос-плана и т. п. Публикации, посвященные развитию торговой сети и сферы услуг в регионах РСФСР, количественно возросли и в региональной прессе24. Предпринятый контент-анализ материалов центральных, региональных, городских и заводских изда-ний 1946–1956 гг. позволил зафиксировать значительное увеличение востребованно-сти категории «благосостояние» на страни-цах советских СМИ в 1950-е гг. и особенно в 1953–1956 гг. (см. таблицу). Обращение к понятию «благосостояние» в публикаци-ях СМИ 1950-х гг. звучало, как правило, в рамках одной из двух форм: в контексте изложения основного закона социализма либо в русле констатации роста материаль-ного благосостояния населения. О росте благосостояния сообщали заголовки газет-ных статей: «Неуклонный рост материаль-ного благосостояния советского народа»25; «Жить стало лучше»26; «Растет благососто-яние трудящихся»27 и т. п. В публикациях

24 Рыбаков О. Больше хороших товаров // Уральский рабочий. – 1951. – 1 февраля. – С. 3 ; Расширяется произ-водство тканей, одежды, обуви // Уральский рабочий. – 1953. – 16 июня. – С. 1 ; Новый магазин // Уральский рабочий. – 1956. – 15 января. – С. 4 ; Абоянцев П. За культурную советскую торговлю // Советская Сибирь. – 1952. – 1 марта. – С. 3.

25 Правда. – 1953. – 1 апреля. – С. 2.26 Тагильский рабочий. – 1950. – 1 февраля. – С. 2.27 Там же. – 1950. – 1 марта. – С. 3.




перечислялись результаты, достигнутые СССР в сфере производства товаров, рас-ширении торговой сети, а также факты, свидетельствующие о росте покупательной способности горожан: «Шахтеры приоб-рели десятки радиоприемников, сотни му-зыкальных инструментов»28. На страницах СМИ мнение граждан по поводу роста их благосостояния также презентовалось до-статочно однозначно, в форме общепри-знанного и общеизвестного факта: «Трудя-щиеся твердо знают, что жить стало лучше, что неуклонно растет их благосостояние»29; «На наших глазах… улучшается матери-альное благосостояние трудящихся»30. Ха-рактерно, что означенные заключения чаще фиксировались в аналитических статьях и очерках газет, а не в опубликованных ин-тервью с горожанами или текстах их высту-плений на митингах.

На страницах печатных СМИ значитель-но сократилось количество сюжетов, посвя-щенных проблематике товарного дефицита. В критических публикациях, посвященных работе предприятий торговли и общепита, значительно чаще обсуждалось не отсут-ствие товаров, а их недостаточный ассорти-мент, неудовлетворительное качество либо указывалось на дефицит отдельных изде-лий (не первой необходимости). Например, в «Крокодиле» (1951) были помещены гра-фические сюжеты, вскрывающие проблему несоответствия ассортимента непродоволь-ственных товаров сезону31, отсутствия в торговой сети булавок32 и т. д. В статье «Что вскрыла проверка», опубликованной в газе-

те «Под знаменем Ленина», указывалось на «ограниченный выбор мужских голов-ных уборов (кепи и шляпы)»33 в магазинах Первоуральска. В заметке газеты «Труд» «Загляните в меню», посвященной работе столовых Орска, отмечено: «Манная каша настолько густая, что ее можно резать но-жом»34. Нередко даже в критических публи-кациях данной тематики подчеркивалось наличие возможностей удовлетворения потребительского спроса: «Теперь обилие продуктов создает широкие возможности поднять качество общественного питания на более широкий уровень»35. Нельзя не от-метить, что в газетных публикациях первой половины 1950-х гг. фиксировались и более негативные замечания, касающиеся про-блематики товарного обеспечения горожан: продажа в торговой сети фактически сыро-го хлеба, отсутствие в магазинах мужских брюк и пр.36 Данные заметки были немно-гочисленны и, как правило, публиковались в заводских или городских газетах, реже в областных изданиях, отсутствуя на страни-цах центральных газет. Вместе с тем в га-зетах первой половины 1950-х гг. возросло количество публикаций о хороших столо-вых, магазинах37.

Позитивная риторика СМИ в отноше-нии проблематики материального потре-бления граждан проявилась в значительном увеличении количества сюжетов, посвя-щенных покупкам, совершаемых горожа-нами: «Трудящиеся Нижнего Тагила за по-следние годы приобрели сотни автомашин и мотоциклов»38; «Многие первоуральцы

28 Борисов В. Растет благосостояние трудящихся // Тагильский рабочий. – 1950. – 1 марта. – С. 3.29 Жить стало лучше // Тагильский рабочий. – 1950. – 1 февраля. – С. 2.30 К новым победам коммунизма // Уральский рабочий. – 1953. – 1 января. – С. 1.31 Неудачное опровержение // Крокодил. – 1951. – № 10. – С. 15. 32 Крокодил. – 1951. – № 20. – С. 14. 33 Что вскрыла проверка // Под знаменем Ленина. – 1954. – 30 мая. – С. 4. 34 Загляните в меню. Плохо работают столовые в Орске // Труд. – 1953. – 15 февраля. – С. 3. 35 О кулинарных советах // Труд. – 1953. – 10 мая. – С. 2.36 Из редакционной почты // Под знаменем Ленина. – 1954. – 3 марта. – С. 4 ; Где купить брюки // Под знаменем

Ленина. – 1954. – 14 апреля. – С. 4. 37 Дунаев В. Новый метод обслуживания покупателей в столовых // Под знаменем Ленина. – 1953. – 1 мая. –

С. 4 ; Постоянное внимание школьным буфетам // Под знаменем Ленина. – 1955. – 2 апреля. – С. 4 ; Нарбу-товских Т. Товары широкого спроса // Под знаменем Ленина. – 1954. – 1 мая. – С. 2.

38 Обзор печати. Важная тема // Правда. – 1952. – 15 апреля. – С. 2.


приобретают на свободные средства цен-ные вещи. Правильщик труб пятого цеха Новотрубного завода Николай Лобов… за последний год приобрел… костюм, мото-цикл, шифоньер, комод, радиоприемник, сделал много других ценных покупок»39; «У многих горняков несколько выходных костюмов, модных платьев»40. Рассказывая о своем бюджете, кузнец завода «Автотрак-тородеталь» Алексей Докшин сообщал: «В минувшем году мы купили: жене зимнее и демисезонное пальто, два отреза шерсти на платье, отрез на костюмный жакет, пуховый платок. Мне – шерстяной костюм, кроме того, брюки и пиджак, выходные полубо-тинки, плащ, спортивный костюм. Дочке – шубку, несколько платьицев, туфельки, валенки с галошами. Приобрели мы также зеркальный гардероб и радиоприемник»41. О демаргинализации проблематики мате-риального потребления свидетельствовала риторика СМИ, в рамках которой стремле-ние к приобретению красивых вещей обо-значалось как характеристика советского социума: «Дегтярские горняки любят хоро-шо одеться»42; «Советский народ любит все красивое»43 и др.

В 1950-е гг. практики приобретения го-рожанами вещей не просто фиксировались на страницах прессы, но и трактовались как радость и счастье граждан: «Штукатур… Аня Сорокина… счастливая от того, что платье на ней хорошо и к лицу»44; «Мы с же-ной… мечтали приобрести легковую авто-машину… В июне наша мечта осуществи-лась. Мы приобрели автомашину “Победа”. Много было радостей у меня и семьи… Мы совершали на собственной машине поездки в лес, за город»45. Радость и счастье от при-обретения вещей стали новым интонацион-ным акцентом советской прессы 1950-х гг.,

появление которого свидетельствовало не только о легитимации данных практик, но и о стимулировании материального потре-бления горожан.

Концептуальную модель потребления, транслируемую в советском информаци-онном пространстве первой половины 1950-х гг., можно обозначить как концепцию осуществленного благосостояния. Данная модель имела ряд особенностей: улучшение материального благосостояния населения де-кларировалось в качестве основной задачи го-сударства; на страницах СМИ популяризиро-вались и презентовались в позитивном свете потребительские практики граждан.

ЗаключениеТаким образом, предпринятый анализ

материалов отечественной периодической печати 1946–1956 гг. позволяет прийти к выводу, что рассмотрение проблематики благосостояния населения на страницах пе-чатных СМИ в период послевоенного деся-тилетия не было константным. Специфика освещения данной темы позволяет выде-лить две концептуальные модели, последо-вательно сменявшие друг друга на протя-жении периода. В рамках модели будущего благосостояния, презентуемой в СМИ вто-рой половины 1940-х гг., обращение к поня-тию «благосостояние» характеризовалось сравнительно невысоким уровнем востре-бованности; количественно выраженными являлись публикации, освещавшие раз-личные аспекты дефицита (отсутствие про-мышленных и продовольственных товаров в торговой сети, услуг, низкое качество то-варов). Задача повышения материального благосостояния граждан артикулировалась, но ее реализация связывалась с перспек-тивами восстановления «экономической мощи и богатства Родины» и поэтому от-


39 Покупки Николая Лобова // Под знаменем Ленина. – 1954. – 1 мая. – С. 2.40 Балакина К. Красиво, просто, нарядно // Уральский рабочий. – 1953. – 15 февраля. – С. 2.41 Докшин А. Советский рубль // Труд. – 1953. – 1 апреля. – С. 2. 42 Балакина К. Указ. соч. 43 На благо трудящихся // Труд. – 1954. – 11 мая. – С. 2. 44 Праздник молодости // Под знаменем Ленина. – 1951. – 1 мая. – С. 2.45 Кинев М. Ценная покупка // Под знаменем Ленина. – 1954. – 1 января. – С. 3.



кладывалась. На страницах СМИ утверж-дался тезис о тесной зависимости благосо-стояния населения от уровня благополучия страны и приоритетности последнего в контексте экономического развития госу-дарства. Перспективный уровень развития материального благосостояния населения обозначался сохранившимся в дискурсе с 1930-х гг. популистским сочетанием «за-житочно и культурно», неконкретность ко-торого открывала широкие горизонты его использования в СМИ.

В 1950-е гг. в отечественном информа-ционном поле в рассмотрении проблема-тики благосостояния утвердилась новая модель – осуществленного благосостояния. В русле данной концепции популяризи-ровались и презентовались в позитивном свете потребительские практики граждан, на страницах СМИ превалировали лекси-ческие формы, ориентирующие население на расширение потребностей и повышение уровня личного потребления. Удовлетворе-ние растущих материальных потребностей граждан трактовалось в качестве важней-шей задачи социалистического государства, решение которой являлось приоритетным вне зависимости от потенциальных эконо-

мических возможностей страны. В целом анализ советского информа-

ционного пространства послевоенного десятилетия, формируемого СМИ, позво-ляет прийти к выводу, что специфика рас-смотрения проблем благосостояния насе-ления была детерминирована динамикой экономического развития страны, вектор-ностью проводимой социальной политики, а также интенсивностью артикулируемых мобилизационных задач. В первые после-военные годы курс на интенсификацию материального потребления граждан не де-кларировался в качестве массового потре-бительского стандарта в силу объективных экономических сложностей его обеспече-ния, а также вследствие приоритетности мобилизационных задач восстановления индустрии, реализация которых требовала от горожан трудового подъема и напряже-ния всех сил. Ослабление мобилизацион-ного режима в первой половине 1950-х гг., а также усиление внимания к проблемати-ке уровня жизни горожан способствовали корректировке в рассмотрении проблема-тики благосостояния в отечественном ин-формационном пространстве.

Библиографический список1 XIX съезд ВКП (б) – КПСС (5–14 октября 1952 г.). Документы и материалы [Электронный ре-

сурс] // Проект «Исторические материалы». – URL: http://istmat.info/files/uploads/52189/19_sezd_.pdf. – Загл. с экрана.

2. Варга-Харрис К. Хрущевка, коммуналка: социализм и повседневность во времена «оттепе-ли» // Новейшая история России. – 2011. – № 1. – С. 160–166.

3. Виниченко И. В. Перемены в повседневной жизни советских людей как результат новой социально-экономической политики государства в период «оттепели» // Омский научный вестник. – 2011. – № 3. – С. 13–17.

4. Горлов В. Н. Ведомственное жилье в СССР // Вестник МГОУ. Серия : История и политиче-ские науки. – 2013. – № 1. – С. 57–62.

5. Данилов А. А., Пыжиков А. В. Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы. – М. : РОССПЭН, 2001. – 304 с.

6. Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953. – М. : РОССПЭН, 1999. – 229 с.

7. Катасонов В. Ю. Экономика Сталина : в 15 т. Т. 2. – М. : Институт русской цивилизации, 2014. – 416 с.

8. Клинова М. А. Государственное регулирование экономических стратегий городского насе-ления РСФСР в первое послевоенное десятилетие. – Екатеринбург : Изд-во УМЦ УПИ, 2019. – 428 с.

9. Лебина Н. Б. Повседневность эпохи космоса и кукурузы: Деструкция большого стиля: Ле-нинград, 1950–1960-е годы. – СПб. : Крига победа, 2015. – 484 с.

10. Лейбович О. Л. В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции. – М. : РОССПЭН, 2008. – 294 с.



11. Побережников И. В. Модернизация в истории России: направления и проблемы изучения // Уральский исторический вестник. – 2017. – № 4. – С. 36–46.

12. Пыжиков А. В. Хрущевская «оттепель». – М. : ОЛМА-Пресс, 2002. – 509 с.13. Рыженко В. Г. История городской повседневности послевоенных лет в советской газетной

рекламе // Университеты в системах развития и интеграции России : материалы Всероссий-ской научной конференции. – Омск : Издательство Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского, 2015. – С. 152–154.

14. Селезнева Е. Ю. Советская социальная реклама (моделирование сберегательного поведения дальневосточников) (1945–1950-е гг.) // Россия и АТР. – 2008. – № 1. – С. 43–58.

15. Сластнев С. Б. «А сейчас всех выровняют». Денежная реформа и отмена карточной систе-мы на Среднем Урале. 1947–1948 гг. // Веси. – 2014. – № 8. – С. 105–115.

16. Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. – М. : Госполитиздат, 1952. – 93 с.

17. Туриянова О. Н. Социально-бытовые условия жизни городского населения Башкирской АССР в послевоенные годы (1945–1953 годы) // Вестник ЧелГУ. – 2011. – № 9. – С. 82–88.

18. Ханин Г. И. Экономическая история Россия в новейшее время : в 2 т. Т. 1. – Новосибирск : Изд-во НГТУ, 2008. – 515 с.

19. Чуднов И. А. Денежная реформа 1947 года. – М. : РОССПЭН, 2018. – 431 с. 20. Шабашова Е. В. История развития торговой рекламы в СССР в послевоенный период

(1940–50-е гг.) // Актуальные проблемы экономики, управления, права : материалы межву-зовской научно-практической конференции. – М. : Изд-во Института экономики и предпри-нимательства, 2007. – С. 135–142.

21. Шестаков В. А. Социально-экономическая политика советского государства в 50-е – сере-дине 60-х годов. – М. : Наука, 2006. – 293 с.

22. Jonston T. Being Soviet: Identity, rumour, and everyday life under Stalin, 1939–1953. – New York, 2011. – 211 р.

23. Zaleski Е. Stalinist Planning for Economic Growth, 1933–1952. – London, 1980. – 117 р.

References1. XIX Congress of the All-Russian Communist party of the Bolsheviks – Communist party of the

Soviet Union (October 5–14, 1952). Documents and materials. Proekt «Istoricheskie materialy» = Рroject «Historical materials». Available at: http://istmat.info/files/uploads/52189/19_sezd.pdf. (In Russ.).

2. Varga-Harris K. Khrushchev, kommunalka: socialism and everyday life during the «thaw». Novejshaya istoriya Rossii = Modern history of Russia. 2011; No. 1: 160–166. (In Russ.).

3. Vinichenko I. V. Changes in the daily life of Soviet people as a result of the new socio-economic policy of the state during the «thaw». Omskij nauchnyj vestnik = Omsk scientific Bulletin. 2011, No. 3: 13–17. (In Russ.).

4. Gorlov V. N. Departmental housing in the USSR. Vestnik moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya: Istoricheskie i politicheskie nauki = Bulletin of the Moscow state regional UniversityVestnik. Series: History and political science. 2013, No. 1: 57–62. (In Russ.).

5. Danilov A. A., Pyzhikov A. V. Тhe Birth of a superpower: the USSR in the first postwar years. Moscow, 2001, 304 p. (In Russ.).

6. Zubkova E. Y. Рost-war Soviet society: policy and daily occurrence. 1945–1953. Moscow, 1999, 229 p. (In Russ.).

7. Katasonov V. Y. The Economy Of Stalin. In 15 v. V. 2. Moscow, 2014, 416 p. (In Russ.).8. Klinova M. A. State regulation of economic strategies of the urban population of the RSFSR in the

first post-war decade. Ekaterinburg, 2019, 428 p. (In Russ.).9. Lebina N. B. Everyday life of the epoch of space and corn: Destruction of the big style: Leningrad,

1950–1960. Saint Petersburg, 2015, 484 p. (In Russ.).10. Leibovich O. L. In the city M. Essays of social everyday life of the Soviet province. Moscow, 2008,

294 p. (In Russ.).11. Poberezhnikov I. V. Modernization in the history of Russia : directions and problems of study.

Ural’skij istoricheskij vestnik = Ural historical Bulletin. 2017, No. 4: 36–46. (In Russ.).12. Pyzhikov A. V. Khrushchev’s «thaw». Moscow, 2002, 509 p. (In Russ.).13. Ryzhenko V. G. History of urban everyday life of post-war years in Soviet newspaper advertising.

Universitety v sistemah razvitiya i integracii Rossii: materialy Vserossijskoj nauchnoj konferencii =


Universities in the systems of development and integration of Russia: proceedings of the all- Russian scientific conference. Omsk, 2015. P. 152–154. (In Russ.).

14. Selezneva E. Yu. Soviet social advertising (modeling of savings behavior of the far East) (1945– 1950-ies). Rossiya i Aziatsko-Тihookeanskij region = Russia and the Asia-Pacific region. 2008, No. 1: 43–58. (In Russ.).

15. Siastnew S. B. «And now all align». Monetary reform and abolition of the card system in the Middle Urals. 1947–1948. Vesi = Vesi. 2014, No. 8: 105–115. (In Russ.).

16. Stalin I. V. Economic problems of socialism in the USSR. Moscow, 1952, 93 p. (In Russ.).17. Turiyanova O. N. Social and living conditions of the urban population of the Bashkir ASSR in the

postwar years (1945–1953). Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta = Bulletin of Chelyabinsk state. 2011, No. 9: 82–88. (In Russ.).

18. Khanin G. I. Economic history of Russia in modern times. In 2 v. V. 1. Novosibirsk, 2008, 515 p. (In Russ.).

19. Chudnov I. A. Monetary reform of 1947. Moscow, 2018, 431 p. (In Russ.).20. Shabashova E. V. History of trade advertising development in the USSR in the post-war period

(1940–50-ies). Aktual’nye problemy ekonomiki, upravleniya, prava: materialy mezhvuzovskoj nauchno-prakticheskoj konferencii = Actual problems of Economics, management, law: materials of interuniversity scientific and practical conference. Moscow, 2007. P. 135–142. (In Russ.).

21. Shestakov V. A. Socio-economic policy of the Soviet state in the 50s-mid-60s. Moscow, 2006, 293 p. (In Russ.).

22. Jonston T. Being Soviet: Identity, rumour, and everyday life under Stalin, 1939–1953. New York, 2011, 211 p.

23. Zaleski E. Stalinist Planning for Economic Growth, 1933–1952. London, 1980, 117 p.Поступила 08.02.2020.

Сведения об автореКлинова Марина Александровна – кандидат исторических наук, доцент кафедры

истории и философии ФГБОУ ВО «Уральский государственный экономический универси-тет» (Екатеринбург, Россия). Сфера научных интересов: социально-экономическая политика СССР второй половины XX в. Автор более 90 научных и учебно-методических публикаций. ORCID: https://orcid.org/0000-0003-0725-4161.


Аbout the authorMarina А. Klinova – Candidate of History, Associate Professor, Department of history and

philosophy, Ural State University of Economics (Yekaterinburg, Russia). Research interests: social and economic policy of the USSR in the second half of the XX century. Author of more than 90 scientific and educational publications. ORCID: https://orcid.org/0000-0003-0725-4161.




УДК 37.014е. а. аверьянова

Научно-исследовательский институт гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия (Саранск, Россия), e-mail: [email protected]

Участие комсомола и молодежи Мордовии в развитии промышленности в период хрущевской «оттепели»Введение. В Мордовской АССР, как и в целом по стране, время «великого десятилетия» Н. С. Хрущева было связано со стремительными, не превзойденными на протяжении все-го последующего времени темпами развития. Республика превратилась в индустриально-аграрный регион. Среднегодовой прирост промышленной продукции с 1959 по 1965 г. со-ставлял 16,9 %, а по стране превышал 10,0 %. По этому показателю и росту ВВП СССР превзошел почти все развитые страны мира. Причины «экономического чуда» продолжают быть предметом широких дискуссий. Важнейшим в достижении такого результата, по мне-нию большинства исследователей, стал человеческий фактор, т. е. совокупность традиций, обычаев, поведенческих норм и моделей, сформировавшихся в рамках советской институ-циональной среды в период хрущевской «оттепели». Комсомол играл значительную роль в проведении организационных мероприятий того времени. Он поддерживал плановые (производственные, идеологические, культурные и др.) мобилизационные кампании совет-ского общества. Молодое поколение в послевоенное время стало важнейшим источником трудовых ресурсов, имело решающее значение в обеспечении производства необходимыми кадрами. Статья посвящена изучению характера трудовой мотивации молодежи в базовых понятиях того времени. Материалы и методы. Научное исследование основано на мате-риалах Центрального государственного архива (ЦГА) Республики Мордовия, где хранится комплекс документов комсомольских организаций с момента их появления до ликвидации в начале 90-х гг. прошлого века. При написании статьи были применены принципы исто-ризма, объективности и системности. Использован весь спектр специально-исторических методов изучения прошлой социальной реальности. Результаты исследования. На основе изучения архивных и опубликованных источников, а также научной литературы был про-веден анализ деятельности комсомола по мобилизации молодежи на выполнение решений КПСС по развитию народно-хозяйственного комплекса страны и Мордовской АССР. Об-суждение и заключение. В 1957 г. по инициативе Н. С. Хрущева была предпринята одна из радикальных реформ, направленных на перестройку управления народным хозяйством. Законом от 10 мая 1957 г. отраслевая система заменена на территориальную. Мордовский экономический административный район во главе с совнархозом был создан 1 июля 1957 г. Период действия реформы стал временем бурного индустриального развития. Со смеще-нием Н. С. Хрущева и приходом к власти Л. И. Брежнева темпы развития замедлились. Отказ от экономических стимулов к труду, постепенное угасание импульса обновления, нарастание усталости общества от непрерывных реформ и реорганизаций привели в итоге к снижению темпов экономического развития. Комсомол Мордовии в условиях советской планово-административной хозяйственной системы был значимой движущей силой инду-стриального развития. Ключевые слова: комсомол, Мордовская АССР, Н. С. Хрущев, трудовая мотивация, социали-стическое соревнование, движение за коммунистическое отношение к труду, моральный кодекс строителей коммунизма, новаторы, рационализаторы, молодые передовики.

© Аверьянова Е. А., 2020





Для цитирования: Аверьянова Е. А. Участие комсомола и молодежи Мордовии в развитии промыш-ленности в период хрущевской «оттепели» // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 180–192. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.180-192

Ekaterina a. averyanovaHumanities Research Institute under the Government of the Republic of Mordovia

(Saransk, Russia), e-mail: [email protected]

The Participation of Komsomol and the youth of Mordovia in the Development of industry During the Khrushchev Thaw

introduction. In the Mordovian ASSR, as in the whole country, the time of “the great decade” of N. S. Khrushchev was associated with rapid, not surpassed throughout the subsequent time, the pace of development. The Republic has become an industrial and agricultural region. The average annual growth of industrial production from 1959 to 1965 was 16.9 %, and in the country exceeded 10 %. In terms of this indicator and GDP growth, the USSR surpassed almost all developed countries in the world. The reasons for “the economic miracle” continue to be the subject of wide discussion. The most important factor in achieving this result, according to most researchers, was the human factor, that is, the set of traditions, customs, behavioral norms and models formed within the framework of the Soviet institutional environment during the “Khrushchev thaw”. The Komsomol played a significant role in organizing events at that time. It supported planned (production, ideological, cultural, etc.) mobilization companies of the Soviet society. The young generation in the post-war period became the most important source of labor resources and was crucial in providing production with the necessary personnel. The article is devoted to the study of the nature of labor motivation of young people in the basic concepts of that time. Materials and Methods. Scientific study based on the materials of CSA of the Republic of Mordovia, where the set of documents of Komsomol organizations since their emergence to the elimination in the early 90-ies of the last century. While writing the article, the principle of historicism, objectivity and consistency was applied. The whole range of special historical methods of studying the past social reality is used. Result. Based on the study of archival and published sources, as well as scientific literature, the analysis of the activities of the Komsomol to mobilize young people to implement the decisions of the CPSU on the development of the national economic complex of the country and the Mordovian ASSR was carried out. Discussion and Conclusion. In 1957, at the initiative of N. S. Khrushchev, one of the radical reforms aimed at restructuring the management of the national economy was undertaken. The law of May 10, 1957 replaced the branch system with a territorial one. The Mordovian economic administrative district headed by the Sovnarkhoz was created on July 1, 1957. The period of the reform was a time of rapid industrial development. After displacement Khrushchev and Brezhnev’s rise to power slowed the pace of development. The rejection of economic incentives to work, the gradual fading of the momentum of renewal, and the growing fatigue of society from continuous reforms and reorganizations led to a decline in the pace of economic development. The Komsomol of Mordovia in the conditions of the Soviet planning and administrative economic system was a significant driving force of industrial development.Keywords: Komsomol, Mordovian ASSR, N. S. Khrushchev, labor motivation, socialist competition, movement for a Communist attitude to labor, moral code of the builders of communism, innovators, rationalizers, young leaders.For citation: Averyanova E. A. The participation of komsomol and the youth of mordovia in the development of industry during the khrushchev thaw. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 180–192. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.180-192.


мию и бережливость, советское – значит качественное, борьба с браком, комсомоль-ская копилка, комсомольский прожектор и т. д.).

МетодыНаучное исследование основано на ма-

териалах Центрального государственного архива (ЦГА) Республики Мордовия, где хранится комплекс документов комсомоль-ских организаций с момента их появления до ликвидации в начале 90-х гг. прошлого века. При написании статьи автор руковод-ствовалась принципами историзма, объек-тивности и системности. Использован весь спектр специально-исторических методов изучения прошлой социальной реальности.

ОбсуждениеВо время шестого пятилетнего плана

(1954–1958 гг.) и семилетки (1959–1965 гг.) на территории Мордовии при активном участии молодежи и комсомольцев были построены такие крупные промышленные предприятия, как Алексеевский цемент-ный завод, электроламповый, мотовозоре-монтный, кабельный, инструментальный, пивоваренный, комбикормовый, молочный заводы, мясокомбинат, Краснослободская прядильно-ткацкая, Ардатовская ватная, Са-ранская мебельная фабрики, 11 кирпичных заводов. Проведена значительная рекон-струкция с большими капитальными вложе-ниями по наращиванию новых мощностей на ранее действующих предприятиях1.

Ввод новых предприятий и реконструк-ция действующих дали возможность про-мышленности республики выпускать новые виды продукции и резко увеличить объем промышленного производства. В 1958 г. промышленность республики давала стра-не цемент, кабельную продукцию, нормаль-но-осветительные и люминесцентные лам-пы, напильники, подборщики к зерновым комбайнам, полупроводниковые элементы и приборы, электромониторы, шахты и дру-гие светильники; шла сборка и выпуск ав-тосамосвалов и другой продукции.

ВведениеГрандиозные производственные задачи,

предусмотренные в Мордовской АССР ше-стым пятилетним планом (1955–1960 гг.), а позже скорректированные в сторону уве-личения семилеткой (1959–1965 гг.), за-ставили местные партийные и хозяйствен-ные структуры уделять большое внимание увеличению трудовых ресурсов и росту производительности труда. Комсомол стал важнейшей мобилизационной структурой проведения данной политики в молодежной среде. Программа Хрущева предполагала не только громадные вложения в промышлен-ный и аграрный сектор экономики, но и уси-ление принципа материальной заинтересо-ванности в стимулировании труда, решение жилищной проблемы и обеспечение расту-щих потребностей населения в продуктах и товарах промышленного производства. В мотивации труда внедрение экономиче-ского стимулирования предполагало усиле-ние личной заинтересованности человека в повышении качества трудовой деятель-ности и уровня своего благосостояния, что и определило во многом успешность решения поставленных задач. Трудовая по-литика в то время также была сопряжена с переменами в общественной жизни, вы-званными новыми общественными норма-ми и изменившимися стереотипами соци-ального поведения, санкционированными хрущевской «оттепелью», что привело к усилению нравственных стимулов принуж-дения к труду, росту оптимизма населения в видении перспектив будущего. В то же вре-мя не следует преувеличивать скорость из-менения менталитета советской молодежи тех лет и трансформацию поведенческих практик. Комсомол решал поставленные перед ним задачи в сложившихся базовых понятиях советского времени (социалисти-ческое соревнование, коммунистическое отношение к труду, производственные по-чины, движения: передовики производства, новаторов и рационализаторов, за эконо-

1 Народное хозяйство Мордовской АССР : статистический сборник. – Саранск, 1958. – С. 51–54.




В годы семилетки в республике значи-тельное развитие приобрела промышлен-ность строительных материалов как база дальнейшего развития капитального стро-ительства. Предусматривалось наращива-ние мощностей на существующих заводах строительных материалов и планировалось ввести в строй Саранский завод силикатных блоков, Алексеевский шиферный завод, за-вод сборного железобетона, керамзитовых блоков, комбинат термоизоляционных ма-териалов и крупные карьерные хозяйства по добыче инертных материалов. Все это позволяло республике освободиться от за-воза ряда строительных материалов из дру-гих регионов2.

Перспективный план развития Мор-довии предусматривал создание новых, важнейших отраслей промышленности: химической – со строительством и вводом в эксплуатацию резинового комбината, за-вода искусственного волокна, завода меди-цинских препаратов, а также автомобиле-строения и приборостроения3. В Саранске предполагалось создать светотехнический научно-исследовательский институт с вводом в эксплуатацию новых заводов специальных ламп, электровакуумного стекла и завода электронно-лучевых трубок, а также с даль-нейшим развитием существующего электро-лампового завода. В Рузаевке планировалось построить и ввести в эксплуатацию заводы химического машиностроения, электроуста-новочных изделий, электродвигателей малой мощности, выпуск которых в 1965 г. предус-матривался на сумму 400 млн руб.

В 1959–1965 гг. предусматривалось по-строить 663 тыс. кв. м жилой площади за счет государственных капвложений, или два Саранска по жилому фонду. Большой размах жилищного строительства должен был осуществляться за счет привлечения

собственных средств и государственного кредита4.

Проектом семилетнего плана предус-матривалась газификация промышленных предприятий Саранска, Рузаевки и пос. Комсомольский, где располагался Алексе-евский цементный завод.

Большинство капиталовложений пред-усматривалось использовать на строитель-ство объектов просвещения. Объемы по сравнению с прошлой семилеткой возрас-тали почти в 5 раз: только в Саранске на-мечалось строительство восьми школ, а в сельской местности – 67. В 5 раз возраста-ли капитальные вложения на здравоохране-ние. Большая часть этих капиталовложений направлялась на строительство в Саранске двух новых городских больниц, детской со-матической больницы, противотуберкулез-ного, онкологического, психоневрологиче-ского диспансеров, роддома, а также семи больниц в районах республики5.

Большие средства намечалось вложить в строительство детских учреждений, сто-ловых, культурно-просветительных и быто-вых предприятий.

Наряду с другими отраслями народного хозяйства, продолжилось развитие железно-дорожного транспорта. По решению Совета министров СССР от 3 октября 1958 г. «Об ускорении электрификации железнодорож-ной магистрали Москва – Иркутск», боль-шие работы проводились и по Рузаевскому отделению Куйбышевской железной дороги.

В соответствии с указанным постанов-лением электрификацию дороги на участке Налейка – Инза строители заканчивали к 1959 г., а в первом полугодии 1960 г. – на участке Инза – Рузаевка – Сасово6.

В пределах Мордовии планировали по-строить девять тяговых подстанций, которые должны были питать электроэнергией не

2 Центральный государственный архив Республики Мордовия (ЦГА РМ). – Ф. 269. Мордовский областной комитет КПСС. – Оп. 6. – Д. 27. – Л. 9–10 ; Д. 33. – Л. 69.

3 Там же. – Л. 92, 93.4 Там же. – Л. 88. 5 Там же. – Л. 90, 91. 6 Там же. – Д. 522. – Л. 93, 127, 130, 131, 137.


только электровозы, но и близлежащие насе-ленные пункты и промышленные предприя-тия. Наряду со строительством тяговых под-станций, в Рузаевке намечалось построить электродепо и дежурный пункт контактной сети. Мордовскому совнархозу поручалось в IV квартале 1959 г. построить районную подстанцию. Естественно, с завершением электрификации железной дороги значи-тельно увеличивались скорость и грузообо-рот железнодорожного транспорта7.

Семилетним планом предусматрива-лось закончить полностью телефонизацию и радиофикацию республики. В Саранске в ближайшие годы строители намечали за-вершить сооружение ретрансляционного телевизионного центра8.

Естественно, осуществление этих по тем временам больших и трудновыполнимых задач требовало больших усилий и мобили-зации всех внутренних резервов не только от всей областной партийной и профсоюз-ной организации, от коллективов промыш-ленных предприятий, Совета народного хозяйства, министерств и ведомств, но и от комсомола и молодежи республики.

На XI Мордовской областной комсомоль-ской конференции, проходившей 12–13 де-кабря 1959 г., обком ВЛКСМ обратился от имени делегатов конференции к молодежи с призывом: «Молодежь – на стройки своей республики!». На XI областной конференции были объявлены комсомольско-молодежны-ми стройками Рузаевский завод химического машиностроения и саранские заводы свето-технической промышленности. Планирова-лось направить по комсомольским путевкам на строительство всех вышеназванных заво-дов 2 тыс. юношей и девушек9..

В ноябре 1955 г. XIII областная ком-сомольская конференция проходила под лозунгом неуклонного повышения произ-

водительности труда. Осуществить рост социалистического производства предпо-лагалось путем внедрения новой техники и технологии производства, т. е. при условии развития технического прогресса.

Выступивший на конференции с отчет-ным докладом первый секретарь обкома ВЛКСМ В. И. Поелуев призвал «разобрать-ся в обстановке, понять роль и задачи, най-ти конкретные формы активного участия комсомольцев и молодых рабочих в произ-водственной жизни предприятий»10.

По словам тогдашнего лидера комсо-мола республики, чтобы выиграть борьбу за рост производства и повышение произ-водительности труда, «необходимо полнее использовать внутренние возможности и резервы производства». Этого можно было достичь, по его мнению, только благода-ря ликвидации «штурмовщины» в работе предприятий, сокращения до минимума простоев машин, станков и оборудования, быстрейшего внедрения в производство предложений рационализаторов и изобре-тателей, передовых приемов и методов тру-да». Для достижения успехов и ликвидации недостатков он предложил «активизировать работу контрольных комсомольских постов и рейдовых бригад, включиться в энергич-ную борьбу за чистоту и образцовый поря-док на строительных площадках, ибо грязь и беспорядок, – заключал он, – порождают недисциплинированность, расхлябанность, мешают нормальной работе людей»11.

Делегаты конференции отмечали, что некоторые «комсомольские организации недостаточно заботятся об улучшении условий труда молодых рабочих, о созда-нии нормальных условий для учебы и от-дыха, не ведут среди молодых рабочих необходимой политико-воспитательной и культурно-массовой работы». «Недостатки

7 ЦГА РМ. – Ф. 269. Мордовский областной комитет КПСС. – Оп. 6. – Д. 522. – Л. 132. 8 Там же. – Л. 134. 9 Там же. – Д. 577. – Л. 15.10 Там же. – Л. 140. 11 Там же. – Л. 141.




в организации труда и заработной платы, плохие культурно-бытовые условия для молодежи на стройках республики», – как подчеркнуто в материалах конференции, – были основными причинам чрезмерно большой текучести рабочих и прежде всего молодежи.

Надо признать, что действительно в строительном комплексе республики в 1950-е гг. была самая низкая заработная плата; если рабочий в месяц зарабатывал 300–350 руб., то молодой человек еще мень-ше – 200–250 руб. В переводе на хрущевско-брежневские рубли – 20–25 руб. в месяц. По сути, молодой рабочий-строитель про-сто не мог себя прокормить. В общежитиях не хватало жесткого и мягкого инвентаря, не было шахмат, шашек, домино, не работа-ли кухня и прачечные. Часто отсутствовала холодная вода, а о горячей тогда никто и не мечтал. Во многих комнатах было грязно, неуютно, юноши и девушки часто органи-зовывали выпивки, которые заканчивались поножовщиной и нередко массовыми дра-ками. Молодежь была предоставлена сама себе, культурные мероприятия не проводи-лись, а вечера отдыха были большой редко-стью; более того, в общежитиях отсутство-вали красные уголки, лекции и доклады не читались, естественно, не было радиопри-емников, газет и журналов. Условия жиз-ни и трудовой деятельности молодежи тех лет не следует идеализировать. Так жили многие. В середине 1950-х гг. на предпри-ятиях, транспорте работали 6 тыс. молодых людей, из них 2 тыс. – в строительных ор-ганизациях12. Выплата заработной платы и целый ряд других причин в организации труда привели к тому, что обком ВЛКСМ и строительный трест № 13 не смогли за-крепить на строительстве Алексеевского цементного завода значительную часть из 865 молодых людей, прибывших туда по комсомольским путевкам. Комсомольцы столкнулись с трудностями материального

(низкая заработная плата) и жилищно-бы-тового характера, в итоге 600 чел. поки-нули строительный объект. Объявленный комсомольской стройкой, будущий флаг-ман промышленности республики «Мор-довцемент» по вине руководителей треста № 13 (в большей степени) и комсомольцев (в меньшей) в середине 1955 г. встал. Це-ной огромных усилий строительство было вновь налажено13.

XIV Мордовская областная конферен-ция, проходившая 5–6 января 1958 г., подве-ла итоги работы комсомола республики за 1956–1957 гг. Она опять призвала молодежь и комсомол Мордовии развернуть массовое движение за овладение новой техникой, а через нее добиться повышения производи-тельности труда. Главным направлением в деятельности комсомольских организаций признавалась борьба за экономию и береж-ливость. Перед комсомольцами и молоде-жью республики выдвигалась вполне кон-кретная задача: в честь 40-летия ВЛКСМ внести в комсомольскую копилку 10 млн руб. сэкономленных средств. К тому време-ни на предприятиях республики работали 10 тыс. членов ВЛКСМ, из них примерно 5 тыс. трудились в строительных организа-циях. Они составляли 60–65 % от состава всего рабочего класса, занятого на строи-тельстве республики. В некоторых строи-тельных организациях их доля составляла 75–80 %14. Выступивший на конференции председатель Мордовского совнархоза Е. А. Веселовский призвал областную ком-сомольскую организацию начать решитель-ную борьбу с потерями на производстве, в частности, строительных материалов на стройках республики.

Повестка последующих областных кон-ференций во многом была близка к уже изложенным проблемам из жизни и дея-тельности молодежи и комсомольцев ре-спублики. Например, на XIV областной комсомольской конференции внимание

12 ЦГА РМ. – Ф. 269. Мордовский областной комитет КПСС. – Оп. 6. – Д. 577. – Л. 5.13 Там же. – Д. 577. – Л. 6.14 Там же. – Д. 577. – Л. 7.


комсомольских организаций обращалось, наряду с традиционными вопросами их участия в социалистическом строитель-стве, также на то, что они «недостаточно заботятся об улучшении бытовых условий молодых рабочих и мирятся с тем, когда отдельные руководители предприятий без-душно относятся к нуждам молодежи». Например, в общежитии треста «Мордов-строй», где проживали 250 молодых людей, не читались лекции и доклады, не хватало газет, журналов, во многих комнатах было грязно, неуютно, а юноши часто организо-вывали выпивки.

С середины 1950-х гг. происходило стре-мительное развитие организационно-про-изводственной деятельности региональных комсомольских комитетов. В 1953–1958 гг. были проведены областные слеты моло-дых передовиков и новаторов Мордовской АССР, куда входили строители, биохими-ки, кабельщики, свето- и электротехники, работники текстильного производства и железнодорожники. Обком комсомола про-водил конкурсы молодых рационализато-ров и изобретателей, были проведены ряд семинаров и совещаний секретарей ком-сомольских организаций промышленных предприятий. Под эгидой обкома ВЛКСМ организовывались стажировки молодых рабочих в крупные индустриальные цен-тры страны: Москву, Ленинград, Горький, Куйбышев и Казань. Определенных успе-хов в организации производственной де-ятельности молодежи – распространении опыта передовиков в техническом обуче-нии молодых рабочих кадров – добился ряд комитетов крупных предприятий, напри-мер, Саранского электролампового завода, пенькового, механического, кабельного, «Электровыпрямителя», Алексеевского це-ментного завода и Рузаевского паровозного депо.

В 1950–1960-е гг. в Мордовии треть мо-лодых рабочих трудились с опережением графиков выполнения квартальных зада-

ний, в несколько раз превышая нормы вы-полнения годовых планов. В 1957 г. 40-ле-тие Октябрьской революции было отмечено 100 % выполнением годовых планов моло-дежью республики.

Готовясь, как тогда считалось, к вели-кому празднику, юноши и девушки респу-блики, встав на двухмесячную трудовую вахту, взяли обязательство вложить в ком-сомольскую копилку 3 млн руб. В резуль-тате усилий молодежи обязательство было не только выполнено, но и перевыполнено. В комсомольскую копилку молодежь респу-блики вложила более 6 млн руб. сэконом-ленных средств. Здесь особенно отличи-лись комсомольцы и молодежь кабельного завода г. Саранска и Рузаевского отделения Куйбышевской железной дороги15. За высо-кие производственные показатели област-ной комитет комсомола наградил 43 чел. значками ЦК ВЛКСМ «Молодому передо-вику производства», около 600 чел. были награждены почетными грамотами обкома и ЦК ВЛКСМ16.

В начале 1960-х гг. было зафиксировано регулярное перевыполнение сменных за-даний, 60 % из которых были выполнены силами передовиков-комсомольцев. Госу-дарственная политика повышения произ-водительности труда в народном хозяйстве породила на рубеже 1950–1960-х гг. новые формы социалистического соревнования. В молодежной среде промышленных пред-приятий республики при участии комсо-мольских комитетов внедрялись новаторские методы работы: по почину В. Гагановой – переход передовиков производства в отста-ющие бригады и участки с целью выведения последних на уровень передовых; по почину молодого московского технолога Е. Пронки-на – сокращение на 1 ч времени выполнения сменных заданий с целью оказания в конце смены помощи отстающим рабочим; дви-жение за повышение нормы выработки при одновременном снижении расценок на из-готовленное изделие; по почину В. Щетко из

15 ЦГА РМ. – Ф. 269. Мордовский областной комитет КПСС. – Оп. 6. – Д. 543. – Л. 38.16 Там же. – Д. 542. – Л. 10.




Рузаевского паровозного депо было органи-зовано новое движение «Умеешь сам – научи товарища». Например, почин В. Гагановой в 1959 г. поддержали 50, а в 1961 г. – 83 рабочих республики. Эти замечательные начинания нашли поддержку в абсолютном большин-стве молодежных коллективов региона.

После сталинского десятилетия нова-торство в железнодорожной и строительной сфере республики было под пристальным вниманием областных комсомольских орга-низаций. Это было связано со строительным бумом 1950-х гг. и с необходимостью увели-чения количества грузоперевозок по желез-нодорожной сети. Доля молодежи в указан-ных отраслях была весьма значительна. Так, в середине 1950-х гг. на железнодорожном транспорте республики удельный вес моло-дых работников превышал 30 % (400 чел.), 260 железнодорожников состояли в ВЛКСМ17.

Что касается промышленных предпри-ятий и строительных организаций региона, то здесь доля молодежи и комсомольцев со-ставляла 50 %, а на некоторых предприяти-ях – 75–80 % работающих. На электролам-повом заводе работало 83 % молодежи18.

В течение нескольких лет комсомол ре-спублики вел борьбу за сокращение про-стоя вагонов под погрузочно-разгрузочными операциями. На предприятиях и станциях работало 59 комсомольских постов. Только в 1963 г. было проведено 240 рейдов, в кото-рых приняли участие 1,5 тыс. чел. По итогам работы этих постов в I квартале 1963 г. об-ластной комсомольской организации было присуждено переходящее красное знамя управления Куйбышевской железной дороги. Годовые обязательства по сокращению про-стоя вагонов были выполнены. К комсомоль-скому составу семилетки, как тогда говори-ли, было прицеплено 16 349 вагонов вместо 15 000 по обязательствам19.

Промышленное и гражданское строи-тельство в 1950-е гг. обрело резкое увели-

чение, обусловленное особым вниманием областных комсомольских организаций к работе первичных организаций в стро-ительной сфере. Разработанный план на пятилетку предполагал 50 % рост произво-дительности труда, повышение уровня ме-ханизации при строительных работах и ис-ключение простоя строительных бригад и техники, внедрение усовершенствованных практик в строительстве.

Конкретные шаги в этом направлении были сделаны в 1954 г., когда комсомоль-ским руководством республики стал ак-тивно пропагандироваться почин молодых строителей Сталинграда, овладевших мето-дом комплексного строительства и высту-пивших инициатором создания комсомоль-ско-молодежных комплексных бригад.

Мобилизация членов ВЛКСМ и несоюз-ной молодежи в региональные строительные организации и на строительные площадки была обусловлена работой мордовского ком-сомола в реализации масштабных строи-тельных планов второй половины 1950-х гг. Особое внимание мобилизационная моло-дежь уделяла ударным стройкам, таким как Алексеевский цементный завод, электролам-повый, цементный, кабельный, напилочный, завод медицинских препаратов и ТЭЦ-2. Так, на строительство Алексеевского цементного завода по линии обкома ВЛКСМ было на-правлено 856 комсомольцев, на строительные объекты Саранска – 3 тыс. чел., из которых 2,5 тыс. были комсомольцами.

В период реализации семилетнего пла-на 1959–1965 гг. мордовский комсомол взял шефство над местными строительными объектами химической промышленности и химического машиностроения, направив туда уже к 1958 г. по комсомольским путев-кам свыше 1 тыс. чел., обратившись ко всем комсомольцам и молодежи республики с призывом: «Молодежь – на стройки своей республики!»20.

17 ЦГА РМ. – Ф. 269. – Мордовский областной комитет КПСС. – Оп. 6. – Д. 27. – Л. 9.18 Там же. – Л. 10.19 Там же. – Д. 33. – Л. 66.20 Народное хозяйство Мордовской АССР : статистический сборник / ЦСУ СССР. Стат. упр. Мордов.

АССР. – Саранск : Мордов. кн. изд-во. – Л. 13.


В республике имелось немало предпри-ятий, где не уделялось должного внима-ния вопросам повышения качества выпу-скаемой продукции, не велась постоянная борьба с браком, что в конечном счете на-носило серьезный ущерб государству. Дан-ный изъян комитеты ВЛКСМ решили лик-видировать посредством комсомольских контрольных постов, рейдовых бригад и отрядов «легкой кавалерии». Работа была направлена: на выявление рабочих, совер-шавших брак на предприятии, фиксиро-вание неиспользованного оборудования, соблюдение режима экономии при расхо-довании материальных ресурсов на пред-приятии, организацию сбора металлолома, Сэкономленные средства были направлены во «Всесоюзную комсомольскую копилку», «Комсомольскую копилку семилетки» и «Рационализаторский фонд семилетки».

Весной 1959 г. в секторе материально-го производства (с учетом сельского хо-зяйства) осуществляли свою деятельность свыше 1 тыс. контрольных комсомольских постов, 500 рейдовых бригад и отрядов «легкой кавалерии» в составе 1 тыс. ком-сомольцев. В январе 1962 г. на предпри-ятиях индустриального сектора экономики насчитывалось 25 комсомольских штабов, 175 контрольных комсомольских постов и 200 рейдовых бригад.

Одним из средств государственной по-литики экономии и бережливости являлась рационализаторская и изобретательская деятельность на предприятиях, протека- вшая в молодежной среде под эгидой ком-сомольских органов. Участие комсомоль-ских организаций Мордовии в упомянутом деле носило практический характер, не-смотря на случаи прожектерства (имеется в виду, например, намерение привлечь к рационализаторской деятельности каждого пятого комсомольца или каждого шестого молодого рабочего). В целом сумели заслу-жить авторитет такие методы комсомоль-ской работы, как организация совместно с

областным советом профсоюзов, Всесоюз-ным обществом изобретателей и рациона-лизаторов (ВОИР), руководством предпри-ятий областных и городских конкурсов и смотров, заводских месячников молодых рационализаторов, премирование и занесе-ние в «Книгу Почета» особо отличившихся.

Областные конкурсы молодых рациона-лизаторов и изобретателей при участии об-кома ВЛКСМ в описываемый период дали в общей сложности более 4 тыс. рацпред-ложений, большинство из которых было внедрено в технологический процесс. Без-условно, лидером в этой работе во второй половине 1950-х гг. являлся Саранский горком ВЛКСМ, регулярно проводивший городские конкурсы, смотры, слеты с пре-мированием и занесением в «Книгу Поче-та» лучших участников.

В 1958 г. в республике в рядах изобре-тателей и рационализаторов насчитывалось 300 комсомольцев и молодежи. Ими было внесено 150 рационализаторских предло-жений, что позволило сэкономить свыше 820 тыс. руб. Только молодежь электролам-пового завода за счет рационализации сэко-номила около 165 тыс. руб.21

После июньского Пленума ЦК КПСС 1959 г., который был посвящен техническо-му прогрессу, комсомольские организации республики активно включились в борьбу за быстрейшее освоение и внедрение но-вой техники, рациональное использование оборудования и сырья, повышение квали-фикации молодых рабочих и улучшение организации их труда. Только за 11 месяцев 1959 г. свыше 3 тыс. юношей и девушек приобрели производственные профессии, свыше 1 тыс. молодых рабочих повысили квалификацию, 1,5 тыс. молодых произ-водственников освоили вторые и смежные профессии22.

За этот же год количество рационализа-торских предложений, изобретений и тех-нических усовершенствований в республи-ке возросло более чем в 2 раза, а экономия


21 ЦГА РМ. – Ф. 269. Мордовский областной комитет КПСС. – Оп. 6. – Д. 33. – Л. 67.22 Там же. – Л. 101.



средств от внедрения этих предложений со-ставила 4 млн руб.

Лидерами рационализаторского и изо-бретательского движения среди молодежи республики были комсомольцы Саранска. В 1963 г. в городе насчитывалось 506 мо-лодых рационализаторов, которыми были поданы 333 рационализаторских предложе-ния с экономическим эффектом 46 875 руб.

Комсомол Мордовии в погоне за повы-шением рентабельности производства ввел новую форму производственного контро-ля – «Комсомольский прожектор», главной задачей которого было выявление и устра-нение недостатков производства и эксплуа-тации оборудования. Девиз: «Не сигналить, а действовать». В организационном плане «Комсомольский прожектор» имел руково-дящие структуры – штабы при комитетах ВЛКСМ (областной, городские и районные, предприятий, цеховые) и исполнительные – ударные отряды и посты на производстве.

Структура штаба «Комсомольского про-жектора» включала группу по внедрению новой техники; совет молодых специалистов; группу по борьбе за качество; секции бюро экономического анализа технического норми-рования; группу пропаганды и печати; группу по борьбе с простоями вагонов и группу по борьбе за отличную работу общественного питания. В начале 1963 г. в республике насчи-тывалось 685 штабов и отрядов «Комсомоль-ского прожектора», в которых принимали участие около 8 тыс. комсомольцев.

Представляется, что деятельность комсо-мола Мордовии в сфере общественного про-изводственного контроля в 1950–1960-е гг. была наиболее успешной и обоснованной в ряду прочих направлений хозяйственной работы. Период «оттепели» стал временем не только активизации работы органов ком-сомольского контроля, но и их эволюции, примером которой является «Комсомоль-ский прожектор». Но не только это соста-вило активный баланс ВЛКСМ в представ-ленные годы.

Весьма заметным явлением в народном хозяйстве республики с конца 1950-х гг.

стало движение «За коммунистический труд», возникшее под влиянием лозунгов Н. С. Хрущева о переходе к непосред-ственному строительству коммунистиче-ского общества. В коллективной форме оно представляло собой движение бригад коммунистического труда, в индивидуаль-ной – движение ударников коммунистиче-ского труда. Почин в развертывании двух новых форм социалистического соревно-вания принадлежал комсомольцам Москвы (депо «Москва сортировочная», появились первые бригады коммунистического труда) и Донбасса (здесь зародилась индивиду-альная форма движения «За коммунисти-ческий труд»). Таким образом, движение изначально возникло в форме молодежной инициативы, что обусловило активное уча-стие в кампании «За коммунистический труд» комсомола.

Следует отметить, что в середине 1950-х гг. социалистическое соревнование как способ стимулирования труда обнаруживало явные признаки снижения популярности, было об-ременено бесчисленным числом починов, движений, знаков отличия и т. д. В ряды со-ревнующихся зачисляли практически всех. Принимались бесконечные постановления о его совершенствовании, преодолении бю-рократизма и формализма в проведении. Движение за коммунистическое отношение к труду стало попыткой его реабилитации. Суть движения базировалась на ленинской идее формирования социалистических тру-довых отношений посредством развития сознательности тружеников (повышение образовательных и технических знаний, укрепление социалистического коллекти-визма, воспитание коммунистической мо-рали). Согласно новой идее, только высокой производительности труда для получения премиальных стало недостаточно. Чтобы быть передовиком производства, нужно со-четать ударную работу с учебой, занимать-ся самодеятельностью, участвовать в спор-тивных мероприятиях и пр.

За коммунистическое отношение к тру-ду боролись не в одиночку, а бригадами,


цехами и предприятиями. Пропагандист-ская шумиха была вызвана хрущевской программой развернутого строительства коммунизма, приход которого в основном намечался на 1980 г. Концепция совер-шенствования трудовых отношений доку-ментально была закреплена в «Моральном кодексе строителей коммунизма», который развешивался на всех предприятиях. В ос-нове изложенных в нем нравоучений ле-жало стремление «превратить труд в пер-вейшую жизненную потребность». Новая кампания, сопровождающаяся снижением расценок, выравниванием оплаты труда, приводила к сокращению материальных стимулов производства в угоду воспитанию коллективистских ценностей, что в услови-ях начавшейся потребительской революции не способствовало росту производитель-ности труда. Однако подобные опасения не соответствовали генеральной линии комму-нистической партии.

Согласно документам, первые комсомоль-ско-молодежные бригады коммунистическо-го труда в индустрии республики возникли в конце 1958 г. на тепловозоремонтном заводе и паровозном депо станции Рузаевка. Одной из них была паровозная бригада В. Щетко. Весной 1959 г. за это звание боролось уже 300 комсомольско-молодежных коллективов промышленности, транспорта и стройорга-низаций, среди которых выделялись бригады Анатолия Ивенина и Владимира Новикова Саранского электролампового завода, вы-полнявшие план на 160–200 % при высоком качестве изготовленной продукции. Широ-кую известность в Мордовской АССР в то время получили комсомольско-молодежные бригады коммунистического труда В. Виля-ева – формовщика экскаваторного завода, Е. Петрова – бригадира плотников треста «Гор-жилкоммунстрой», Н. Чинкова – бригадира карьера Алексеевского цементного завода23.

В 1962 г. звание коммунистических за-воевали 143 комсомольско-молодежные бригады; еще 410 таких комсомольско-мо-


лодежных бригад боролись за это высокое звание.

В 1963 г. в республике в движении «За коммунистический труд» участвовало 138 промышленных предприятий, 380 ком-сомольско-молодежных бригад; 6 тыс. мо-лодых рабочих боролись за звание членов бригад и ударников коммунистического труда.

В 1964 г. во всех отраслях народного хо-зяйства в движении «За коммунистический труд» участвовали около 68 тыс. рабочих, инженерно-технических работников и слу-жащих, 139 предприятий, более 300 цехов, участков и смен, 2 920 бригад.

Если в 1962 г. высокое звание бригад коммунистического труда было присвоено 304 коллективам, то в 1964 г. – 766. Ударни-ков коммунистического труда стало около 17 тыс. чел., т. е. их число выросло более чем в 5 раз. Особенно широкий размах дви-жение «За коммунистический труд» полу-чило в промышленности, строительстве, на транспорте и в связи. Если в среднем по ре-спублике в нем участвовали 50 % рабочих и служащих к числу соревнующихся, то в строительстве – свыше 50 %, в промыш-ленности – около 53 %, среди шоссейных дорог – 81 %, на предприятиях Рузаевского отделения Куйбышевской железной доро-ги – 100 %24.

Поспешность с присвоением званий приводила к тому, что качество соревнова-ния подменялось количеством и дискреди-тировалось в глазах рабочих предприятий. Было немало примеров и фактов, когда зва-ние ударников коммунистического труда присваивалось недостойным людям. Мно-гие комсомольцы – члены бригад коммуни-стического труда, получившие звание удар-ников коммунистического труда, нарушали правила социалистического общежития, унижали достоинство советского челове-ка, хулиганили, пьянствовали, устраивали драки и дебоширили. Они же опаздывали на работу или уходили с работы раньше

23 ЦГА РМ. – Ф. 269. Мордовский областной комитет КПСС. – Оп. 6. – Д. 33. – Л. 122. 24 Там же. – Л. 128.



положенного времени. Случались и факты воровства, особенно в строительных орга-низациях, ведь термин «несуны» зародился в начале 1960-х гг. и пышно расцвел в по-следующий период. На многих предпри-ятиях была низкая трудовая дисциплина, не изжиты случаи хулиганства, пьянства, нарушения общественного порядка. Только по Саранску в 1962–1963 гг. за мелкое ху-лиганство было привлечено 6 454 чел., ко-торые соревновались за звание коллективов и ударников коммунистического труда или уже получили это высокое звание. За тот же период 12 964 чел. были доставлены в городской медвытрезвитель. Больше все-го молодые люди пьянствовали на заводах «Электровыпрямитель», электролампо-вом, медпрепаратов, инструментальном и в строительных организациях.

На ряде предприятий слабо работали культурно-просветительские учреждения, товарищеские суды, отсутствовала нагляд-ная агитация, нерегулярно подводились итоги соревнования, редко проводились профсоюзные и комсомольские собрания. На многих предприятиях бездействовали физкультурно-спортивные организации, совершенно не была, как и сейчас, органи-зована туристическая работа. Многие ком-сомольские и хозяйственные руководители мало заботились об удовлетворении мате-риально-бытовых нужд соревновавшихся. На ряде предприятий и строительных орга-низаций бытовые помещения не работали, более того, их просто не было; в цехах была большая запыленность, загазованность; се-рьезные недостатки имелись в организации общественного питания, медицинского об-служивания, распределении жилья и дет-ских учреждений. В целом молодежь скуча-ла и не знала, где провести свободное время и как организовать отдых и досуг.

ЗаключениеСередина 1950-х – середина 1960-х гг.

стала периодом заметного оживления ор-ганизационно-производственной деятель-ности местных комсомольских комитетов. Грандиозные производственные задачи за-ставили местные партийные и хозяйствен-

ные структуры уделять внимание росту производительности труда, привлекая в качестве проводника и средства решения данной задачи в молодежной рабочей сре-де комсомольские массы предприятий ре-спублики. Комсомол решал поставленные перед ними задачи преимущественно через традиционную систему производственных «починов», «движений новаторов», пропа-ганду передового опыта и технических зна-ний, различных материальных и моральных стимулов. Образно выражаясь, комсомол являлся «пусковым механизмом» социа-листического соревнования молодежных масс. Примерно с 1953 г. можно проследить четыре отраслевых направления трудовой деятельности молодежи республики, кото-рым областное комсомольское руководство уделяло особое внимание: тяжелая и лег-кая промышленность, железнодорожный транспорт, строительство и химическая промышленность. В отличие от послевоен-ного десятилетия и эпохи первых пятиле-ток, с конца 1950-х гг. при производствен-ном планировании акцент стал делаться не только на достижение максимального количественного результата – гонку «вала», но и на повышение качества продукции и сокращение производственных издержек, в том числе процента брака. При этом круп-ная ставка делалась на рационализаторско-инновационную деятельность непосред-ственно в трудовых коллективах, что четко проявилось в деятельности местных комсо-мольских организаций. Совершенно новой сферой приложения комсомольских усилий в рамках старой стратегии роста произво-дительности труда стало движение за меха-низацию и автоматизацию технологических процессов. В остальном производственные задачи комсомола в сфере индустрии оста-лись неизменными.

В данный период при непосредствен-ном участии обкома комсомола (совместно с хозяйственными и профсоюзными орга-нами) проводились областные слеты моло-дых передовиков и новаторов Мордовской АССР – светотехников, электротехников, цементников, биохимиков, кабельщиков,


текстильщиков, железнодорожников, стро-ителей; конкурсы молодых рационализато-ров и изобретателей, семинары-совещания секретарей комсомольских организаций промышленных предприятий и др. Под эги-дой обкома ВЛКСМ стали организовывать-ся стажировки молодых рабочих в крупные индустриальные центры страны: Москву, Ленинград, Горький, Куйбышев и Казань. Определенных успехов в организации производственной деятельности молоде-жи – распространении опыта передовиков, техническом обучении молодых рабочих кадров – добился ряд комитетов крупных предприятий, например, Саранского элек-тролампового завода, пенькового, механи-

ческого, кабельного, «Электровыпрями-теля», Алексеевского цементного завода и Рузаевского паровозного депо. В то же время охарактеризовать эти примеры как типичные не представляется возможным. Несправедливо и проводить строгие парал-лели между в целом успешной трудовой деятельностью молодых рабочих кадров предприятий Мордовии и организационной работой городских и заводских комитетов ВЛКСМ.

Таким образом, комсомол Мордовской АССР в условиях советской планово-адми-нистративной хозяйственной системы был значимой движущей силой индустриально-го развития.

Библиографический список1. Агеев М. В. Победа колхозного строя в Мордовской АССР / под ред. д-ра экон. наук проф.

И. С. Голубничего. – Саранск : Мордовское книжное издательство, 1960. – 414 с. 2. Аксютин Ю. В. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953–

1964 гг. – М. : РОССПЭН, 2004. – 488 с.3. Григорьева А. Г. Перемены в уровне жизни и политических настроениях советского обще-

ства во второй половине 1950-х – начале 1960-х гг. // Теория и практика общественного раз-вития. – 2011. – № 5. – С. 252–254.

4. Пыжиков А. В. Хрущевская оттепель. – М. : Олма-пресс, 2002. – 509 с.

References1. Ageev M. V. The Victory of the collective farm system in the Mordovian ASSR / Ed. Prof.

I. S. Golubnichiy. Saransk, 1960, 414 p. (In Russ.). 2. Aksyutin Yu. V. Khrushchev’s “thaw” and public moods in the USSR in 1953–1964. Moscow, 2004,

488 p. (In Russ.).3. Grigorieva A. G. Changes in the standard of living and political attitudes of the Soviet society in

the second half of the 1950s – early 1960s. Theory and practice of social development. 2011; 5: 252–254. (In Russ.).

4. Pyzhikov A. V. Khrushchevskaya thaw. Moscow, 2002, 509 p. (In Russ.).Поступила 16.01.2020.

Сведения об автореАверьянова Екатерина Алексеевна – аспирант, Научно-исследовательский институт

гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия (Саранск, Россия). Сфера на-учных интересов – комсомол Мордовии в период хрущевской «оттепели». ORCID https://orcid.org/0000-0003-2660-8295.


about the autorekaterina a. averyanova – postgraduate, Research Institute of the Humanities under the

Government of the Republic of Mordovia (Saransk, Russia). Research interests: the Komsomol of Mordovia during the Khrushchev thaw. ORCID: https://orcid.org/0000-0003-2660-8295.




УДК 338.22.021.4с. и. малоземов1, р. с. Тарасов2

1 Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва (Саранск, Россия), e-mail: [email protected]

2 Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва (Саранск, Россия), e-mail: [email protected]

Определение уровня экономического развития как важнейшей переменной демократизации общества в системных теориях

Введение. Вопрос о взаимосвязи экономического развития и демократии является одним из ключевых и наиболее исследуемых, напрямую затрагивающих вопросы реформирования экономических и политических институтов. Ранняя теория модернизации предложила уни-версальный рецепт преобразования социальных институтов с целью ускорения социально-экономического и политического развития. Экономическое развитие ведет к возникновению качественно новой социальной структуры, формированию широкого слоя благополучного среднего класса, которым становится сложно управлять при автократическом режиме. Та-ким образом, в определенный момент диктатура сменяется демократией. Следовательно, речь идет о причинно-следственной связи между экономическим ростом и демократизацией общества. Однако различные исследователи по-разному относятся к этой связи, ее характе-ру. В настоящее время можно выделить такое теоретическое направление в теории и эмпи-рических исследованиях трансформации, как системные теории, в которых поиск причин, успехов и неудач демократизации зависят от конкретных социальных подсистем: экономики и общества, государства и социальных групп, политики. Цель статьи заключается в анали-зе теоретических положений системной теории, способной определить зависимость между экономическим и демократическим развитием общества. Материалы и методы. Решение задач осуществлялось на основе общенаучных исследовательских подходов и методов. Ав-торы опирались на системный подход, структурно-функциональный подход, сравнительный метод, а также принципы научной объективности, историзма и системности. Результаты исследования. На основе анализа ранней социологической системной теории в традиции Т. Парсонса, современной социологической системной теории, а также теории модерниза-ции, нашедших отражение в исследованиях о демократии, была выявлена взаимосвязь между степенью социально-экономического развития общества и его способностью к демократии. Обсуждение и заключение. Теории модернизации демонстрируют причинно-следственную связь между рыночной модернизацией экономики и процессом демократизации. Переходное состояние экономики, демонстрирующей динамический рост, не только дестабилизирует автократический режим, но и одновременно способствует консолидации демократии, росту политически зрелого среднего класса. Вместе с тем классическая теория модернизации не способна определить уровень развития общества для определения вероятности перехода к демократии, а также причины демократизации неразвитых обществ и кризис демократии в развитых обществах в отдельные периоды. Выявление недостатков теории модернизации по-буждает к проверке теорий, способных восполнить эти пробелы.Ключевые слова: системная теория, теории трансформации, трансформация общества, диффе-ренциация подсистем, политическая система, экономическая подсистема, демократизация, авто-кратия, предпосылки демократии, проблема бедности, проблема выравнивания доходов.Для цитирования: Малоземов С. И., Тарасов Р. С. Определение уровня экономического развития как важнейшей переменной демократизации общества в системных теориях // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 193–202. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.193-202

© Малоземов С. В., Тарасов Р. С., 2020


Экономическая Теория и полиТика

EcONOmIc thEORy aND POlItIcS


Sergey I. malozemov1, Roman S. tarasov2

1 National Research Ogarev Mordovia State University (Saransk, Russia), e-mail: [email protected]

2 National Research Ogarev Mordovia State University (Saransk, Russia), e-mail: [email protected]

Determining the Level of economic Development as the Most important Variable of Society’s Democratization in System Theories

introduction. The question of the relationship between economic development and democracy is one of the key and most studied, directly affecting the reform of economic and political institutions. Early modernization theory offered a universal recipe for transforming social institutions in order to accelerate socio-economic and political development. Economic development leads to the emergence of a qualitatively new social structure, the formation of a broad layer of a prosperous middle class, which becomes difficult to manage under an autocratic regime, and thus at a certain point the dictatorship is replaced by democracy. Therefore, we are talking about a causal relationship between economic growth and the democratization of society. However, different researchers have different attitudes to this connection and its nature. Currently, we can distinguish such a theoretical direction in the theory and empirical research of transformation as system theories, in which the search for the causes, successes and failures of democratization depends on specific social subsystems: the economy and society, the state and social groups, and politics. The purpose of the article is to analyze the theoretical provisions of the system theory that can determine the relationship between the economic and democratic development of society. Materials and Methods. The solution of research tasks was carried out on the basis of general scientific research approaches and methods. The authors used a systematic approach, a structural and functional approaches, a comparative method, as well as the principles of scientific objectivity, historicism and systematicity. Results. Based on the analysis of the early sociological system theory in the tradition of T. Parsons, modern sociological system theory, as well as the theory of modernization, reflected in research on democracy, the relationship between the degree of socio-economic development of a society and its ability to democracy was revealed. Discussion and Conclusions. Modernization theories demonstrate a causal relationship between market modernization of the economy and the process of democratization. The transition state of an economy showing dynamic growth not only destabilizes the autocratic regime, but also contributes to the consolidation of democracy and the growth of a politically mature middle class. However, the classical theory of modernization is not able to determine the level of development of society to determine the probability of transition to democracy, as well as the reasons for the democratization of undeveloped societies and the crisis of democracy in developed societies in certain periods. Identifying the shortcomings of the modernization theory encourages the testing of theories that can fill these gaps.Keywords: system theory, theories of transformation, transformation of society, differentiation of subsystems, political system, economic subsystem, democratization, autocracy, prerequisites of democracy, the problem of poverty, the problem of income equalization.For citation: Malozemov S. I., Tarasov R. S. Determining the level of economic development as the most important variable of society’s democratization in system theories. Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 193–202. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.193-202

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И ПОЛИТИКА

ВведениеПонятия, которые четко определяют соци-

альные и политические системы, структуры и акторов и обобщают факты, часто недоста-точны для проведения эмпирических иссле-дований. Гораздо более важно, чтобы поня-тия были связаны друг с другом, образуя тем самым некую систему. Только когда они си-

стематически включены в понятийную сеть, мы можем говорить о теориях. Хотя, несо-мненно, наиболее бурные теоретические де-баты о демократизации в социальных науках были вызваны ее третьей волной, начало те-оретически ориентированных исследований трансформации можно отнести еще к 1950–1960-м гг. В течение этих двух десятилетий


на построение теорий демократизации нало-жили отпечаток американские социологи и политологи Т. Парсонс [17–19], С. М. Липсет [13; 14], Б. Мур [15] и С. Хантингтон [11; 12], развивая, в частности, макросоциологиче-ские функционалистские и структуралист-ские концепты. В отличие от этого в 1980-е и в начале 1990-х гг. на передний план все боль-ше выдвигались микрополитологические те-ории и теории акторов. В частности, работы аргентинского и американского политологов Г. О’Доннелла и Ф. Шмиттера [16], польско-американского политолога А. Пшеворского [7; 20; 21] установили теоретические стан-дарты и понятия, на которые ссылается эм-пирическая транзитология 1990-х гг. Только в течение 1990-х гг. вновь установилось от-носительное равновесие структуралистской и процедурной парадигм.

К настоящему времени касаемо теории и эмпирических исследований трансформации можно выделить такое теоретическое направ-ление, как системные теории. Отличитель-ная особенность данного подхода состоит в анализе различных социальных подсистем, в рамках которых процесс демократизации имеет свои причины, достижения и неуда-чи. Например, системно-ориентированным теоретикам модернизации принципиаль-но важны общество и экономика, тогда как структуралисты исследуют государство и его социальные классы, а адепты теории акторов обращаются к политической сфере. В данной работе будет представлена попытка анализа основных теоретических положений систем-ной теории, с помощью которой возможно определить степень зависимости между эко-номическим и демократическим развитием общества. В частности, С. М. Липсет настаи-вал на реальности подобной связи, к тому же носящей позитивное значение в условиях де-мократического строительства [14, c. 54]. Од-нако альтернативный подход, предложенный Б. Муром, С. Хантингтоном, Г. О’Доннеллом и Ф. Шмиттером, хотя и подтвердил данную причинно-следственную связь, усомнился в ее позитивной направленности, ибо эконо-мическое развитие непременно не ведет к установлению демократического режима, вы-деляя при этом и другие факторы: классовую

структуру, институционализацию, роль элит, политический договор [15, c. 130]. Еще один подход, представителями которого являются А. Пшеворский и Ф. Лимонджи, и вовсе по-вергает сомнению не только объективный ха-рактер демократии, но и причинно-следствен-ную связь между экономическим развитием и демократизацией, рассматривая демократию не как обусловленность социально-экономи-ческого развития, а как случайный результат динамики режима. Выявление слабых сторон системной теории при определении степени зависимости между экономическим развити-ем и процессом демократизации в перспекти-ве позволит выработать синтетическую кон-цепцию, которая необходима для дальнейших исследований [21, c. 113].

МетодыРешение исследовательских задач осу-

ществлялось на основе общенаучных иссле-довательских подходов и методов. Основ-ными подходами, используемыми в данном исследовании, выступили системный подход, в основе которого лежит рассмотрение объек-тов как систем, и структурно-функциональ-ный подход, который строится на основе вы-деления в целостных системах их структуры. Также применяется сравнительный метод, который в данном исследовании предполага-ет не только наличие универсального языка, с помощью которого можно описывать разные социальные подсистемы, но и определенного уровня понимания каждого из сравниваемых подсистем, необходимого для фиксации роли отдельных элементов в общей структуре. Применение принципов научной объектив-ности и историзма позволило рассмотреть проблему трансформации комплексно с уче-том факторов, обусловливающих развитие данного процесса.

РезультатыПо отношению к теориям трансформации

системная теория разделяется, во-первых, на раннюю социологическую системную тео-рию в традиции Т. Парсонса, для которого модернизация рассматривается как отдель-но функционирующие четыре центральные функциональные системы. Во-вторых, тео-рию модернизации, которая учитывает такие факторы, как экономика, социальная сфера,

ECONOMIC THEORY AND POLITICS


политика. Связь между данными теориями очевидна. Так, описывая отдельные процес-сы социальной трансформации, глава школы структурного функционализма Т. Парсонс рассуждал о формировании таких подсистем, специализирующихся на исполнении опреде-ленных функций, как экономика, отвечающая за адаптацию; политика – за достижение цели; социетальное общество – за интеграцию; куль-тура – за воспроизводство ценностей соответ-ственно. Следовательно, согласно системному подходу, функциональные потребности соци-альной и экономической систем – с возник-новением социополитических структур, спо-собствующие удовлетворению возникающих запросов. Они оказываются особенно востре-бованными при возникновении дисфункций в качестве причины трансформации старых и возникновении новых систем, например, уста-новления демократической системы вместо автократической [19, c. 138].

Современная социологическая систем-ная теория уходит корнями к Т. Парсонсу, который ввел теорему функциональной дифференциации, разработанной еще в 1950-е гг., которая объясняла трансформа-цию традиционного общества в современ-ное посредством роста дифференциации подсистем, например социальной. Более того, такие социально значимые процессы, как индустриальные революции, сопрово-ждаются дифференциацией экономической и политической подсистем, а также отделе-нием социальных норм от их религиозных оснований [18, c. 69]. Благодаря этому про-цессу дифференциации установилась базо-вая структура современных обществ.

По мнению Т. Парсонса, это развитие имеет универсальный характер. По мере утверждения в обществе неких «эволюцион-ных универсалий» в дальнейшем происходит их адаптация к окружающей среде, что в свою очередь гарантирует их воспроизводство. Примерами подобных универсалий могут вы-ступать нормы права, всеобщие свободные выборы, рынок, бюрократия [18, c. 57]. При этом отсутствие эволюционных универсалий ввергает политическую систему в кризисное состояние, ибо подрываются ее легитимность и стабильность в условиях невозможности

интеграции сложных обществ, так как наблю-дается авторитарное навязывание социальных норм. Дюркгеймовская «органическая соли-дарность» как современный модус интеграции основывается в первую очередь не на принуж-дении, а на осознанном признании ценностей и их принятии членами общества. Поэтому очевидно, что для перехода к более современ-ному развитию общества необходимо наличие именно демократических структур в качестве эволюционных универсалий. Т. Парсонс вы-являет прямую зависимость между политиче-ской организацией и дифференциацией обще-ства. Так, большая степень функциональности дифференцированного общества способству-ет повышению эффективности политической организации, при этом уточняя, что принци-пиальную важность имеет не способность к управлению, а поддержка универсального правового порядка [17, c. 50]. Исходя из дан-ной перспективы, особым назначением демо-кратических институтов является отнюдь не всеобщая легитимация власти, но опосредо-ванный консенсус по поводу ее реализации. Достижение данного состояния возможно лишь при наличии именно демократических институтов, в противном случае опосредова-ние консенсуса недостижимо.

За стабильность политических систем отвечают функциональная дифференциация общества, а также достаточная степень ле-гитимации политического господства в этом обществе. Примером нестабильности поли-тических систем может служить опыт Со-ветского Союза и стран Восточной Европы, где правящие элиты контролировали, сдер-живали рост функциональной дифферен-циации общественных подсистем. Проис-ходила подмена современного «осознанного признания ценностей» домодернистским модусом принуждения и принудительной монополистической идеологией. Наблюдал-ся диктат политики и над экономикой, и над социетальным обществом, ибо в противном случае возможен сценарий не только децен-трализации властных ресурсов, но и потери политического господства. Таким образом, господство автократических форм заторма-живает процесс функциональной дифферен-циации общества. Наоборот, их ослабление



в конечном счете приводит к краху автокра-тической системы [4, c. 156].

Теория модернизации нашла отражение в исследованиях, посвященных демократии. Так, отталкиваясь от основополагающих тео-рем Т. Парсонса, в 1959 г. американский социо- лог и политолог С. М. Липсет, являясь одним из основоположников теории модернизации, вывел формулу успеха процесса демократи-зации. Фундаментальным условием ее успеха выступает богатство нации, с ростом которо-го возрастают шансы на поддержание демо-кратии. Начиная с эпохи древнегреческого мыслителя Аристотеля и вплоть до настояще-го времени принято считать процветающее общество с наименьшим количеством граж-дан, живущих за чертой бедности, тем усло-вием, посредством которого широкие массы населения, во-первых, разумно участвуют в политическом процессе, во-вторых, развива-ют степень самоограничения, позволяющую отфильтровывать лозунги безответственных демагогов [13, c. 31].

С. М. Липсет определил взаимосвязь между степенью его социально-экономиче-ского развития и способностью общества к демократии. Так, преодоление бедности, экономический рост являются необходимым условием успеха демократизации [14, c. 97]. Выявленная зависимость статистически под-тверждалась на примере многих стран индика-торами валового внутреннего продукта (ВВП) на душу населения для определения уровня экономического развития, политическим вы-бором граждан в период выборов и в работах других исследователей, в частности немец-кого политолога Х. Велзеля, а также польско-американского политолога А. Пшеворского и бразильского политолога Ф. Лимонджи [22; 24], тем самым подтверждая обоснованность позиции С. М. Липсета. В подобном ключе рассуждает немецкий социолог и политолог М. Шмидт, который также выявляет зависи-мость процесса демократизации политиче-ской системы государства, как, впрочем, и его долгосрочное сохранение, от роста благосо-стояния его граждан [23, c. 295]. Исторический опыт постсоветской России подтвердил, что центральной проблемой трансформационных преобразований являлось то, что к социально-

экономическому краху многих сфер экономи-ки, нарастанию социальной дифференциации привели политические реформы 1990-х гг. [6, c. 42]. Таким образом, многочисленные иссле-дования убедительно показали наличие устой-чивой связи между экономическим развитием и способностью общества к демократии. По-этому уровень экономического развития вы-ступает в качестве важнейшей переменной, благодаря которой возможно не только объ-яснить степень демократизации конкретной страны, но и различить демократию и дикта-туру на глобальном уровне. Иными словами, при низком уровне экономического развития государства велика вероятность сохранения в нем диктатуры. Правда, существуют немного-численные исключения, которые не подтверж-дают это правило: Германия в 1933 г., Синга-пур или нефтедобывающие страны Ближнего Востока. Хотя последние и демонстрируют высокие показатели ВВП на душу населения, они не могут считаться современными обще-ствами из-за своего «рентного капитализма» в понимании С. М. Липсета. Действительно, отечественные исследователи А. Коротаев, И. Васькин, С. Билюга и А. Шишкина обрати-ли внимание, что не всегда повышение уров-ня экономического развития определенного региона автоматически снижает вероятность возникновения социального конфликта. Ины-ми словами, социально-политическая деста-билизация коррелирует со средним уровнем доходов на душу населения таким образом, что риски дестабилизации резко возрастают в странах именно со средними, а не низкими до-ходами на душу населения [2–5].

Рассуждая о статистической корреляции между экономическим развитием и зрелостью демократии, С. М. Липсет анализирует ее при-чины, обратив внимание на три ключевых фактора, первым из которых является соци-альный. Американский социолог определяет следующие социальные компоненты, кото-рые скрыты за экономическими показателями ВВП на душу населения: степень образован-ности населения и достаточный уровень об-разования, уровень урбанизации, развитость технических средств коммуникации, уровень вертикальной мобильности, динамично раз-вивающийся средний класс, социальная за-



щищенность низших слоев населения, отно-сительно единая система ценностей и степень вовлеченности граждан в различные ассоци-ации и союзы [13, c. 64]. Кстати, А. Пшевор-ский дополняет данный перечень готовностью государства таким образом перераспределять доходы, который не допустит раскола в обще-стве посредством углубления экономической дифференциации [7, с. 13].

Вторым фактором выступают предпо-сылки как для возникновения, так и для сохранения демократии. Для С. М. Лип-сета, как, впрочем, и классической теории модернизации, эти социально-экономиче-ские факторы не являются обязательными предпосылками демократии. Даже в случае отсутствия в обществе указанных атрибу-тов современности оно все равно способно ввести такие базовые элементы демократи-ческих процессов, как свободные выборы. К сожалению, степень сохранения подобных демократических институтов в дальнейшем ничтожно мала. Поэтому наличие прогресса в экономической модернизации определяет-ся в качестве той основы, которая способна не только внедрить, но и в дальнейшем кон-солидировать демократию [13, c. 168].

Третьим фактором является наличие при-чинно-следственной связи между экономиче-ским развитием и демократией. Так, экономи-ческий рост повышает уровень образования и политической культуры. Формирование гражданами более толерантных, умеренных моделей поведения и ценностей меняет от-ношение правящей элиты к оппозиции, делая ее политический стиль более рациональным и взвешенным. Условием успешности про-цесса демократизации, хотя и недостаточ-ным, является повышение уровня образова-ния. Данная зависимость наглядно показана в исследовании американского экономиста Г. Роуэна: в частности, если увеличить на один год среднюю продолжительность об-учения в школе, то «шкала свободы и демо-кратии» способна вырасти сразу на 6,6 % [8].

Политическая умеренность также возрас-тает по мере повышения уровня образования, происходят изменения и в социальной струк-туре, что обусловлено экономической модер-низацией. Более высокие доходы широких

слоев населения способствуют смягчению социальной конфликтности в вопросах эко-номического распределения. В свою очередь богатые слои населения начинают рассматри-вать остальное население с позиций их «раз-умного» политического участия благодаря более умеренному пониманию политики [13, c. 40]. Следовательно, рост благосостояния граждан снижает экономическое неравен-ство, ослабляет социальные противоречия, смягчает проблему политического экстремиз-ма различных слоев населения, укрепляет по-зиции среднего класса, стремящегося к демо-кратическому участию. Побочным эффектом успешности развития экономики государства, в традиции французского политического мыс-лителя А. Токвиля, по мнению С. М. Липсета, является устремленность граждан к незави-симым гражданским объединениям как для расширения их политического участия, так и для создания препятствий на пути монополи-зации политических ресурсов и ограничения свобод граждан [4, c. 87].

Итак, успешное экономическое развитие может рассматриваться двояко: как причина и как основа успешной демократизации. В то же время фактором, тормозящим процесс де-мократизации, является бедность. Хотя связи уровня экономического развития и зрелости демократии стабильно подтверждаются стати-стикой, по мнению Б. Мура, в глобальном мас-штабе невозможно статистически показать, что демократии способствуют более высокому экономическому росту, чем автократические режимы [15, c. 30]. Тем не менее С. Хантинг-тон [12, c. 311] вслед за С. М. Липсетом также выводит причинно-следственную экономи-ко-политическую связь между бедностью и уровнем демократизации. В подобном ключе высказываются и другие исследователи демо-кратии, например, современный отечествен-ный аналитик И. Алкснис. В частности, анали-зируя западную демократию как модель, она приходит к выводу, что основу для экономи-ческого процветания создает не демократия, наоборот, благодаря развитой экономике де-мократическая система способна эффективно функционировать по той причине, что обще-ственный консенсус обеспечивается именно экономическим благополучием большинства



населения [1]. Украинский социолог С. Щер-бак при этом обращает внимание на измене-ние социальной структуры вследствие вырав-нивания доходов [10, с. 291].

ОбсуждениеИтак, теории модернизации предлагают

хорошие каузальные аргументы и убедитель-ные эмпирико-статистические результаты ис-следований в пользу того, что в долгосрочной перспективе рыночная модернизация эконо-мики и, вместе с ней, общества является фун-даментальной предпосылкой демократии. Социально-экономическая модернизация влияет на процесс демократизации следую-щим образом. Направленность государства к экономической «переходной зоне», по С. Хантингтону, способствует как дестаби-лизации автократического режима, так и за-рождению процессов демократизации. Вы-ход же из «переходной зоны» благодаря росту экономики усиливает шансы консолидации демократии. Благодаря модернизации возмо-жен рост среднего класса, заинтересованного в политическом участии [11, c. 237].

Рост экономики непосредственно влияет и на легитимацию демократий. Так, в случае отсутствия у авторитарного (как и демокра-тического) режима положительных эконо-мических результатов по мере приближения к «переходной зоне» теряется его легитим-ность. Экономический же рост побуждает социальных акторов к активному политиче-скому участию [9, c. 28].

Обращают на себя внимание и недо-статки классической теории модернизации. Во-первых, она не может четко определить уровень развития, при котором наиболее ве-роятен переход к демократии. Во-вторых, она не способна объяснить причины демо-кратизации неразвитых обществ, на что об-ратил внимание М. Шмидт, отмечая более чем десятикратную разницу в доходах на душу населения на момент начала процесса демократизации восточноевропейских стран, так называемых новых демократиях третьей волны [23, c. 315]. В-третьих, теория модер-низации не способна объяснить кризис де-мократии, крах демократических систем в Германии межвоенного периода, а также в Аргентине и Чили 1970-х гг. – относительно


развитых в социально-экономическом отно-шении странах. В-четвертых, данная теория не объясняет процесс стимулирования либо торможения демократии с точки зрения куль-туры и религии. Однако среди приверженцев теории модернизации имеются отдельные по-литологи, которые указывают и на религиоз-ные, и на культурные факторы, как показыва-ет яркий пример С. Хантингтона [12, с. 295].

Наконец, в-пятых, теория модерниза-ции способна показать лишь общие долго-срочные тенденции, тогда как определить момент начала демократизации на примере определенного государства в конкретном случае она, к сожалению, не может.

ЗаключениеСистемные теории на вопрос о взаимос-

вязи экономического развития и демократиза-ции дают различные варианты практического ответа на эти вопросы. Представленные ис-следования, в которых затрагивается данный вопрос, можно условно разделить на несколь-ко групп. Первая группа (например, работы С. М. Липсета [13; 14]) определяет эту связь как реальную, взаимообусловленную, поло-жительную. Уровень богатства нации повы-шает степень поддержки населением демокра-тии, так как экономическое развитие связано с качественными изменениями в различных сферах общества, в конечном счете стимули-рующими развитие демократической культу-ры. Наоборот, снижение доходов, ведущее к широкому обеднению масс при наличии узкой привилегированной элиты, лишь укрепляет либо диктаторское правление крайне узкого высшего слоя (олигархию), либо диктатуру, базирующуюся на популизме (тиранию). Сле-довательно, социально-экономические инди-каторы прямо коррелируют с политическим режимом, при этом выступая в качестве необ-ходимых, но и достаточных условий утверж-дения реального демократического режима. Экономическое развитие меняет классовую структуру общества, ибо формирует широкий слой благополучного среднего класса, сни-жает уровень бедности и накала социальной борьбы за счет возрастания степени толерант-ности элиты к требованиям перераспределе-ния. Таким образом, возникает социальное равенство как центральный вопрос не только


в экономическом, но и в политическом плане, обеспечивающее повышение эффективности демократии. Кроме того, положительное зна-чение экономического развития состоит в ро-сте доходов на душу населения, доступности социально-экономических благ.

Вторая группа (труды Б. Мура [15], С. Хан-тингтона [11; 12], Г. О’Доннелла и Ф. Шмит-тера [16]) определяет эту связь как реальную, взаимообусловленную, но негативную. Речь идет об отсутствии обязательного характера утверждения демократического режима при экономическом развитии. Иными словами, мо-дернизация необязательно ведет к демократии. Более того, при определенных условиях она провоцирует установление диктатуры. Следо-вательно, причинно-следственная связь между демократизацией и экономическим развитием признается, но свидетельствует о необходимо-сти выявления других факторов, влияющих на формирование и укрепление демократии. Та-ковыми могут быть классовая структура, по-литическая институционализация, роль элит, политический договор. В частности, согласно Б. Муру, наличие многочисленного обездолен-ного крестьянства и реакционной земельной аристократии провоцирует укрепление тота-литаризма [15, c. 103]. По мнению С. Хантинг-тона, политическая институционализация как процесс усиления многочисленных политиче-ских организаций в обществе делает полити-ческую систему более устойчивой [12, c. 109]. В свою очередь Г. О’Доннелл и Ф. Шмиттер

успешность процесса утверждения демокра-тии связывают с особой ролью правящих элит, а также необходимостью заключения договора между старорежимными центристами и уме-ренными демократами [16, c. 46].

Наконец, третья группа (исследования А. Пшеворского [7], Ф. Лимонджи [21]) и вовсе подвергают сомнению прямую связь экономического развития и демократизации. Демократия не обусловлена социально-эконо-мическим развитием, ибо является случайным результатом эволюции правящего режима. На ее утверждение могут влиять любые факторы, в том числе культурные изменения. Поэтому авторы не признают необратимость установ-ления демократии, хотя ее устойчивость зави-сит в том числе от уровня доходов населения.

Таким образом, теория модернизации ука-зывает не на детерминистскую связь, а лишь на крайне стабильную тенденцию. Это озна-чает, что есть и иным образом объясняемые исключения из этой тенденции [23, c. 295].

С учетом выявленных недостатков тео-рии модернизации нуждаются в проверке как теории, способные восполнить пробелы между экономическими предпосылками и политическими действиями. Какова вероят-ность начала трансформации к демократии, каковы обстоятельства перехода к демокра-тии и ее сохранения? Ответы на данные во-просы следует искать в других теориях. При-мерами могут выступать структуралистские теории трансформации, теории акторов.

Библиографический список1. Алкснис И. Американские исследователи: свободный мир отстает от «авторитарных режи-

мов» [Электронный ресурс]. – URL: https://ria.ru/20190306/1551561021.html. 2. Коротаев А. В. ВВП на душу населения, уровень протестной активности и тип режима:

опыт количественного анализа // Сравнительная политика. – 2016. – T. 7. – № 4. – С. 72–93.3. Коротаев А. В. ВВП на душу населения, интенсивность антиправительственных демон-

страций и уровень образования: кросс-национальный анализ // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз. – 2017. – № 1 (84). – С. 127–143.

4. Коротаев А. В. Экономический рост и социально-политическая дестабилизация : опыт гло-бального анализа // Полис. Политические исследования. – 2017. – № 2. – С. 155–169.

5. Коротаев А. В. Гипотеза Олсона – Хантингтона о криволинейной зависимости между уров-нем экономического развития и социально-политической дестабилизацией: опыт количе-ственного анализа // Социологическое обозрение. – 2017. – Т. 16. – № 1. – С. 9–49.

6. Малоземов С. И. Трансформационные процессы в России: проблемы, тенденции, последствия // Гуманитарий : актуальные проблемы науки и образования. – 2012. – № 4. – С. 41–50.

7. Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. – М. : РОССПЭН, 1999. – 319 с.

8. Роуэн Г. Подводные течения «третьей волны» // Русский журнал [Электронный ресурс]. – URL: http://old.russ.ru/journal/predely/97-11-24/rowen.html.



9. Тарасов Р. С. Инновационные мероприятия таможенной политики как средство развития металлургической промышленности России середины XIX века // Экономическая исто-рия. – 2012. – № 2 (17). – С. 26–31.

10. Щербак С. Гипотеза модернизации и неолиберализм // Социологическое обозрение. – 2018. – Т. 1. – № 3. – С. 291–328.

11. Huntington S. Political Order in Changing Societies. – New Haven : Yale University Press, 1968. – 488 р.

12. Huntington S. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. – London : University of Okhlahoma press, 1991. – 384 р.

13. Lipset S. Political Man: The Social Basis of Politics. – Baltimore : Johns Hopkins University Press, 1981. – 586 p.

14. Lipset S. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy // American Political Science Review. – 1959. – Vol. 53. – No. 1. – P. 69–105.

15. Мооrе В. Soziale Ursprünge von Diktatur und Demokratie : Die Rolle der Grundbesitzer und Bauern bei der Entstehung der modernen Welt. – Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1969. – 634 p.

16. О’Donnell G., Schmitter Ph. Transitions from Authoritarian Rule. Tentative Conclusions about Uncertain Democracies. – Baltimore : Johns Hopkins University Press, 1986. – 81 р.

17. Parsons T. Das Problem des Strukturwandels: eine theoretische Skizze // Zapf. W. Theorien des sozialen Wandels. – Koln ; Berlin : Kiepenheuer & Witsch, 1969. – P. 35–54.

18. Parsons T. Evolutionare Universalien der Gesellschaft // Zapf W. Theorien des sozialen Wandels. Koln ; Berlin : Kiepenheuer & Witsch, 1969. – P. 55–74.

19. Parsons Т. The Social System. – New York : The Free Press, 1951. – 575 p.20. Przeworski A. Some Problems in the Study of Transitions to Democracy // Transitions from

Authoritarian Rule: Prospects for Democracy. – 1986. – Р. 47–63.21. Przeworski A. The Games of Transition // Issues in Democratic Consolidation: The New South

American Democracies in Comparative Perspective. – 1992. – Р. 105–152.22. Przeworski A. Modernization. Theories and Facts // World Politics. – 1997. – Vol. 49. – No. 2. –

Р. 155–183.23. Schmidt M. Demokratietheorien: Eine Einführung. – Opladen : Leske + Budrich, 1995. – 407 p.24. Welzel Ch. Systemwechsel in der globalen Systemkonkurrenz: Ein Evolutionstheoretischer

Erklärungsversuch // Systemwechsel 1: Theorien, Ansätze und Konzeptionen. – 1996. – P. 47–79.

References1. Alksnis I. American researchers: the free world lags behind «authoritarian regimes». URL: https://

ria.ru/20190306/1551561021.html (In Russ.).2. Korotayev A. V. GDP per capita, the level of protest activity and the type of regime : the experience of

quantitative analysis. Sravnitel’naya politika = Comparative politics. 2016. Vol. 7. No. 4. P. 72–93. (In Russ.).

3. Korotayev A. V. GDP per capita, intensity of anti-government demonstrations and level of education cross-national analysis. Politiya : Analiz. Hronika. Prognoz. = Polity : An Analysis. Chronicle. Forecast. 2017. No. 1(84). – P. 127–143. (In Russ.).

4. Korotayev A. V. Economic growth and socio-political destabilization: experience of global analysis. Polis. Politicheskie issledovaniya = Polis. Political research. 2017. No. 2. P. 155–169. (In Russ.).

5. Korotayev A. V. Olson-Huntington hypothesis on the curvilinear relationship between the level of economic development and socio-political destabilization: experience of quantitative analysis. Sociologicheskoe obozrenie = Sociological review. 2017. Vol. 16. No. 1. P. 9-49. (In Russ.).

6. Malozemov S. I. Transformational processes in Russia: problems, trends, consequences. Gumanitarij : aktual’nye problemy nauki i obrazovaniya = Humanities: actual problems of science and education. 2012. No. 4. P. 41–50. (In Russ.).

7. Przeworski A. Democracy and the market. Political and economic reforms in Eastern Europe and Latin America, Moscow, 1999, 319 p. (In Russ.).

8. Rowan G. Underwater currents of the «third wave». Russian magazine. URL: http://old.russ.ru/journal/predely/97-11-24/rowen.html (In Russ.).

9. Tarasov R. S. Innovative measures of customs policy as a means of development of the metallurgical industry of Russia in the middle of the XIX century. Russian Journal of Economic History. 2012. No. 2 (17). P. 26–31. (In Russ.).



10. Shcherbak S. The hypothesis of modernization and neoliberalism. Sociologicheskoe obozrenie = Sociological review. 2018. Vol. 17. No. 3. P. 291–328. (In Russ.).

11. Huntington S. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1968, 488 р.12. Huntington S. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. London, 1991, 384 р.13. Lipset S. Political Man: The Social Basis of Politics. Baltimore, 1981, 586 p.14. Lipset S. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy.

American Political Science Review. 1959. Vol. 53. No 1. P. 69–105. 15. Мооrе В. Soziale Ursprünge von Diktatur und Demokratie : Die Rolle der Grundbesitzer und

Bauern bei der Entstehung der modernen Welt. – Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1969. 634 p.16. О’Donnell G. Transitions from Authoritarian Rule. Tentative Conclusions about Uncertain

Democracies. Baltimore, 1986, 81 р.17. Parsons T. Das Problem des Strukturwandels : eine theoretische Skizze Zapf. W. Theorien des

sozialen Wandels. Koln–Berlin. 1969. P. 35–54.18. Parsons T. Evolutionare Universalien der Gesellschaft Zapf W. Theorien des sozialen Wandels.

Koln–Berlin. 1969. P. 55–74.19. Parsons Т. The Social System. New York. 1951. 575 p.20. Przeworski A. Some Problems in the Study of Transitions to Democracy. Transitions from

Authoritarian Rule : Prospects for Democracy. 1986. Р. 47–63.21. Przeworski A. The Games of Transition. Issues in Democratic Consolidation : The New South

American Democracies in Comparative Perspective. 1992. Р. 105–152.22. Przeworski A. Modernization. Theories and Facts. World Politics. 1997. Vol. 49. No 2. Р. 155–183.23. Schmidt M. Demokratietheorien : Eine Einführung. Opladen, 1995. 407 p.24. Welzel Ch. Systemwechsel in der globalen Systemkonkurrenz : Ein Evolutionstheoretischer

Erklärungsversuch. Systemwechsel 1 : Theorien, Ansätze und Konzeptionen. 1996. P. 47–79.Поступила 21.02.2020.

Сведения об авторахМалоземов Сергей Иванович – кандидат исторических наук, доцент кафедры всеоб-

щей истории, политологии и регионоведения ФГБОУ ВО «Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва». Сфера научных интересов – аграрная политика России в условиях постсоветской трансформации. Автор более 80 науч-ных и учебно-методических публикаций. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-6070-2256.

e-mail: [email protected]Тарасов Роман Сергеевич – кандидат исторических наук, доцент кафедры экономиче-

ской истории и информационных технологий ФГБОУ ВО «Национальный исследователь-ский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва» (Саранск, Россия). Сфера научных интересов – отечественная история. Автор более 40 научных и учебно-методиче-ских публикаций. ORCID: https://orcid.org/0000-0002-5598-5033.


about the authorsSergey i. Malozemov – Сandidate of History, Associate Professor, Department of general

history, political science and regional studies, National Research Ogarev State University. Research interests: agricultural policy of Russia in the post-Soviet transformation. The author has more than 80 scientific and educational publications. ORCID: https://orcid.org/0000-0001-6070-2256.


Roman S. Tarasov – Candidate of History, Associate Professor, Department of economic history and information technology, National Research Ogarev Mordovia State University. Research interests: national history. The author has more than 40 scientific and educational publications. ORCID: https://orcid/org/0000-0002-5598-5033.





УДК: 330.8д. к. стожко

Уральский государственный экономический университет (Екатеринбург, Россия), e-mail: [email protected]

Социально-экономические взгляды П. Б. Струве (к 150-летию со дня рождения)

Введение. В 2020 г. исполняется 150 лет со дня рождения П. Б. Струве, выдающегося российского ученого, экономиста и философа, общественного и политического деятеля. Целью исследования является оценка научного вклада П. Б. Струве в развитие россий-ской социально-экономической мысли с учетом сложившейся новой социальной реаль-ности. Материалы и методы. В исследовании использованы методы анализа, синтеза, обобщений и аксиологии, а также историко-ретроспективный, историко-генетический и герменевтический методы изучения проблемных вопросов истории экономической науки. Исследование базируется на первоисточниках – экономических работах П. Б. Струве и его современников. Результаты исследования. Среди наиболее значимых политико-эко-номических идей П. Б. Струве выделены сформулированные им научные концепции «го-сударства-хозяина» и «человеческой годности». Показаны различия между П. Б. Струве и В. И. Лениным в понимании природы и характера земельной ренты. Выявлен вклад уче-ного в разработку теории цены и вопросов ценообразования. Сделан вывод о политико-экономической сущности и содержании социально-экономических взглядов П. Б. Струве как идеологии экономического гуманизма. Обсуждение и заключение. Отмечены отече-ственные и зарубежные исследования взглядов П. Б. Струве второй половины ХХ – первых десятилетий ХХI в. Дана оценка концепции макроэкономического (ценового) равновесия П. Б. Струве в сравнении с аналогичными идеями А. Маршалла, А. Парето, Л. Вальраса, Дж. Р. Хикса. Выделены основные этапы в эволюции социально-экономических взглядов П. Б. Струве.Ключевые слова: государство-хозяин, либеральный консерватизм, личная годность, экономи-ческий гуманизм.Для цитирования: Стожко Д. К. Социально-экономические взгляды П. Б. Струве (к 150-летию со дня рождения) // Экономическая история. – 2020. – Т. 16. – № 2. – С. 203–214. DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.203-214

Dmitrii K. StozhkoUral State University of Economics (Ekaterinburg, Russia), e-mail: [email protected]

Socio-economic views of P. B. Struve (to the 150th anniversary of his birth)

introduction. In 2020 marks the 150th anniversary of the birth of P. B. Struve, an outstanding Russian scientist, economist and philosopher, public and political figure. The aim of the study is to evaluate the scientific contribution of P. B. Struve to the development of Russian socio-economic thought, taking into account the existing new social reality. Materials and Methods. The study used the methods of analysis, synthesis, generalizations and axiology, as well as historical and retrospective, historical and genetic and hermeneutical methods of studying problematic issues in the history of economic science. The study is based on primary sources: the economic works of P. B. Struve himself and his contemporaries. Results. Among the most significant political and economic ideas of P. B. Struve, the scientific concepts formulated by him of the “state-master” and “human fitness” are highlighted. The differences between P. B. Struve and

© Стожко Д. К., 2020



V. I. Lenin in understanding the nature and nature of land rent are shown. The scientist’s contribution to the development of price theory and pricing issues is revealed. The conclusion is drawn on the political and economic essence and content of the socio-economic views of P. B. Struve as an ideology of economic humanism. Discussion and conclusion. Domestic and foreign studies of the views of P. B. Struve of the second half of the 20th and the first decades of the 21st centuries are noted. The assessment of the concept of macroeconomic (price) equilibrium by P. B. Struve in comparison with similar ideas of A. Marshall, A. Pareto, L. Walras, J. R. Hicks is given. The main stages in the evolution of the socio-economic views of P. B. Struve are highlighted.Keywords. The host state, liberal conservatism, personal fitness, economic humanism.For citation: D. K. Stozhko. Socio-economic views of P. B. Struve (to the 150th anniversary of his birth). Ekonomicheskaya istoriya = Russian Journal of Economic History. 2020; 16(2): 203–214. (In Russ.). DOI: 10.15507/2409-630X.049.016.202002.203-214.

ВведениеВ 2020 г. исполняется 150 лет со дня рож-

дения крупного российского политического и общественного деятеля, ученого-экономи-ста и философа П. Б. Струве (1870–1944). Его политические и социально-философ-ские взгляды давно и основательно изучены, но социально-экономические воззрения все еще требуют серьезного осмысления. Осо-бенно в контексте новых проблем, стоящих перед российской экономикой [1; 12], и со-временных институциональных трансфор-маций [2; 3; 7]. Именно в этих воззрениях П. Б. Струве обнаруживаются истоки его знаменитой телеологической концепции «государства-хозяина» и идеи «человече-ской годности». Обе теории рассматрива-лись их автором в контексте менявшегося в начале ХХ в. общественно-экономического уклада [8; 15], что также представляет инте-рес для современного состояния националь-ного хозяйства.

В свете современных идеологических и политических дискуссий выводы и оцен-ки П. Б. Струве о роли государственного хозяйства и государства в национальной экономике, а также о роли личности в со-циально-экономическом развитии выглядят крайне актуальными.

МетодыВ исследовании использованы методы

анализа, синтеза, обобщений и аксиологии, а также историко-ретроспективный, исто-рико-генетический и герменевтический методы изучения проблемных вопросов истории экономической науки. Исследова-ние базируется на первоисточниках – эко-

номических работах П. Б. Струве и его со-временников.

РезультатыВ развернувшейся в начале ХХ в. острой

полемике о будущем социально-экономиче-ском развитии России определенную роль сыграли первые экономические сочине-ния П. Б. Струве. Прежде всего, его статья «Оценка капиталистического развития в России» (1893) и книга «Критические за-метки к вопросу об экономическом разви-тии России» (1894). В этих работах автор подверг сомнению идею, что в порефор-менной России действие законов капитали-стической экономики будет сопровождать-ся сильным расслоением крестьянства, массовым его разорением и обнищанием, как это происходило в западноевропейских странах несколько ранее, в начале и середи-не ХIХ в.

П. Б. Струве, в частности, полагал, что в нашей стране процесс капитализации экономики будет идти быстрее в сфере промышленного развития и медленнее в аграрном секторе, в деревне. Последнее обстоятельство он связывал с патриархаль-ным укладом, общинными традициями крестьянства.

Вспомним, что в 1893 г. (когда была опубликована первая статья) еще не нача-лись реформы С. Ю. Витте и П. А. Столы-пина, вопрос о разрушении крестьянской общины даже не стоял в повестке дня. Следовательно, в контексте реальной эко-номической политики и социально-эконо-мической ситуации того времени суждения П. Б. Струве имели под собой весьма се-




рьезные основания. Он также полагал, что процесс капитализации российской про-мышленности может быть осуществлен столь же безболезненно, как и в Соединен-ных Штатах Америки, т. е. без массовой пролетаризации крестьянства.

Подчеркнем, что П. Б. Струве писал, что все это может так происходить, а не-обязательно так произойдет, вот в чем суть вопроса. Поэтому совершенно непонят-ной была высказанная Ф. Энгельсом отри-цательная оценка взглядов П. Б. Струве, в частности, его несогласие с предположе-нием русского экономиста о возможных тенденциях экономического развития Рос-сии. По мнению Ф. Энгельса, П. Б. Струве упустил тот факт, что США с самого начала уже были буржуазной страной, тогда как Россия таковой только-только становилась. Отсюда и вывод Ф. Энгельса о том, что «в России эта перемена должна носить гораз-до более насильственный и резкий харак-тер и сопровождаться несравненно боль-шими страданиями, чем в Америке» [13, с. 128]. Насчет «с самого начала» Ф. Энгельс ошибся: вряд ли можно называть капитали-стической страну, в которой на протяжении 250 лет существовало рабство. Но в прогно-зе он оказался абсолютно прав.

Следует напомнить, что насильственный и несравненно резкий характер имела пере-мена совершенно иного рода: не капитали-зация российской промышленности в начале ХХ в. и даже не разрушение крестьянских общин, а переход к социализму, сопрово-ждавшийся Гражданской войной и массовы-ми репрессиями конца 30-х гг. ХХ в.

Этот тотально организованный экспери-мент в России привел к действительному обнищанию народных масс. Речь здесь идет не только о первоначальных издержках та-кого перехода (голод, разруха, Гражданская война), а о конечных результатах (тоталь-ный дефицит, коррупция и казнокрадство чиновников, хозяйственный застой и пре-дательство политической элиты, ставшие причинами распада великой страны).

Известно, что формальное причисле-ние П. Б. Струве к категории «легальных

марксистов» было осуществлено именно В. И. Лениным и, вслед за ним, всей совет-ской историографией совершенно вопреки фактам и самооценке П. Б. Струве.

Марксисты, как известно, выступали с идеей осуществления социалистической ре-волюции и построения социалистического общества. Конечно, одним этим смысл марк-сизма не исчерпывается. В истории были и социалисты – не марксисты (утописты). Но для марксиста идея социалистической революции – это символ веры. П. Б. Стру-ве никогда эту идею не разделял. Выступая за эволюционный характер общественного развития, он, в частности, писал: «Я нароч-но не употребляю слова “социализм”, хотя идея безответственного равенства часто проповедовалась и проповедуется и на Запа-де, и у нас под этой популярной кличкой, в которую каждый влагает свой смысл... Рус-ская интеллигенция воспитывалась на идее безответственного равенства. И потому она никогда не способна была понимать самого существа экономического развития обще-ства. Ибо экономический прогресс общества основан на торжестве более производитель-ной хозяйственной системы над менее про-изводительной системой, а элементом более производительной системы является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой степенью годности» [18, с. 77].

Это суждение относится к 1908 г., т. е. именно к тому периоду, когда «либераль-ный марксист» П. Б. Струве постепенно отошел от ранних социал-демократических ориентаций и становился конституцион-ным демократом. Более того, он выявил определенные противоречия между первым и третьим томом «Капитала» К. Маркса и еще в 1900 г. выступил с открытой кри-тикой марксистской теории прибавочной стоимости, опубликовав статью «Основная антиномия трудовой теории стоимости».

В основе социально-экономических суждений автора всегда красной нитью проходила не классовая идея, а идея о лич-ной годности человека. П. Б. Струве на этот счет писал: «Личная годность есть совокуп-ность определенных духовных свойств: вы-


держки, самообладания, добросовестности, расчетливости. Прогрессирующее обще-ство может быть построено только на идее личной годности как основе и мериле всех общественных отношений» [18, с. 76–77].

Обращает на себя внимание, что в пони-мании автором личной годности человека, в том числе в сфере хозяйственной деятель-ности, расчетливость занимает последнее место, тогда как наиболее важными призна-ками выступают такие характеристики лич-ности, как выдержка, самообладание, добро-совестность. Эта иерархия характеристик отнюдь не была случайной. П. Б. Струве по-стоянно воспроизводит ее в других работах.

Определенный интерес представляют суждения П. Б. Струве о социализме. Он отмечал, что «есть два социализма». Один – это философский социализм. В его основе «лежит идея общества, государства, сло-вом, социального целого как единого, само-довлеющего, абсолютного организма, как реальности, стоящей над личностями и ими в своих интересах пользующейся». Но есть и научный социализм, в основе которого ле-жит постулат о верховной ценности лично-сти и служебном значении социального ор-ганизма, общества, государства [19, с. 88]. П. Б. Струве разрабатывал собственную концепцию нового общественного устрой-ства, при котором подлинным носителем культуры являются личность работника, а не абстрактно понимаемое общество, в котором личность не имеет по отношению к обществу служебного значения. Рассуж-дая об экономике, ученый полагал, что ее нельзя сводить исключительно к технике добывания средств для существования. От-вергая такую упрощенную точку зрения, П. Б. Струве рассматривал экономику как определенный способ организации хозяй-ственной деятельности человека, как осо-бую (практическую) сферу его духовной деятельности. Разрывать же общество и личность, противопоставлять их друг дру-гу, выводить из этого противопоставле-ния идею о классовой борьбе, по мнению П. Б. Струве, было лженаучно и, что самое важное, аморально.

Понимая необходимость существования государства, П. Б. Струве отказывался от анархистских идей его упразднения и пред-лагал развивать народное самоуправление в рамках и под эгидой государства. Основная цель такого государства – поддержка и раз-витие народного самоуправления. Понятно, что эта мысль П. Б. Струве берет начало в духовном опыте русского народа, опирается на вечевую практику и народную вольницу, традиции крестьянского мира и земского движения. Именно поэтому предназначение государства ученый видит в том, чтобы спо-собствовать развитию народного самоуправ-ления. Основа такого самоуправления – это прежде всего земские учреждения (собра-ния, управы и т. д.). Именно они должны были, по мысли ученого, заниматься соци-альными и хозяйственными вопросами на местах. Попытки их политизации он не одо-брял. Политика – это удел государственной власти.

Именно поэтому «государственниче-ский подход» вылился у П. Б. Струве в теле-ологическую концепцию государственного хозяйства. Этим термином ученый обозна-чал не принадлежность объектов хозяй-ственного назначения государству, а модель хозяйства, при которой наблюдается отече-ское (патерналистское) отношение государ-ства к работникам. Продолжая традицию, заложенную в истории отечественной эко-номической мысли еще И. Т. Посошковым, А. Л. Ордын-Нащокиным и другими авто-рами, П. Б. Струве рассуждал о протекци-онистском государстве. Какое же отеческое отношение может быть, если у государства нет его главы – царя? Разве демократия сама по себе цель? Нет, она – только сред-ство развития народного самоуправления, рассуждал П. Б. Струве.

В связи с этим он напоминал, что часто социалистические идеи возникали как ре-акционные. Ученый указывал, что социали-стические лозунги изначально были связаны с реакционной идеологией разрушения и на-силия. Это в полной мере относится к иде-ям таких ранних социалистов, как Г. Бабеф, Т. Дезами, Э. Кабе, Г. Мабли, Ж. Мелье и др.



Именно распространение идей социализ-ма в конце XVIII – начале ХIХ в. в Европе породило якобинский террор во Франции, та-кие фигуры, как Ж. Ж. Дантон, М. Робеспьер, Ж.-П. Марат, Л. А. Сен-Жюст, закончившие свои дни в качестве жертв собственного на-силия. В России эти идеи (по существу, идеи мелкобуржуазного социализма, кото-рый раньше традиционно ассоциировался с идеями народной демократии) подхватили Н. И. Новиков, А. Н. Радищев и др.

Позднейшее распространение марксиз-ма в Европе, также основанного на клас-совом насилии, по мнению ученого, лишь обнаружило скрытые ранее пороки преж-ней социалистической идеологии, которая «ничего не предлагает, как сделать, а толь-ко, как поделить». Полагая, что наконец-то «приспел кризис марксизма» [19, с. 87], ученый ставит перед собой задачу разра-ботать научные представления о подлинно справедливом и гуманном общественном устройстве.

Утверждения П. Б. Струве о наступи-вшем кризисе марксизма оказались поспеш-ными. России понадобилось более семи десятилетий, чтобы понять простую исти-ну: без личной годности, без личной ответ-ственности, без терпимости друг к другу и без добросовестности нельзя создать более производительную и более эффективную социально-экономическую систему, чем ры-ночная капиталистическая экономика.

Мотив свободы человека, его личной годности и личной ответственности про-ходит через все творчество П. Б. Струве. В известном сборнике «Вехи» он поместил статью «Интеллигенция и революция», в которой писал: «Интеллигенции необходи-мо пересмотреть все свое миросозерцание и в том числе подвергнуть коренному пере-смотру его главный устой – то социалисти-ческое отрицание личной ответственности, о котором мы говорили выше» [20, с. 149].

П. Б. Струве прямо заявлял, что неграмот-ность, праздность и безверие служат причи-ной социального отчуждения между людьми. Нужно отметить, что с позиции экономиче-ской науки наиболее важным в дореволюци-

онный период творчества П. Б. Струве было его внимание именно к мотивационной сто-роне трудовой деятельности людей. В 1900 г. П. Б. Струве выступил за пересмотр некото-рых традиционных положений политической экономии, указывая на исключительную важ-ность мотивационного аспекта хозяйствен-ной деятельности: «Для политической эко-номии как науки об объективных явлениях современного менового хозяйства нет ника-кой другой закономерности, кроме той, кото-рая «покоится на тождественных действиях индивидов, руководствующихся хозяйствен-ными мотивами: нет, стало быть, для нее (и не может быть) никакой исходной точки, кроме “мотивации” хозяйственных действий. Все объективные явления так называемого “на-родного хозяйства” суть объективации этих тождественных действий и их свободной игры» [19, с. 147].

«Свободная игра» «тождественных дей-ствий» с учетом того обстоятельства, что речь идет о личностно годных и социально ответственных участниках экономических отношений, вовсе не выглядит анархией, беспредельной рыночной конкуренцией или чем-то подобным.

Вполне органично из личностного под-хода к экономическим проблемам вытекает у П. Б. Струве его теория государства-хозя-ина. Дело в том, что государство П. Б. Стру-ве рассматривает как сверхличность, живой организм.

П. Б. Струве писал: «Государство есть “организм”. Я нарочно беру это слово в ка-вычки... Можно как угодно разлагать госу-дарство на атомы и собирать его из атомов, можно объявить его “отношением” или системой “отношений”. Это не уничтожа-ет того факта, что психологически всякое сложившееся государство есть как бы не-кая личность, у которой есть свой верхов-ный закон бытия» [21, с. 391]. Таким за-коном автор считал стремление всякого нормального и здорового государства быть могущественным. Категория могущества у П. Б. Струве разлагается на внешнюю и внутреннюю стороны. Внешнее могуще-ство означает способность сохранить госу-



дарство, его целостность, суверенитет, про-тивостоять внутренним и внешним врагам; внутреннее могущество означает обеспече-ние мощного хозяйственного подъема стра-ны, высокого уровня жизни и «сбережение народа» (термин М. В. Ломоносова).

«Нужно, – писал П. Б. Струве, – чтобы создался в стране такой экономический простор, при котором все чувствовали бы, что им находится место “на пиру жизни”» [22, с. 66].

Концепция государства-хозяина носит у П. Б. Струве телеологический (предметно-целевой) характер. Неслучайно важнейши-ми в его экономических работах были во-просы формирования и совершенствования экономической нравственности, морали, психологии, культуры хозяйства, эконо-мической политики. Только при развитии этих факторов можно всерьез говорить о роли личности в хозяйственном развитии и об индивидуальном подходе к оценке ре-зультатов хозяйственной деятельности кон-кретных субъектов экономики как таковом. По мнению П. Б. Струве, экономическая свобода есть проявление хозяйственной ответственности людей. Раскрывая прин-ципиальные различия между разными ин-терпретациями социализма, П. Б. Струве фактически отстаивал идеал гуманного и социально справедливого общества.

Учитывая преимущественно аграрный характер национальной экономики Рос-сии в начале ХХ столетия, П. Б. Струве особое внимание уделял вопросам аграр-ного развития страны, проблемам землев-ладения и землепользования. Эти взгля-ды резко критиковал В. И. Ленин. Если П. Б. Струве полагал, что «экономическая рациональность» в сельском хозяйстве оз-начает «наивысшую ренту», то В. И. Ленин, соглашаясь, тут же добавляет, что «рента предполагает буржуазную организацию земледелия» [11, с. 391]. Против заявления о том, что рента будто бы неизбежно пред-полагает именно буржуазную (т. е. капи-талистическую) организацию земледелия, можно и нужно возразить. Если земельная рента, независимо от ее формы, размера и

характера, появилась задолго до возникно-вения капитализма (а так оно и было), то ленинские рассуждения несостоятельны. Барщину и оброк, о которых писали в свое время российские народники, способом из-влечения такой земельной ренты, «ренто-образующими» отношениями В. И. Ленин почему-то не считал. Весь пафос ленинской «критики» в данном вопросе объясняется тем, что П. Б. Струве не характеризовал земледелие с точки зрения его обществен-но-экономической организации. Иначе го-воря, «не характеризовал той новой формы классового антагонизма, которая складыва-ется при этом» [11, с. 409].

Естественно, В. И. Ленина возмущало и то обстоятельство, что П. Б. Струве находил учение немецкого экономиста Ф. Листа о развитии капитализма более убедительным, чем точка зрения К. Маркса, и свидетель-ствующим о том, что капитализм является исторически неизбежным и даже «закон-ным» явлением в широком смысле слова.

Однако вспомним, что буквально через десять лет после этой «критики» В. И. Ленин забудет свои ранние романтические представ-ления о возможности всемирно-историческо-го развития человечества, минуя капитализм. Он признает, что капитализм действительно есть более передовая и эффективная по срав-нению с прошлыми системами организация экономики. Он сделает все тот же вывод, который сделали в свое время К. Маркс и Ф. Энгельс и которому не противоречил П. Б. Струве: раньше, чем капитализм не рас-кроется полностью, не отдаст все, что может, не исчерпает себя, его уничтожение будет прямым насилием над историей. Насилием бессмысленным, как в экономическом, так и в любом другом аспекте.

Что касается критики народничества, данной В. И. Лениным, она оказалась в научном плане слабее той, которую дал П. Б. Струве. Это утверждение можно от-нести и к постановке проблемы аграрного перенаселения в нашей стране. П. Б. Стру-ве сделал вывод, что само по себе аграр-ное перенаселение не связано в основе с капитализацией хозяйства, оно даже не



является результатом развития товарного производства. Перенаселение наступило бы и без товарного хозяйства: оно носит не капиталистический, а естественно-истори-ческий характер – так понял и интерпрети-ровал проблему аграрного перенаселения П. Б. Струве. Там, где наблюдается демо-графический рост, спрос на землю, есте-ственно, растет и ее доходность (рента) также растет. Вот и весь разговор по поводу аграрного перенаселения.

В. И. Ленин в свою очередь развил це-лую систему аргументов в опровержение этого тезиса. Впоследствии П. Б. Струве обвинили в попытках соединить мальтузи-анские представления о народонаселении с марксизмом. Однако в действительности П. Б. Струве ничего и никого «не соединял» и нигде не ставил такой задачи, он лишь от-метил, что «недостаточное производство – основной доминирующий факт нашего на-родного хозяйства». Эти слова и использовал В. И. Ленин [11, с. 437]. Кроме того, П. Б. Стру-ве обращал внимание на малоземелье, пони-мая под этим термином ограниченность земли как производственного ресурса. В современ-ной России мы вновь наблюдаем эту картину: до 44 % сельскохозяйственных угодий сегодня вообще выпадает из хозяйственного оборота по естественным причинам.

В противовес аргументам П. Б. Струве В. И. Ленин вслед за К. Марксом отрицал пе-ренаселение как общий естественно-истори-ческий процесс и связывал его исключитель-но с капиталистическим развитием. В итоге B. И. Ленин назвал голословными утверж-дения П. Б. Струве о том, что аграрное перенаселение связано с несоответствием размножения людей со средствами их суще-ствования, и сделал следующее заключение: «Результаты, к которым нас привел разбор первой части VI главы книги Струве, посвя-щенной характеру перенаселения в земле-дельческой России, можно сформулировать следующим образом. Мальтузианство г-на Струве не подкреплено никакими факти-ческими данными и основано на методоло-гически неправильных догматических по-сылках; перенаселение в земледельческой

России объясняется господством капитала, а не отсутствием соответствия между раз-множением и средствами существования на-селения; положение г-на Струве о натураль-но-хозяйственном характере перенаселения верно только в том смысле, что земледель-ческий капитал задерживается в неразвитых и потому особенно тяжелых для произво-дителя формах переживанием крепостниче-ских отношений» [11, с. 441]. Все остальные ошибки, а их В. И. Ленин скрупулезно на-считал еще три, связаны с этими главными «просчетами» П. Б. Струве.

Тем не менее работа П. Б. Струве «Кри-тические заметки к вопросу об экономи-ческом развитии России» стала первой и весьма объективной критикой социально-экономической идеологии народничества, данной не с позиций классовой идеологии, а с позиций экономического гуманизма.

Второй этап в творчестве П. Б. Стру-ве как экономиста связан с экономиче-ской реформацией, аграрными реформами С. Ю. Витте, П. А. Столыпина (1906–1911) и приближением России к Первой миро-вой войне. На этом этапе он всерьез за-нимался вопросами изучения экономиче-ской политики и хозяйственной стратегии. В частности, поддерживал программу пред-ставителей промышленности и торговли по подъему производства на основе широких займов (программа Г. А. Крестовникова).

При этом П. Б. Струве доказывал недо-статочность политики С. Ю. Витте и кри-тиковал политику бюджетной экономии В. Н. Коковцова [25, с. 94–98]. Крупнейшей вехой на пути эволюции социально-эконо-мических взглядов П. Б. Струве стал выход в 1913 г. книги «Хозяйство и цена», где ав-тор попытался пересмотреть традиционную трактовку ценности и некоторых других экономических категорий, акцентируя вни-мание на их субъективно-психологическом характере. Он отверг как бессмысленную и даже вредную идею всеобщего экономи-ческого равенства. Он также отверг идею универсального значения стоимостного от-ношения, тезис о превращении стоимостей товаров в цену производства. Высказался



П. Б. Струве и против марксистской теории выравнивания нормы прибыли в различных отраслях хозяйства до средней величины. Первичной категорией экономических рас-суждений П. Б. Струве вполне определен-но становится не товар, как в марксизме, а субъективная хозяйственная ценность, из которой он выводил далее целую систему понятий, составляющих экономическое со-держание телеологической концепции госу-дарства-хозяина.

Цена выступает в рассуждениях П. Б. Стру-ве в качестве основной хозяйственной эконо-мической категории. Рассматривая цену как важнейшее экономическое отношение между субъектами рыночной экономики, П. Б. Стру-ве полагал, что цена как экономическое отно-шение есть одновременно психологический акт, который осуществляет личность в каче-стве хозяйствующего субъекта. Предвари-тельная оценка товара производителем или покупателем в действительности как бы пред-шествует формированию отношений цены, обмену, купли-продажи произведенного про-дукта. «Никакого равенства, предшествующе-го обмену, – пишет П. Б. Струве, – нет и быть не может. Совершенно ясно, что с этой точки зрения ценность вовсе не управляет ценами. Образованию цен предшествуют, в конечном счете, только психические оценки. Ценность же образуется из цен» [23, с. 91].

Из индивидуальных цен, по логике П. Б. Струве, складываются «типические цены», т. е. наиболее характерные, частые и «правильные» случаи цены, которая фикси-руется уже как общественный опыт, обще-ственное явление. Такая цена приобретает характер объективной общественной связи между людьми потому, что уже выражает «всеобщую оценку», уже «не субъективное суждение» о цене товаров, а «объективную его экспертизу» [23, с. 94].

Различая категории «цена» и «цен-ность», П. Б. Струве относил цену к разря-ду экономических категорий, а ценность – к психологии. Отсюда следовал вывод, что ценность есть понятие идеальное. Но цена выступает как воплощенная в продукте ценность, как состоявшийся обмен (факт).


Налицо все тот же диалектический подход в различении сущего и должного, наших индивидуальных представлений о продукте (ценности) и объективном характере этого продукта (цене). Эта разница, по мнению ученого, предопределяет соотношение между всеми хозяйствующими субъектами и всеми обмениваемыми благами в эконо-мике [23, с. 87–88].

Совершенно правомерно утверждение, что «психологическая теория ценности тем самым получает объективное истолкование и становится основой понимания всех про-исходящих в обществе хозяйственных про-цессов, покоящихся на мотивации хозяй-ственных действий и их свободной игры» [28, с. 252]. Добавим, что ценностная тео-рия П. Б. Струве есть способ интерпрета-ции сущности и характера хозяйствующей личности, самооценки ее потребностей и интересов, без которого трудно представить сознательно функционирующего предпри-нимателя и работника.

Крайне важно для глубокого понимания политико-экономического значения «психо-логической теории ценности» П. Б. Струве необходимо отметить и еще одно обстоятель-ство. Данная теория не просто «получает объ-ективное истолкование», как пишет Н. С. Шу-хов, но получает адекватное обоснование. Хотя П. Б. Струве и указывал, что «ценность есть понятие идеального или должного», он вовсе не исключал ценность и как сущее, как реальный факт. Реальный факт, сущее, есть всегда предметность, и на этом основании оно выступает как общественное отношение.

Согласно рассуждениям П. Б. Стру-ве, предметность ценностного отношения (ощущения) вовсе не равнозначна и не тож-дественна оценочной ориентации, она ни в пространстве, ни во времени не совпадает с оценочной ориентацией хозяйствующего субъекта. Ценностное отношение (ощуще-ние) начинается как психическая модуляция личности. Эта модуляция вызывает ответное воздействие как со стороны вещей (напри-мер, вредное для глаз пользователя излуче-ние экрана или возникновение у индивида аллергических реакций от запаха духов),


так и со стороны других людей (например, реакция окружающих на используемые ин-дивидом духи или грохочущую стереоуста-новку). Посредством этих действий форми-руется и общественное отношение цены.

Отсюда следует, что психологическая теория ценности не является исключитель-но психологической или идеалистической. Процесс развития отношения (ощущения) ценности в социальное отношение цены в рассуждениях П. Б. Струве подразумевает необходимость общественной координации своих интересов всеми участниками эконо-мических отношений. От эффективности такой координации зависит формирование общего экономического равновесия.

Однако проблема макроэкономическо-го равновесия в рассматриваемой работе П. Б. Струве сведена фактически к пробле-ме ценового равновесия. Это, безусловно, обедняет постановку проблемы экономи-ческого равновесия в сравнении с работами таких экономистов, как А. Маршалл, А. Па-рето, Л. Вальрас, Дж. Р. Хикс и др. Тем не менее это была одна из первых и весьма успешных попыток анализа экономическо-го (ценового) равновесия в отечественной экономической науке.

ОбсуждениеСуществует мнение, что идеи П. Б. Стру-

ве были «разгромлены» благодаря ленин-ской критике и потому уже не актуальны [1, с. 66–67]. Это категоричное утверждение опровергается множеством исследований идей П. Б. Струве в отечественной литера-туре конца ХХ в. [2–6] и начала ХХI столе-тия [7–10]. Известное внимание уделялось и уделяется идеям П. Б. Струве и зарубеж-ными авторами [27; 29; 30]. Попробуем ра-зобраться в переосмыслении «струвизма» и его переоценке нашими современниками.

Ответы на данный вопрос могут быть разными. Известно, что В. И. Ленин ценил идеи П. Б. Струве, касающиеся критики народничества. Как и всегда, лидер боль-шевиков брал у современников только то, что ему было полезно. Такая вивисекция не имела ничего общего со взвешенной и ком-плексной оценкой «струвизма».

Действительно, П. Б. Струве первым дал критику народничества, ответив на книгу Н. Ф. Даниельсона «Очерки нашего пореформенного хозяйства» (1893) серией рецензий. Далее последовали рецензии на книги В. П. Воронцова «Судьбы капитализ-ма в России» (1882) и «Судьба капитали-стической России» (1907).

Сегодня многие идеи П. Б. Струве вновь оказались в центре научных исследований, особенно в контексте обострения социаль-ных [2; 5], национальных [17; 26] и куль-турных [3; 15] проблем. Постепенно растет внимание и к П. Б. Струве как экономисту. Внимание к идеям П. Б. Струве в нынеш-них условиях объясняется теми существен-ными деформациями, к которым привела капитализация российской экономики за последние 30 лет. Однако работ по эконо-мическим взглядам П. Б. Струве остается все еще крайне мало.

ЗаключениеВ послереволюционный период, под-

водя итоги военного коммунизма, привед-шего к всеобщему оскудению в стране, П. Б. Струве оценил пролетарский социа-лизм и коммунизм как теоретические док-трины, способствовавшие небывалому экономическому и нравственному регрессу народа, тектоническому разладу не толь-ко хозяйства, но и психологии и сознания русских людей. После 1917 г. его критика в адрес большевизма и социализма стала лишь более резкой, предметной; религиозные на-строения усилились, став своеобразной за-щитной реакцией на то, что переживал весь российский народ да и сам П. Б. Струве, ока-завшийся от него оторванным.

Об этом свидетельствуют его работы «Размышления о русской революции» (Со-фия, 1921), «Итоги и существо коммунисти-ческого хозяйства» (Берлин, 1921) др. Так, оценивая итоги первых лет советской вла-сти, автор писал: «К какому экономическо-му состоянию пришла Россия в результате коммунистической революции? На это язык объективных цифр и фактов отвечает с по-трясающей ясностью: содержанием комму-нистической революции была неслыханная



в мировой истории грандиозная экономиче-ская реакция» [24, с. 154].

Описывая хозяйственные процессы на-кануне перехода к новой экономической политике, П. Б. Струве отмечал: «Наиболее мелкие предприятия своим мелким разме-ром спасаются от национализации, убива-ющей самый нерв предприятия, личную инициативу и личный интерес владельца. Но помимо этого сморщился сам масштаб всей хозяйственной жизни, она настолько обмелела, что в ней уже не могут держаться и крупные предприятия» [24, с. 195]. Про-

гноз П. Б. Струве был однозначен: либо катастрофа, либо «необходимо идти на вы-учку к капиталистам».

Незадолго до смерти В. И. Ленин не-вольно признал правоту этого прогноза и выдвинул тезис о необходимости учиться у капиталистов ведению хозяйства. В работе «О кооперации» он «коренным образом» пересмотрел все прежние представления о сущности социализма как «централизован-ной единой фабрике труда» и сделал вывод, что социализм – это строй цивилизованных кооператоров. Лучше позже, чем никогда.

Библиографический список1. Беспалов С. В. П. Б. Струве о капиталистическом развитии России на рубеже ХIХ–ХХ вв. //

Россия и современный мир. – 2009. – № 4 (65). – С. 179–191.2. Бучич М. Л. П. Б. Струве: свобода и прогресс в России // Вестник Нижегородского госу-

дарственного университета им. Н. И. Лобачевского. Серия : Социальные науки. – 2004. – № 1. – С. 111–116.

3. Варпетян А. Э. Особенности культурно-экономического развития России в воззрениях П. Б. Струве // Вестник Тверского государственного технического университета. Серия : На-уки об обществе и гуманитарные науки. – 2017. – № 1. – С. 52–57.

4. Гайденко П. П. Под знаком меры (либеральный консерватизм П. Б. Струве) // Вопросы фи-лософии. – 1992. – № 12. – С. 54–64.

5. Гнатюк О. Л. Струве как социальный мыслитель. – СПб. : СПбГТУ, 1998. – 376 с.6. Жукова В. Н. Идеи либерального консерватизма П. Б. Струве // Политика, культура, религия,

социализм. – М. : Республика, 1997. – С. 4–11.7. Ипполитов Л. М. Институциональная теория хозяйства П. Б. Струве // Экономический жур-

нал. – 2008. – № 3 (13). – С. 202–221.8. Кантор В. К. Петр Струве: Великая Россия или утопия, так и не ставшая реальностью // Вест-

ник русской христианской гуманитарной академии. – 2010. – Т. 11. – Вып. 4. – С. 161–178.9. Колеров М. А., Плотников Н. С. Творческий путь П. Б. Струве // Вопросы философии. –

1992. – № 12. – С. 89–95.10. Кутаренкова Т. С. П. Б. Струве – редактор газеты «Возрождение» // Вестник Российского

государственного гуманитарного университета. Серия : Литературоведение, языкознание, культурология. – 2011. – № 6 (68). – С. 76–85.

11. Ленин В. И. Собрание сочинений. – М. : Политиздат, 1953. – Т. 1. – 513 с.12. Лобас Е. В., Савченко М. М. Внешнеторговая и таможенная политика в концепции россий-

ской модернизации П. Б. Струве // Вестник Московского гуманитарно-экономического ин-ститута. – 2015. – № 4. – С. 22–27.

13. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. – М. : Политиздат, 1966. – Т. 39. – 713 с.14. Мрачковская И. М. К истории ленинского этапа в политической экономии. – М., 1987. – 240 с.15. Новиков А. И. Проблема возрождения России в социально-философской концепции

П. Б. Струве // Возрождение культуры России: истоки и современность. – СПб. : Знание, 1993. – Вып. 1. – С. 71–77.

16. Рыбина З. В. Вклад П. Б. Струве в развитие концепции общественно-экономического уклада // Азимут научных исследований: экономика и управление. – 2016. – Т. 5. – № 3. – С. 170–172.

17. Сиземская И. Н. П. Б. Струве об экономической европеизации России // Философия и куль-тура. – 2013. – № 4 (64). – С. 449–462.

18. Струве П. Б. Интеллигенция и народное хозяйство // Вопросы философии. – 1992. – № 12. – С. 76–79.

19. Струве П. Б. Индивидуализм и социализм // Вопросы философии. – 1992. – № 12. – C. 87–89.20. Струве П. Б. Интеллигенция и революция // Вехи: Интеллигенция в России : сборник ста-

тей. 1909–1910. – М., 1991. – С. 136–152.



21. Струве П. Б. К критике основных проблем и положений политической экономии // Жизнь. – 1900. – № 3. – С. 361–392.

22. Струве П. Б. Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества // Вопросы философии. – 1992. – № 12. – С. 64–69.

23. Струве П. Б. Хозяйство и цена. – М., 1913. – Ч. 1. – 530 с.24. Струве П. Б. Итоги и существо коммунистического хозяйства // Образ будущего в русской

социально-экономической мысли конца ХIХ – начала ХХ века. Избранные произведения. – М. : Республика, 1994. – С. 155–172.

25. Струве П. Б. Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. – М. : Республика, 1997. – 527 с.

26. Усачева Ю. С. Проблемы национализма и патриотизма в трудах П. Б. Струве // Вестник СПбГУ. – 2011. – Сер. 2, вып. 2. – С. 72–78.

27. Цзяньхуа Чжан. Поиск «Вех либерализма»: раздумья П. Б. Струве о русской революции // Вестник СПбГУ. – 2007. – Сер. 2, вып. 2. – С. 78–84.

28. Шухов Н. С. Политическая экономия социализма в 20-е годы. – М., 1991. – 311 с.29. Рiреs R. Stгuvе. Libеrаl оn thе Lеft. 1870–1905. – Саmbridgе : Hаrwаrd University Press, 1970. –

429 p.30. Рiреs R. Struvе. Libеrаl оn thе Right. 1905–1907. – Саmbridgе : Hаrwаrd University Press,

1980. – 526 p.References

1. Bespalov S. V. P. B. Struve on the capitalist development of Russia at the turn of the nineteenth and twentieth centuries. Rossiia i sovremennyi mir = Russia and the modern world. 2009; 4 (65): 179–191. (In Russ.).

2. Buchich M. L. P. B. Struve: freedom and progress in Russia. Vestnik Nizhegorodskogo gosudarstvennogo universiteta im. N. I. Lobachevskogo. Seriia: Sotsial’nye nauki = Bulletin of the Nizhny Novgorod State University. N.I. Lobachevsky. Series: Social Sciences. 2004; 1: 111–116. (In Russ.).

3. Varpetyan A. Features of the cultural and economic development of Russia in the views of P. B. Struve. Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo tekhnicheskogo universiteta. Seriia: Nauki ob obshchestve i gumanitarnye nauki = Bulletin of the Tver State Technical University. Series: Social Sciences and Humanities. 2017; 1: 52–57. (In Russ.).

4. Gaidenko P. P. Under the sign of measure (liberal conservatism of P. B. Struve). Voprosy filosofii = Questions of Philosophy. 1992; 12: 54–64. (In Russ.).

5. Gnatyuk O. L. Struve as a social thinker. Saint Petersburg, 1998, 376 p. (In Russ.).6. Zhukova V. N. The ideas of liberal conservatism P. B. Struve. Politika, kul’tura, religiia, sotsializm =

Politics, Culture, Religion, Socialism. Moscow, 1997. P. 4–11. (In Russ.).7. Ippolitov L. M. Institutional theory of economics P. B. Struve. Ekonomicheskii zhurnal = Economic

Journal. 2008; 3 (13): 202–221. (In Russ.).8. Cantor V. K. Petr Struve: Great Russia or utopia that never became reality. Vestnik russkoi

khristianskoi gumanitarnoi akademii = Bulletin of the Russian Christian Humanitarian Academy. 2010; 4 (11): 161–178. (In Russ.).

9. Kolerov M. A., Plotnikov N. S. Creative path of P. B. Struve. Voprosy filosofii = Questions of Philosophy. 1992; 12: 89–95. (In Russ.).

10. Kutarenkova T. S. P. B. Struve – editor of the newspaper Vozrozhdenie. Vestnik Rossiiskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta. Seriia: Literaturovedenie, iazykoznanie, kul’turologiia = Bulletin of the Russian State Humanitarian University. Series: Literary criticism, linguistics, cultural studies. 2011; 6 (68): 76–85. (In Russ.).

11. Lenin V. I. Collected Works. Vol. 1. Moscow, 1953, 513 p. (In Russ.).12. Lobas E. V., Savchenko M. M. Foreign trade and customs policy in the concept of Russian

modernization P. B. Struve. Vestnik Moskovskogo gumanitarno-ekonomicheskogo instituta = Bulletin of the Moscow Humanitarian and Economic Institute. 2015; 4: 22–27. (In Russ.).

13. Marx K., Engels F. Compositions. Vol. 39. Moscow, 1966, 713 p. (In Russ.).14. Mrachkovskaya I. M. On the history of the Leninist stage in political economy. Moscow, 1987,

240 p. (In Russ.).15. Novikov A. I. The problem of the revival of Russia in the socio-philosophical concept of

P. B. Struve. Vozrozhdenie kul’tury Rossii: istoki i sovremennost’ = Revival of the culture of Russia: sources and modernity. Saint Petersburg, 1993, Vol. 1, P. 71–77. (In Russ.).



16. Rybina Z. V. Contribution of P. B. Struve to the development of the concept of socio-economic structure. Azimut nauchnykh issledovanii: ekonomika i upravlenie = Azimuth of Scientific Research: Economics and Management. 2016; 3 (5): 170–172. (In Russ.).

17. Sizemskaya I. N. P. B. Struve on the economic Europeanization of Russia. Filosofiia i kul’tura = Philosophy and Culture. 2013; 4 (64): 449–462. (In Russ.).

18. Struve P. B. Intelligentsia and the national economyю. Voprosy filosofii = Questions of philosophy. 1992; 12: 76–79. (In Russ.).

19. Struve P. B. Individualism and Socialism. Voprosy filosofii = Questions of philosophy. 1992; 12: 87–89. (In Russ.).

20. Struve P. B. Intelligentsia and revolution. Vekhi: Intelligentsiia v Rossii: Sbornik stat’ei = Milestones: Intelligentsia in Russia: Digest of articles. 1909–1910. Moscow, 1991, P. 136–152. (In Russ.).

21. Struve P. B. To the criticism of the main problems and provisions of political economy. Zhizn’ = Life. 1900; 3: 361–392. (In Russ.).

22. Struve P. B. Great Russia. From Reflections on the Problem of Russian Power. Voprosy filosofii = Questions of Philosophy. 1992; 12: 64–69. (In Russ.).

23. Struve P. B. Economy and price. Part 1. Moscow, 1913, 530 p. (In Russ.).24. Struve P. B. Results and the essence of the communist economy. Obraz budushchego v russkoi

sotsial’no-ekonomicheskoi mysli kontsa XIX – nachala XX veka. Izbrannye proizvedeniia = The image of the future in Russian socio-economic thought of the late 19th – early 20th centuries. Selected works. Moscow, 1994, P. 155–172. (In Russ.).

25. Struve P. B. Patriotica. Politics, culture, religion, socialism. Moscow, 1997, 527 p. (In Russ.).26. Usacheva Yu. S. Problems of nationalism and patriotism in the works of P. B. Struve. Vestnik

SPbGu. Seriia 2. = Bulletin of St. Petersburg State University. Series 2. 2011; 2: 72–78. (In Russ.).

27. Jianhua Zhang. Search for “The Milestone of Liberalism”: P. B. Struve’s Thoughts on the Russian Revolutio. Vestnik SPbGu. Seriia 2. = Bulletin of St. Petersburg State University. Series 2. 2007; 2: 78–84. (In Russ.).

28. Shukhov N. S. The political economy of socialism in the 20s. Moscow, 1991, 311 p. (In Russ.).29. Рiреs R. Stuve. Liberal on the Left. 1870–1905. Cambridge: Harward University Press, 1970, 429 p.30. Рiреs R. Struve. Liberal on the Right. 1905–1907. Cambridge: Harvard University Press, 1980, 526 p.


Сведения об автореСтожко Дмитрий Константинович – кандидат философских наук, доцент кафедры

истории и философии Уральского государственного экономического университета. Сфера научных интересов: экономическая история, философия хозяйства, история экономической мысли. Автор более 170 научных и учебно-методических публикаций. ORCID https://orcid.org/0000-0003-3186-877X.


about the authorDmitriy K. Stozhko – Candidate of Philosophy, Associate Professor, Department of History

and Philosophy, Ural State Economic University. Research interests: economic history, philosophy of economy, history of economic thought. The author has more than 170 scientific and educational publications. ORCID https://orcid.org/0000-0003-3186-877X.




Рецензируемая монография представляет интерес по двум основаниям. С одной стороны, она содержит обстоятельный анализ экономического поведения горожан в трудных условиях послевоенного времени, с другой – дает представление о способах, механизмах и результатив-ности его регулирования Советским государством. Нужно сказать, что автор добилась органич-ного сочетания в постановке и решении этих непростых задач. Но все же основное внимание в книге уделяется деятельности властных структур, которые стремились направить поведенче-ские практики городского населения в «нужное русло», привести их в соответствие с реализу-емой социально-экономической стратегией. Ключевая роль здесь отводилась регулированию трудовой занятости и доходов, установлению баланса между денежной и товарной массой, утверждению в общественном сознании представлений о самоценности трудовых усилий на благо «социалистического отечества». Для достижения своих целей государство использовало политико-идеологические, нормативно-правовые и административные средства и методы, до-полняемые мерами экономического стимулирования. Их практическое применение подробно рассматривается в отдельных разделах монографии. Ее основное содержание хорошо дополня-ют обширные приложения [4, c. 372–426]. Они сами по себе представляют большую научную значимость, поскольку содержат систематизированные данные об уровне материального благо-состояния населения и мерах государства по его «упорядочиванию».

Особо стоит отметить широкую источниковую базу исследования. Она включает как опу-бликованные, так и архивные комплексы документов, данные статистики, материалы средств массовой информации. Их вдумчивый анализ позволяет хорошо фундировать содержащиеся в монографии суждения и выводы. Автор прекрасно ориентируется в историографии пробле-мы и использует ее в наблюдениях. Правда, вызывает сожаление отсутствие хотя бы краткого обзора научного задела по теме. Думается, что это позволило бы лучше понять замысел про-веденного исследования и авторский вклад в изучение рассматриваемых процессов.

Есть еще одно принципиальное соображение. В монографии справедливо отмечается, что послевоенная социальная политика была производной от стратегических целей политиче-ского руководства. Однако здесь сразу возникает вопрос: чем они задавались? У автора есть на него ответ: необходимостью восстановления страны, понесшей огромные потери в ходе войны [4, c. 9–10]. Этим она в основном объясняет доминирование чрезвычайных мер в мо-билизации ее социального потенциала. Успехи в решении задач восстановления позволили, утверждает автор, на рубеже 1940–1950-х гг. ослабить мобилизационную составляющую в политике занятости, цен и доходов. В результате произошло определенное повышение уров-

РЕЦЕНЗИя на монографию Клинова М. А. Государственное регулирова-ние экономических стратегий городского на-селения РСФСР в первое послевоенное деся-тилетие. – Екатеринбург : Изд-во УМЦ УПИ,

2019. – 428 с. – iSBn 978-5-8295-0647-6

THe ReVieW on the Monograph Klinova M. a. State regulation of economic

strategies of the urban population of the RSFSR in the first postwar decade. ekaterinburg, 2019,

428 р. iSBn 978-5-8295-0647-6


THE REVIEW


ня материального благосостояния населения. Говорится, что курс на смягчение режима был продолжен в «хрущевский период», когда вообще «отказались» от мобилизационной модели социально-экономического регулирования [4, c. 368–370].

Полагаем, однако, что такая схема лишь отчасти отражает реальную взаимосвязь явле-ний и процессов. Действительно, достижение довоенного уровня промышленного производ-ства позволило в чем-то ограничить применение чрезвычайных мер. Но говорить о каких-то принципиальных изменениях в социальной политике вряд ли возможно. Дело было в реа-лизуемой стратегии развития страны. Задача восстановления занимала в ней подчиненное положение, а ее главной целью являлось наращивание военно-промышленной мощи [1, с. 48–114; 3, с. 99–145; 7, с. 239–260]. Сюда направлялись все силы и средства. Такая политика неизбежно оборачивалась систематическим урезанием расходов на социальную инфраструк-туру, «сжатием» потребительского спроса, доминированием внеэкономических методов в мотивации труда и т. д. Это происходило, несмотря на все декларации о планируемом «ро-сте материального благосостояния, здравоохранения и культурного уровня народа». Здесь по существу ничего не менялось. Принимавшиеся в этом направлении меры главным образом были рассчитаны на пропагандистский эффект. В лучшем случае они способствовали повы-шению жизненного уровня высокооплачиваемых слоев населения. Большинство же рабочих и служащих получали нищенскую зарплату, не имели нормального жилья, испытывали по-стоянную нехватку товаров первой необходимости.

Реальное повышение благосостояния горожан произошло лишь после смерти Сталина и утверждения нового экономического курса. По большому счету, это был вынужденный маневр, призванный снизить социальную напряженность в обществе и поднять авторитет послесталинского руководства. Из историографии хорошо известно, как реализовался пово-рот советской экономики в сторону большей социальной направленности [6, с. 152–176; 10, с. 92–124; 11, с. 154–178]. Добиться устойчивого улучшения материального положения на-селения не удалось, в том числе потому, что Н. С. Хрущев и его окружение не смогли предло-жить удовлетворительного решения проблемы «и пушки, и масло». Разумеется, объяснение, почему так произошло, уже выходит за рамки темы рецензируемой монографии.

Сказанное хорошо согласуется с ее конкретным содержанием. Большое внимание уделя-ется решению кадровой проблемы, прежде всего преодолению дефицита рабочих рук в про-мышленности. Для снижения ее остроты государство широко использовало мобилизации. В монографии детально рассматривается, как они осуществлялись на практике. Дается оценка результативности оргнабора, деятельности учебных заведений системы трудовых резервов, а также периодического сокращения штатов в непроизводственном секторе экономики [4, c. 16–90]. Основным источником пополнения персонала промышленности являлись сельские жители, демобилизованные военнослужащие и подрастающее поколение, которых государ-ство в «добровольно-принудительном» порядке направляло на промышленные предприятия, стройки и т. д. Это были внушительные по численности «контингенты», но их все равно не хватало для преодоления кадрового дефицита. Приходилось выбирать, запросы каких от-раслей удовлетворять в первую очередь. Здесь, как наглядно показывает автор, неоспори-мый приоритет имели тяжелая и оборонная промышленность [4, c. 362]. Частичное решение проблемы могло обеспечить сокращение текучести кадров. Для этого использовался широ-кий набор средств: от предоставления «отличившимся» работникам различных льгот мате-риального характера до применения административно-правовых санкций в отношении так называемых «летунов». «Борьба» с ними шла с «переменным успехом». Автор убедительно объясняет причины ее невысокой результативности. Сама жизнь побуждала людей к частой смене места работы в надежде хоть как-то улучшить бедственное материальное положение. Даже жесткий административный нажим не мог воспрепятствовать этому стремлению [4, c. 171–179].

Конечно, обеспечение «рабочей силой» промышленных предприятий являлось важным условием их успешной деятельности, но не гарантировало выполнения «спускаемых сверху» напряженных планов. Требовалось еще побудить людей много и интенсивно работать. Здесь все зависело от действенности используемой системы мотивации труда. В современной исто-риографии существует консенсус, что она включала методы материального стимулирования

РЕЦЕНЗИЯ


и морального поощрения, воспитания и принуждения, убеждения и насилия [2; 5; 8; 9]. Такой же точки зрения придерживается и автор. Она также разделяет мнение большинства иссле-дователей, что приоритет все же отдавался внеэкономическим мерам стимулирования тру-довой активности. Но ей удалось существенно расширить имеющиеся здесь представления. В частности, оригинальной является попытка реконструкции усилий власти по утверждению в общественном сознании «правильного» отношения к труду. Ключевая роль в этом отводи-лась актуализации в политическом дискурсе таких лексических форм, как «долг», «жертва», «экономия» [4, c. 89–99]. Они систематически повторялись в партийно-правительственных решениях, звучали с «высоких трибун», всячески пропагандировались в прессе. Одновре-менно вербальному «остракизму» подвергались как уголовно наказуемые экономические практики граждан, так и «нерадивое» отношение работников к исполнению своего долга, каким он виделся власти. Другими словами, делалось все, чтобы «труд на благо общества», воспринимался как «жизненная необходимость», даже если он не обеспечивал минимального удовлетворения материальных потребностей. Правда, не вполне понятна степень результа-тивности этих усилий. Хочется надеяться, что в будущем автор рецензируемой монографии специально вернется к этому вопросу.

Активная пропаганда установки на добровольное самоограничение потребительских за-просов в настоящем сопровождалась обещанием «зажиточной и культурной жизни» в не-далеком будущем [4 c. 193]. Залогом решения этой задачи объявлялась «политика партии и правительства». Утверждалось, что ее «генеральной линией» является «обеспечение мак-симального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребно-стей всего общества», а имеющиеся сегодня личные трудности носят временный характер. По мере восстановления «экономического могущества Родины», «роста и совершенствова-ния социалистического производства» они неизбежно уйдут в прошлое.

Однако практическая политика имела мало общего с такими широковещательными за-явлениями. Регулирование цен, тарифов, заработной платы, рынка потребительских товаров преследовало совершенно другие цели. Они были призваны обеспечить стабильно высокий уровень производственного накопления и военных расходов, переток «рабочей силы» в при-оритетные отрасли промышленности. Все другие нужды удовлетворялись в соответствии с «остаточным принципом». Иначе говоря, как справедливо отмечает автор, в рамках реализуе-мой модели экономического развития городское население выступало в качестве ресурса, а не самоценного объекта государственной политики [4, c. 370–371]. Наиболее последовательно такой курс осуществлялся в условиях карточного распределения продовольствия и промыш-ленных товаров повседневного спроса. Но и с переходом к «свободной торговле» здесь мало что изменилось. Только с рубежа 1940–1950 гг. в результате централизованного снижения цен на потребительские товары и услуги произошло определенное улучшение материального по-ложения городского населения. В выигрыше в первую очередь оказались его относительно высокодоходные слои, занятые либо в приоритетном производстве, либо находившиеся на достаточно высокой ступени социальной иерархии [4, c. 250]. Неслучайно в «хрущевский пе-риод», когда действительно озаботились материальным благосостоянием народа, отказались от ежегодного снижения цен, заменив его централизованным повышением тарифов и ставок низкооплачиваемым категориям работников.

Нужно сказать, что в современной историографии проблеме экономического неравенства в советскую эпоху уделяется мало внимания. Главная причина заключается в отсутствии ди-намических данных о распределении доходов среди различных социальных групп. Тем не менее автор попыталась установить зависимость доходов граждан от профессии, места ра-боты, квалификации, позиций в управленческой вертикали и т. д. [4, c. 254–276]. Даже при-водимые им отрывочные данные свидетельствуют о существенном разрыве в материальном достатке представителей привилегированных слоев и основной массы населения. По всей видимости, наблюдавшееся между ними неравенство в доходах только увеличивалось на про-тяжении всего периода «позднего сталинизма». Правда, такого однозначного вывода автор не делает. Но это отнюдь не умаляет научного значения приводимого в монографии фактическо-го материала и имеющихся обобщений. Есть все основания считать, что она займет достой-ное место в историографии позднесоветского общества.

THE REVIEW


Библиографический список1. Артемов Е. Т. Научно-техническая политика в советской модели позднеиндустриальной модерниза-

ции. – М. : РОССПЭН, 2006. – 256 с. 2. Артемов Е. Т. Организация работы и мотивация труда в советском атомном проекте // Russian studies

in history in the 21st century. Russica Pannonica. – Budapest, 2017. – P. 360–368.3. Данилов А. А., Пыжиков А. В. Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы. – М. :

РОССПЭН, 2001. – 304 с. 4. Клинова М. А. Государственное регулирование экономических стратегий городского населения

РСФСР в первое послевоенное десятилетие. – Екатеринбург : Изд-во УМЦ УПИ, 2019. – 428 с.5. Маркевич A. M., Соколов А. К. «Магнитка близ Садового кольца». Стимулы к работе на московском

заводе «Серп и Молот». 1883–2001. – М. : РОССПЭН, 2005. – 368 с. 6. Пыжиков А. В. Хрущевская «оттепель». – М. : ОЛМА-Пресс, 2002. – 509 с.7. Симонов Н. С. ВПК СССР: темпы экономического роста, структура, организация производства,

управление. – М. : Русский фонд содействия образованию и науке, 2015. – 504 с. 8. Соколов А. К. Принуждение к труду в советской промышленности и его кризис. Конец 1930-х – сере-

дина 1950-х годов // Экономическая история. Ежегодник. 2003. – М. : РОССПЭН, 2003. – С. 74–100. 9. Соколов А. К. Принуждение к труду в советской экономике. 1930-е – середина 1950-х гг. // ГУЛАГ:

Экономика принудительного труда. – М. : РОССПЭН, 2005. – С. 17–66.10. Ханин Г. И. Экономическая история Россия в новейшее время : в 2 т. Т. 1. – Новосибирск : Изд-во

НГТУ, 2008. – 515 с. 11. Шестаков В. А. Социально-экономическая политика советского государства в 50-е – середине 60-х

годов. – М. : Наука, 2006. – 293 с.

References1. Artemov E. T. Scientific and technical policy in the Soviet model of late industrial modernization. Moscow,

2006, 356 p. (In Russ.).2. Artemov E. T. Organization of work and motivation of labor in the Soviet atomic project Russian studies in

history in the 21st century. Russica Pannonican. Budapest, 2017: 360–368. (In Russ.).3. Danilov A. A., Pyzhikov A. V. The Birth of a superpower: the USSR in the first postwar years. Moscow,

2001, 304 p. (In Russ.).4. Klinova M. A. State regulation of economic strategies of the urban population of the RSFSR in the first

postwar decade. – Ekaterinburg, 2019, 428 р. (In Russ.).5. Markevich A. M., Sokolov A. K. “Magnitka near the Sadovoe ring”. Incentives to work at the Moscow plant

“Hammer and Sickle”. 1883–2001. Moscow, 2005, 368 p. (In Russ.).6. Pyzhikov A. V. Khrushchev’s “thaw”. Moscow, 2002, 509 p. (In Russ.).7. Simonov N. S. Military-industrial complex of the USSR: rates of economic growth, structure, organization

of production, management. Moscow, 2015, 504 p. (In Russ.).8. Sokolov A. K. Coercion to work in Soviet industry and its crisis. Late 1930s-mid-1950s. Ekonomicheskaya

istoriya. Ezhegodnik. 2003 = Economic history. Yearbook. 2003. Moscow, 2003: 74–100. (In Russ.).9. Sokolov A. K. Coercion to work in the Soviet economy. 1930s-mid-1950s. GULAG: Ekonomika

prinuditel’nogo truda = GULAG: Economics of forced labor. Moscow, 2005: 17–66. (In Russ.).10. Khanin G. I. Economic history of Russia in modern times : in 2 р. Р. 1. Novosibirsk, 2008, 515 p. (In Russ.).11. Shestakov V. A. Socio-economic policy of the Soviet state in the 50s-mid 60s. Moscow, 2006, 293 p.

(In Russ.).

Е. Т. Артемов,доктор исторических наук,

Институт истории и археологии УрО РАНEugeniy T. Artemov

Doctor of History,Institute of History and Archaeology,

Ural Вranch of the Russian Academy of Science

РЕЦЕНЗИЯ


УСЛОВИя И ПОРяДОК ПРИЕМА РУКОПИСЕЙ

Уважаемые коллеги!Редакция научного журнала «Экономическая история» (ISSN 2409630Х) принимает к рассмотрению

научные статьи, аналитические и библиографические обзоры, рецензии. Планируемые рубрики: • Методологический выбор в современных историко-экономических исследованиях.• Модернизационные парадигмы в экономической истории России.• Экономическая политика государства: история, современная практика, перспективы.• Индустриальное наследие России.• «Жизненная история» провинциального предпринимательства.• Аграрная история.1. Публикация статей бесплатная. Научные статьи принимаются в течение года и в случае положитель-

ных результатов независимой экспертизы включаются в очередной номер журнала в порядке поступления. Для повышения качества журнала все статьи, поступающие в редакцию, проверяются на плагиат.

2. В журнале публикуются статьи, отличающиеся высокой степенью научной новизны, теоретической и практической значимости. В статье должны быть изложены основные научные результаты исследования. Авторами их могут быть ученые, исследователи, докторанты, аспиранты, соискатели.

3. Требования к оформлению материалов:– УДК; – инициалы и фамилия автора; организация, город, страна, электронный адрес; – заголовок статьи; – аннотация (150–250 слов), должна включать актуальность темы исследования, постановку проблемы,

цели исследования, методы исследования, результаты и выводы;– ключевые слова (не более 15 слов и словосочетаний, отражающих специфику темы); – структура статьи. Статья должна быть структурирована в формате IMRAD (Introduction, Methods,

Results and Discussion): Введение (Introduction) включает актуальность темы исследования, обзор литературы по теме исследо-

вания, постановку проблемы исследования, формулирование цели и задачи исследования; Методы (Materials and Methods) описывают методы и схему наблюдений, позволяющие воспроизвести

их результаты, пользуясь текстом статьи. Описывают материалы и другие условия проведения наблюдений (это описание методики исследования и обоснование ее выбора);

Результаты (Results) представляют фактические результаты, полученные в ходе проведенных исследо-ваний (тест, графики, диаграммы, уравнения, фотографии, рисунки);

Обсуждение (Discussion) содержит интерпретацию полученных результатов исследования, их анализ и комментарии;

Заключение (Conclusion) содержит краткие итоги разделов статьи без повторения формулировок, при-веденных в них;

– текст статьи в объеме 10–15 страниц формата А4, включая рисунки, таблицы и графики. Текст оформ-ляется в редакторе Word для Windows в формате .rtf или .dоc; шрифт Times New Roman, кегль 14, одинарный интервал. Количество рисунков – не более 4. Подрисуночные подписи выполняются кеглем 12 на русском и английском языках. Отдельно представляются рисунки в формате .jpeg. Текст таблиц набирается кеглем 12 на русском и английском языках. Если рисунки и таблицы не авторские, на них обязательно должны быть ссылки;

– благодарности: автор выражает признательность коллегам за помощь; благодарность за финансовую поддержку исследования и т. д.;

– пристатейный библиографический список составляется в алфавитном пронумерованном порядке на русском и английском (транслитерирование) языках в соответствии с ГОСТ 7.0.9.2009 с указанием обя-зательных сведений библиографического описания. В тексте сноски оформляются в квадратных скобках;

– аффилиация авторов: Ф. И. О. полностью, ученая степень, звание, должность, область научных инте-ресов, количество научных публикаций, обязательно – ORCID (Open Researcher and Contributor ID – уни-кальный идентификатор ученых), контактная информация (на русском и английском языках).

4. Текст статьи представляется на бумажном и электронном носителях.Требования к файлам: 1) в качестве имени файла использовать фамилию первого автора на русском

языке (например, Иванов.doc); 2) имена файлов иллюстраций должны совпадать с их номерами в тексте (например, Рис. 1.jpeg).

5. Поступившие в редакцию материалы регистрируются, и в течение двух недель автору (авторам) вы-сылается подтверждение о получении статьи.

6. Статьи, не соответствующие условиям п. 3, не рассматриваются. 7. Возвращение рукописи автору на доработку не означает, что она принята к публикации. После по-

лучения доработанного текста рукопись вновь рассматривается редколлегией. Доработанный текст автор возвращает в редакцию вместе с первоначальным экземпляром статьи, а также ответами на все замечания. Датой поступления статьи считается день получения редакцией окончательного варианта статьи.

Редколлегия оставляет за собой право отбора статей для публикации.


COnDiTiOnS anD ORDeR OF aCCePTanCe OF ManuSCRiPTS

Dear colleagues!The editorial office of the scholarly journal «Russian Journal of Economic History» (ISSN 2409630Х) takes

into consideration the scientific articles, analytical and bibliographic overviews, reviews.The planned rubrics: • The methodological choice in contemporary historical and economic researches. • The modernization paradigms in the economic history of Russia.• State economic policy: history, the current practice and prospects. • Russian industrial heritage. • «Life Story» of the provincial entrepreneurship. • The Agrarian History. 1. Publication of articles is free. Scientific articles are accepted during a year and in case of positive results of

an independent expertise are included in the next issue of the journal in order of reception. To improve the quality of the journal all articles submitted to the editors are checked for plagiarism.

2. The journal publishes articles, exhibiting a high degree scientific originality, theoretical and practical significance. In the article should be presented the main results of the study. Their authors may be academic researchers, doctoral students, graduate students, applicants.

3. Requirements for the materials: – The classification indexes of the Universal Decimal Classification (UDC);– Initials and surname of an author;– The article title;– An annotation of an article, it should include the relevance of the research topic, problem statement, research

objectives, research methods, results and findings; – Keywords (no more than 15 words and phrases, they should reflect the specificity of the topic);– Structure of the article. The article should be structured in the IMRAD format (Introduction, Methods, Results

and Discussion):Introduction includes the relevance of the research topic, a review of the literature on the research topic, setting

up the research problem, formulating the goal and objectives of the study;Methods: the methods and the scheme of observations, allowing to reproduce their results using the text of

the article are observed. The materials and other conditions for conducting observations are described (this is a description of the research methodology and the rationale for its selection);

Results present the actual findings obtained during the conducted studies (test, graphs, diagrams, equations, photographs, drawings);

Discussion contains the interpretation of the obtained research results, their analysis and comments;Conclusion consists of a concise summary of the sections of the article without repeating the formulations given

in them;– Text of an article is of 10–15 pages of A4 format, including figures, tables and graphs. Text should be formatted

in Word for Windows format or RTF & DOC; Times New Roman font, font size 14, single interval. The number of drawings is not more than 4. Figure captions are performed the 12th a size in Russian and English. Drawings are represented separately in the .jpeg format. Tables are typed the 12th a size in Russian and English. If drawings and tables are not original they must be referenced necessarily;

– Acknowledgments: The author expresses gratitude to the colleagues for their help; Thanks for the financial support of the study, etc.;

– The bibliographic list is compiled in alphabetical order in Russian and in English (transliteration) languages in accordance with state standard 7.0.9.2009 with indication of the required information of the bibliographic description. In the text footnotes are made in square brackets;

– Affiliation of authors: full name, last name, academic degree, title, position, field of research interests, number of scientific publications, necessarily – ORCID (Open Researcher and Contributor ID), contact information (in Russian and English).

4. Text of the article is submitted on paper and electronic storage medium. The file requirements: 1. As the file name should be used the name of the first author in Russian (for example:

Ivanov.doc). 2. The file names of illustrations should coincide with their numbers in the text (for example: Drawing. 1.jpeg).

5. Received materials are registered and within two weeks the author (authors) is sent confirmation of receipt of the article.

6. Articles that do not meet the conditions of clause 3 are not considered.7. Returning of the manuscript to the author for revision does not mean that it is accepted for publication. After

receiving the revised text it shall be reviewed by the editorial board. The revised text of the author returns to the editorial office together with the original copy of the article, as well as responses to all comments. Date of receipt of the article is the day of getting by the editorial office of the final version of the article.

The Editorial Board reserves the right to select articles for publication.

ISSN 2409-630X (Print), научный журнал ISSN 2618-916X...

Documents

Transcript of ISSN 2409-630X (Print), научный журнал ISSN 2618-916X...